* * *
На том я издавна в глуши моей стою,
Что душу в непогоды дней оберегает,
Недуги разума со мной перемогает,
Чутьём угадывает истину свою.
На то мне Господом, наверно, и дана
В юдоли зримая тропа моя степная,
Чтоб жил затворником, порой припоминая,
Чем сердцу дороги былые времена.
Речною влагою, стекающей с весла,
С морскою пеною в пространстве закипело
Всё то, что встарь ещё о чём-то не допело,
Упало звёздами, чтоб сила возросла,
Всплеснуло крыльями, открыло слух мне вновь,
Дало дыхание свободное и зренье,
Земное чаянье, небесное горенье,
И речь воскресшую, и веру, и любовь.
* * *
К Соловьиному дню приближаясь –
К сердцевинному дню –
В зеркалах ваших смут отражаясь,
Никого не виню
В том, что, слишком легко забывая –
Обо мне ли, в глуши
Повествующем, тон задавая,
Не смущая души,
О таком, что ищите в запасе
Золотом у любви,
Что в небесной защите – и в часе,
Прозвучавшем в крови, –
Иль о том, что, спасением вея,
Станет явным теперь,
Где стоят на песке, бронзовея,
Изваянья потерь, –
Обретенья вы цените всё же
На распутье веков,
Ощущая прощанье до дрожи
Меж сухих лепестков.
* * *
Дерзость безрассудная в словах
(Ёмче и короче – буесловие);
Что-нибудь пожёстче, порисковее –
В байку о блаженных островах.
Живописью сельской на стекле
Станет ли просвечивать щемящее
Прошлое – зовущее, болящее,
Вещее, чуть-чуть навеселе?
В сумерках столетья, в темноте,
Станет ли заманчивей грядущее,
Где-нибудь кого-нибудь да ждущее,
Словно и сейчас на высоте?
Спешные кроятся рубежи
Ножницами ржавым, недобрыми;
С холодом, сгустившимся меж рёбрами,
Точатся бесшумные ножи.
Можно ли замалчивать, скажи,
Всё, что нам готовит настоящее –
Нищее, зловещее, сулящее
Стражей от межи и до межи?
Ниже ли опустятся стрижи,
Пляжи ли насупятся безлюдные? –
Нити равновесия подспудные
В пору полнолуния свяжи.
* * *
Меж пятой и шестой луной
Ищи ответ на этот грустный
Вопрос о власти безыскусной
Непраздной музыки ночной.
Там звуки рвутся сквозь распад,
В пространстве рея и витая, –
И слышат где-нибудь в Китае
В Тавриде кличущих цикад.
Над бездной времени звеня,
Из недр незрячих прорастая,
Они трепещут, обитая
На грани звёздного огня.
Они клокочут и хрипят,
Летучей плотью обрастая,
Приют незримый обретая
В садах, где сызнова не спят.
И всем, чем грезишь, дорожа,
Всей кожей чувствуешь слиянье
С волшбой крамольной расстоянья
От рубежа до рубежа.
И вслед за мукою сплошной
Куда-то в самое сиянье
Меня ведут воспоминанья
Тропою хрусткою степной.
* * *
Антифон киммерийский: стихающий хор
Разделился – то море поёт упоённо,
То уже огибающий пряные склоны
Южный ветер, с разбухших стекающий гор.
С тополиной листвой, что во мгле прижилась,
В сердцевину затишья легко проникая,
Ты стоишь и стоишь, ко всему привыкая,
Для чего эта песня лилась и лилась.
Не впервой тебе знать, что не будет потом
Ни вниманья, ни отзыва, – экое дело
Эта песня, что выстоять в мире хотела, –
Для кого-то, кто выжил на месте пустом!
Не впервой тебе помнить, что нечего ждать
Состраданья – куда оно вдруг задевалось? –
Что-то вроде намёка ещё оставалось,
Но теперь и подобья не тщись увидать.
Ничего, ничего, – может, вместе с дождём
Ты ещё обретёшь это кровное право
На такие деньки, где погодка на славу, –
А к тому, что приблизит их, сами придём.
* * *
Зеркальность, явственность – двойного бытия?
Мгновенья каждого? – сомнению в угоду
Уходит день – растерянно, как в воду
Закатный отсвет, – Бог ему судья! –
Восходит свет из тёмного нутра
Не то пространства, спавшего доселе,
Не то извне, из глуби, из купели,
Плеснувшей вкось горстями серебра, –
И всю-то ночь качается вдали
Не то небес мерцание сквозное,
Не то, на грани холода и зноя,
Видение несносное земли.
* * *
Это будет исторгнуто вдруг
Из вселенского чрева,
Чтобы Ангелы, вставшие в круг
Возле старого древа,
Помогли разобраться опять
В том, что проще простого,
Что ведёт – или вглубь, или вспять –
Вроде чувства шестого.
Это будет постигнуто вмиг
Всем, что свету раскрыто,
Чтобы взгляд к нему сразу приник
Там, где почва разрыта,
Чтобы слух к нему сразу припал,
Что-то важное слыша
Там, где ветер листву растрепал,
Навеваемый свыше.
* * *
Выжженная гряда
Взгляд в никуда ведёт –
Кажется, навсегда
Что-то от нас уйдёт.
Не торопись, постой!
Не ущемляй души –
Там, за горой Святой,
Сам для себя реши –
Что тебя мучит вновь?
Что продлевает въявь
Веру, а с ней – любовь?
То-то её и славь!
То-то надежда днесь
Рядом с тобой везде,
Где истомишься весь,
Чтобы взойти звезде.
* * *
Двор травою сорной зарос,
Протекла из крана вода,
Словно прошлых не было гроз
Или вдруг ушли навсегда.
Что же там, поодаль, взошло
На дрожжах жары в тишине,
Чтобы вкось блеснуло стекло
И сползала тень по стене?
Кто же здесь, поблизости, ждал –
Непонятно, впрочем, кого –
Словно что-то впрямь увидал,
Что касалось только его?
Не казалось это отнюдь,
Приходило разом само,
Чтобы рядом взять да уснуть,
Проскользнуть строкою в письмо.
Не молчи – постой, погоди,
Научи стоять на холме,
Поднимай и дальше веди
В кутерьме земной, в полутьме.
Я и сам пойму, что к чему –
Но иду на зов, ибо в нём
Что-то есть, что мне одному
Помогло бы ладить с огнём.
* * *
И там, где ожидала тишина
Кого-нибудь, кто проще и добрее
Живущих здесь, кто смотрит, не старея,
Туда, где высь уже напряжена,
Где даль куда-то вроде бы ушла,
Но вскоре непременно возвратится,
Где глубь молчит, чтоб речью не светиться
Меж призраками слова и числа,
Где боль, неумолима и легка,
С тобою – и как будто бы за гранью,
За всем, что нас вело к самосгоранью,
Стоишь – и грусть, как верность, велика.
* * *
Стрибожьи внуки вместе собрались,
В сентябрьском небе водят хороводы –
А нас всё мучит бремя несвободы,
Как бы в любви к свободе ни клялись.
Травою сорной торная тропа
В дремоте вязкой глухо зарастает,
А нас – тьма тем, и всяк, увы, считает,
Что на утраты смута не скупа.
Скопилось в сердце что-то, от чего
И тошно нам, и горестно бывает,
Но мир велик – и каждый не скрывает
Всё то, что вдруг затронуло его.
Поводырей бы встретить на пути,
Чтоб как-нибудь свести концы с концами,
Чтоб всех, кто стали зрячими слепцами,
С рассветом через ров перевести.
* * *
Он опять гуляет на приволье,
Жухлых крон приятель, ветерок,
Чтоб с морскою вкрадчивою солью
Лист хрустящий падал на порог.
И торчит – ни пава, ни ворона –
У дорог осенних на виду
Чья-то грусть, надевшая корону,
До поры лежавшую в саду.
Что за осень! – света, что ли, мало?
Нет, его хоть на зиму бери,
Чтоб метель спросонок не измяла
Чей-то взгляд, пригревшийся внутри.
Чей-то вздох поодаль раздаётся,
Чей-то смех стихает за холмом –
И друзьям на память остаётся
Только сон с просроченным письмом.
* * *
Отряхнуться, забыв огорченья,
Встрепенуться, как птицы с утра,
Чуя волю – а с ней и влеченье
К той, с кем встретиться нынче пора.
Будет взгляд разбиваться с размаху
О решётку на тёмном окне,
Будет столькое отдано страху
И осознано позже вполне.
Будет слух уповать на темноты,
На подспудный, довлеющий лад,
Будет в звёздах расплёснуто что-то,
Чтоб тропою брести наугад.
Будет всюду такое открыто,
Что для прочих закрыто давно,
Чтоб небесная крепла защита,
Да и ты с ней мужал заодно.
* * *
Где песня твоя, скажи?
Покуда луна в зените,
Узлами наитья нити
Чутья с житием свяжи.
Бросаясь в глаза, как встарь,
Пускай они в небе вьются,
С моим забытьём сольются,
Пробьются порой сквозь хмарь.
Вслепую ли ты сомкнёшь
Литые разлуки зверья?
Утраченные мгновенья
Шутя ли теперь вернёшь?
Так, значит, ещё кружи
Над глушью своей, над блажью,
Прозрев сквозь чужбину вражью
Блаженные рубежи.
* * *
Золотая ладонь у луны –
От щедрот её всюду
Пустота, чтоб не чуять вины
Беспокойному люду.
Столько было жары в сентябре,
Что излишками, право,
Прокормилась бы, встав на заре,
В одночасье держава.
Поднялись бы когда-нибудь мы,
Благо всем уже тошно, –
Только шаг, только миг до зимы,
Удержать невозможно.
Уберечь невозможно, пойми,
Как и, впрочем, решиться –
Нет, не ляжем в тумане костьми,
Всё должно совершиться.
Всё должно разрешиться, скажи,
Чем-то брезжущим ныне –
Может, свяжем ещё рубежи,
Раз легки на помине?
Всё должно завершиться вдали,
Всё сбывается, помни,
Если нас одолеть не могли
Небывалые полдни.
* * *
Уже ржавеющей листвы
Цветные символы ероша,
Проходит ветер, – так и вы
По грани молви и молвы
Пройдёте в блеске синевы, –
А там позёмка да пороша
Засыплют, в сумерках шурша,
Вчерашний рай, где было мало
Чего-то вам – но где, бывало,
Как встарь на вас ни уповала,
На гребне бреда и развала
Внимала времени душа.
* * *
Малейшим отзвукам послушные начала,
Ростки в тени
С душою связаны, чтоб разом прозвучала
В такие дни
Не просто музыка, но что-то, чьё движенье
Среди светил
Зовёт, и властвует, и жаждет продолженья,
Чтоб всех простил,
Чтоб всем, кого ещё не встретил, не увидел,
Сказал о том,
Что жил отшельником, но сроду не обидел
Входящих в дом,
Что есть любовь ещё на свете этом странном –
И в тишине
Её присутствием поддержан осиянным,
Ей рад вдвойне.
* * *
Восприятья ли смято лицо,
Лихолетья ли скрыта личина,
Благодатью ли стала кручина –
Поднимись на крыльцо,
Поднимись на крыльцо и взгляни
В эту глубь роковую,
Где бредут вкруговую
Все, кто сны населяли и дни,
Все, кто пели когда-то о том,
Что свеча не сгорала,
Все, кто жили как в гуще аврала
С огоньком и гуртом,
Все, кто были когда-то людьми,
Но легендами стали,
Чтоб сквозь век прорастали
Их слова, – всех, как есть, их прими,
Всех, как есть, их пойми,
Несуразных, прекрасных,
Ясный свет для потомков пристрастных
Из ладоней их молча возьми.
* * *
Край небес, как ладонь, разжат,
Где-то сгусток тепла кроится, –
И деревья к тебе спешат
Отовсюду, где свет струится.
Оторвать их от почвы вдруг
Невозможно – поди попробуй! –
Но толпятся они вокруг
Всею плещущею чащобой.
Строят вьющиеся мосты,
Восторгаются, оземь бьются,
Перед Богом всегда чисты, –
Так и в памяти остаются.
Стянут лоб твой когда-нибудь
Исцеляющею тесьмою,
Провожая пернатых в путь
Перед каверзною зимою.
* * *
Ах, шагнуть бы нынче с крыльца –
За щекой подушечка мятная,
За спиной подкладочка ватная
Перешитого пальтеца –
Словно в детстве, в самую глубь
Октября, в оскомину самую,
В синеву и зелень упрямую,
Что желтеет, как ни голубь.
Не шуршит в песочных часах,
Точно змейка, струйка бедовая,
Не хрустит дорожка садовая
Той листвой, что вся в небесах.
В голосах, звучащих окрест,
Хрипотца да кашель с одышкою,
Да и свет утащат под мышкою,
Только птицы снимутся с мест.
Не старей, живая душа,
Не горюй, – ведь всё перемелется –
То-то ветви по ветру стелются,
И юдоль твоя хороша.
Не робей, оставь на потом
Что-нибудь, хотя бы струение
Холодка сквозь все наслоения
Серебра в окне золотом.
* * *
Аккордеон пятидесятых,
Пигмалион!
Фантомов лысых и усатых
Синедрион
С портретов, слишком уж обильных,
Глядит сквозь даль,
Где не отыщешь в семимильных
Твою печаль.
В порыве радости и злости,
С огнём в груди,
Меха раскинет дядя Костя –
Не подведи! –
И вот мелодия вскипает,
Ступает вброд, –
И сквозь тельняшку проступает
Солёный пот.
Хамелеон пятидесятых,
Аккордеон!
Созвать ли нас, всех вместе взятых?
Нас – легион!
Ещё обугленный войною,
Как на арго,
То выдаст что-нибудь родное,
А то – танго.
На грани замершего вздоха
В который раз
Иродиадою эпоха
Пускалась в пляс –
И всё сбывается, тревожа
Уже всерьёз –
Не трогай клавиши! – ну что же,
Не надо слёз.
* * *
До звезды в осенней пустоте,
До зимы – и там, на высоте,
До лица, забытого в закате,
В золотом, темнеющем окне,
В холодке, понятном не вполне,
В зеркалах, тускнеющих некстати,
До воды, застывшей на виду,
На ветру – и там, как на беду,
Сквозь туман до сумрака густого,
Где гореть свече моей пора,
Где звучать привыкнут вечера
Отголоском имени простого.
© Владимир Алейников, 2018 – 2020.
© 45-я параллель, 2021.