Юрий
Вайсман

* * *

В.К.

Апрель отмерил половину

И прожит год на четвертак,

Как здорово что друг старинный

Заходит в гости просто так.

Нарезать хлеб, пройти во двор,

Усевшись за столом под дубом,

Вести неспешный разговор

На языке простом и грубом.

И рассуждать про Пентагон,

Про Скрипалей и про улики,

И пить душистый самогон,

Настоянный на базилике.

Поговорить о планах НАТО,

С кем нам дружить и воевать,

И почему плоды граната

Не успевают вызревать.

И что Балканские славяне

Опять, похоже – в западне,

И хорошо б достроить баню,

Хотя бы к будущей весне.

И в завершенье разговора,

По маленькой на посошок,

И у калитки, вдоль забора

Иерусалимский артишок.

* * *

Блеклый свет фонаря

Над дырявым зонтом.

Пережить, переждать

И остаться в живых,

И поведать о том,

Как в бреду Сентября

Бьют ладони дождя

По щекам мостовых.

* * *

В Базилике блуждают блики,

Изречено святым отцом:

От василька до базилика

Мы все равны перед Творцом.

И окрыляет, и тревожит

Простое это тождество,

Ведь где то глубоко, под кожей

Во мне – подобие Его!

И эта малая крупица

Меня пытается спасти,

А я пытаюсь откупиться

Банальным: Господи – прости.

Как пронести свой крест нательный,

Не зацепив за бахрому?!

Ведь жизнь хрупка, ведь жизнь – смертельна

По назначенью своему.

Где дух святой? Где дух мятежный?

Где свет, а где небытие?

Не так пугает неизбежность,

Как ожидание её.

Где тот, кто вертит этот вертел,

Решает – кто ему нужней!

Пытаясь убежать от смерти,

Мы слепо следуем за ней...

В Базилике блуждают блики,

И лик распятого Христа,

И мир спасает красота,

И мы пред ней – равновелики.

* * *

В крике матери, с первым криком,

Звёздным эхом в земном эфире –

Чудом трепетным, чудом диким

Мы рождаемся в этом мире.

Вырастаем, и со слезами –

От кроватки до табуретки,

Пьём ромашковыми глазами

Унавoженный опыт предков.

Вырастаем. От детских криков

До скандалов пустых и пьяных,

Вырастаем, – странная дикость

Переходит в дикую странность.

А по улицам бродит лихо,

В каждом доме – чужая стая,

В каждой стае – неразбериха…

Вырождаемся. Вырастаем.

* * *

В тёплой вязкости влажной ваты

Сквозь распахнутость окон – настежь

Вспышкой огненно-розоватой

Накопившейся за день страсти,     

Неуёмной, слепой лавиной,

Опрокинутой набок чашей,

Перерезанной пуповиной,

Всем безумством желаний наших –

Хлынул дождь!

* * *

Душой не запасёшься впрок,

Поэзия – сестра побега!

Глаза, отвыкшие от снега,

Забила пыль чужих дорог.

Я здесь – за три материка,

За полвитка земного шара,

Где сны, как отблески пожара,

Не отгоревшего пока.

Где вырывается тоска,

Как погорелец к пепелищу,

Где не находит то, что ищет,

Её дрожащая рука.

Я здесь и к вам, издалека

Мой голос плачет и смеётся,

Я здесь, на самом дне колодца,

Считаю в небе облака.

Я здесь – я в глубине листа,

Я пью вино и корчу рожи

Тому, кто кажется моложе

Моих, без малого, полста.

Я здесь… На шпилях петухи,

И слякоть, и огни вокзала,

И зал, и я иду из зала

На сцену, к вам – читать стихи...

* * *

Задует свечи лунный свет

Устало, буднично, неброско,

И звёзды в зыбкой синеве

Застынут капельками воска.

И все забудутся во сне,

Кто грешен был и кто безгрешен,

И небеса осыпят снег,

Как запоздалый цвет черешен.

* * *

Кого просить о пощаде

На небе или в груди?

Несчастье крадётся сзади,

Хотя оно впереди.

Мы долго играли в прятки.

Петляя. Меняя масть.

В начале пути – с оглядкой,

В конце – уже не таясь.

Какая была погоня!

Огонь заслонял огонь...

В прекраснейшей из агоний

Металась моя ладонь.

Скользя по ступеням шатким,

И падая, и крича...

Мы долго играли в прятки,

Но вот оно – у плеча.

И бестолку душу прятать,

И прятаться, и кружить.

Смешное слово – расплата.

Расплата – как способ жить!

А был у судьбы украден

Всего-то – затёртый грош...

Кого просить о пощаде

Когда пощады не ждёшь.

* * *

Кто придумал, что осень – грусть,

Тот был просто обманут грустью.

Ты проснёшься – я улыбнусь,

И сентябрь глаза опустит.

На окошко набросит дождь,

Прикрывая чужую радость,

Он и сам испытает дрожь

Каждой клеточкой листопада.

И как юноша покраснев

От смущенья и от рассвета,

Приревнует тебя ко мне,

А потом нас обоих к лету.

Ты воскликнешь: «Какой смешной! –

И с улыбкой добавишь: – Милый,

Ты не помнишь, как я весной

По причудам твоим грустила?»

Кто скучает о лете, пусть

Плачет в колкую зелень сосен!

Кто придумал, что осень – грусть?

Кто так глупо обидел осень...

* * *

Мгновение – и осень далека,

Сопротивляться незачем и нечем.

Пусть не зима, а лишь её предтеча,

Не сам Господь, но всё ж его рука.

Мгновение – и мы обречены

Дышать на пальцы и писать на стёклах.

И зябнут тополя. И мир застёгнут

До подбородка, то есть до весны.

* * *

Месяц был молод,

Страсть разгоралась,

Чёрная страсть.

Желчь цвета золота

По пьедесталам

Всласть пролилась.

Пыль по обочинам –

Розовой пеной,

Накипью зла.

Тайны пророчества

Вздулись, как вены,

В завязь узла.

Кровь заиграла,

Жемчуг с престолов

Сыпался в грязь!

Месяц был молод,

Страсть разгоралась,

Чёрная страсть.

* * *

Мне нравится тебя смотреть,

Глазами чувствуя как кожей –

Взгляд отвести, что умереть,

Промолвить слово – уничтожить!

Затягивает глубина,

И нету омута бездонней

Чем тот в который сносит нас

Весенним паводком ладоней.

Tак бесконечно далека

Зима,

Лишь мы, лишь губы эти,-

Два распустившихся цветка

В одном соцветии.

В них шум проснувшейся реки,

В них отзвук отшумевшей вьюги

Переплелись – как лепестки,

Узнавшие себя друг в друге.

Природа звуками полна.

Под какофонию капели,

Вздыхает юная Весна

Над акварелями Апреля.

Ей тоже нравится смотреть

Как лепестки скользят по коже…

Взгляд отвести – что умереть!

Промолвить слово – уничтожить!

Настроение...

Когда кончается успех,

Когда потеряна удача,

И всё не так, и даже смех

Не отличается от плача.

Когда у дьявола каприз,

Когда душа насквозь промокла,

Когда стекают на карниз

Дождём оплавленные стёкла.

Когда от пустоты мутит,

Когда в любовницах расплата!

Когда так хочется уйти,

Без зонтика и без возврата.

* * *

Не верь словам – слова пусты,

В них слишком много многоточий...

И даже в тех, что шепчут ночью,

И даже в тех, что шепчешь ты.

Не верь словам – слова пусты.

Не верь словам – слова глухи,

Бескрылый взмах, пустые звуки.

Но разве могут лгать нам руки,

Но разве могут лгать стихи!

Не верь словам – слова глухи.

Взгляни в глаза – не нужно слов,

Как и для снов не нужно света!

Терзаясь в поисках ответа,

И злясь, и отвечая злом,-

Взгляни в глаза. Не нужно слов.

* * *

Октябрь откровеннее Марта:

Презрение к cмерти,

Краплёные карты

На мокрых мольбертах

Монмартра.

* * *

Октябрь. Закрыты кавычки,

Расставлены точки.

Дурацкая эта привычка –

Страдать в одиночку.

* * *

Отшумев, растаяла в тумане

Буря, бушевавшая в стакане,

И душа по-прежнему чиста,

Трепетно внимающая звуку,

Как рука, сжимающая руку,

Как к устам прижатые уста.

Мы всё ищем зыбкую свободу,

Всё мутим измученную воду,

Но за штормом вновь приходит штиль,

Оставляя после урагана

Муть на самом донышке стакана

И в карманах ветер, соль и пыль.

* * *

Плюс один на дворе. Плюс один на душе.

День хандрою размыт, день, как дьявол, капризен.

И закапан слезами крахмальный манжет,

И расстроенный снег на оконном карнизе.

Древний город в ночи молчалив и угрюм,

В золочёном окладе – бездонная слякоть…

Что-то в мире разладилось, коль Декабрю

Ничего не осталось, как плакать и плакать.

По-весеннему льёт день и ночь напролёт.

Кто ответит за всё? Кто всё это осушит?

Но... затянута пауза, и гололёд

Успокоит деревья, дороги и души.

На арене слепая покорность судьбе,

Позабыта безумная сладость побега!

Просто мы разуверились верить себе,

Просто мы отвыкаем от белого снега.

* * *

Поэт, опередивший время,

Любимец женщин и зверей

Зачем свои стихи как семя

Ты проливаешь у дверей?

Не в том ли истины основа,

Не в том ли истинность пути,-

Чтоб оторваться от земного

И до земного донести?!

Так древний грек терял рассудок,

Молясь тому что сотворил.

Предназначение сосуда,-

В заполненности изнутри.

И Посейдон, что правит волны,

И Зевс, в чьих пальцах бытие

Всё делают чтоб ты исполнил

Предназначение своe.

Так сбрось ненужную обузу,

И улыбаясь, и любя,

Творцом войди в покои Музы,

Давно желающей тебя!

* * *

Светает. Улицы пусты,

Кленовый лист в канале тонет,

И разведённые мосты,

Как разведённые ладони.

* * *

Серый дым уходит к небу,

Где я не был

И не буду.

Всё запомню!

Всё забуду!

Серый дым уходит к небу.

Растворившись по туману,

Не обманут,

Не потерян,

Он далёкий ищет берег,

Растворившись по туману.

Берег дальний, берег сказки,

Неизведанное чудо!

Я искал его повсюду –

Дальний берег,

Берег сказки…

Серый дым уходит к небу,

К неизведанному чуду...

Всё запомню!

Всё забуду!

Серый дым уходит к небу,

Где я не был и не буду.

* * *

Сорванные нервы,

Взорванные хаты, –

Если б сорок первый

Сразу в сорок пятый.

Вдовые невесты,

Брошенные флаги, –

Если бы от Бреста

Сразу до Рейхстага.

Если бы на сердце

Ставили заплаты!

Если б сорок первый

Сразу в сорок пятый.

* * *

Фонари застывшим светом

Лезут в душу снегопада.

Над заснеженным портретом –

Позабытая лампада.

Позабыта, словно милость,

Словно отзвук. Словно эхо.

Словно что-нибудь случилось.

Словно кто-нибудь уехал...

* * *

Я думал на исходе дня

О древних мудрецах Востока,

Чей разум силился понять

Тригонометрию истока.

Казалось бы – какой резон,

Ловя зрачком размытый контур

Упрямо плыть на горизонт,

Не приближаясь к горизонту?

Туда где небо и земля

Сливаются как дух и тело

В ось абсолютного нуля,

Натянутую до предела.