Все стихи Владимира Негинского
Апрель
Ну вот,
Как будто бы щелчком
Двух пальцев,
Сжатой силой
Над горизонтом брошен ком
Не солнца, а ярила.
Как будто бы сорвался пёс
И бросился в набег,
Не понарошку, а всерьёз,
На землю и на снег.
Вгрызался он –
Не убежишь,
И хватка точно волчья,
И грохотали прямо с крыш,
Летели снега клочья.
И пожирал он зимний прах,
Дышала жаром глотка,
И ждали жадной на клыках
Сугробы смерти кротко.
В тени захоронился лёд,
Сложив светилу кукиш,
И кобелей собачий взвод
Гонял по лужам суку.
Зарёванной земля была,
Неистовым апрель,
И пена псиная текла –
Мне говорят – капель.
Без линий
Наверно
гадают все попрошайки здорово,
особенно если
слетаются в стаи весёлые.
И я на ладони свои
из птичьего вороха
однажды гадать заманил
белого голубя.
Ему я в ладонях
показывал линии прошлого,
надеясь заветное что-то
о будущем вызнать.
А голубь клевал это прошлое
с хлебными крошками
и понемножку с ладоней
выклевал линии жизни.
И вот я сейчас
просто пытаюсь быть,
пробую быть
вопреки ворожбе голубиной.
Можно ведь
даже без прошлого жить
и даже без будущего,
и даже –
без линий.
Песня на стихи: www.youtube.com/watch?v=mK8zsscr9Go
Вертикаль
Запели в марте вдруг
Метели,
Завыли в трубах,
И слепя
В горизонтали, параллели
Вихрилась
Снежная крупа.
Колючей толчеи штрихами
Морозная покрылась даль,
И рисовалась лишь стихами
К земле
От неба вертикаль.
Её изгибов пастой синей
Слагались ночью
Завитки,
И выводил на окнах иней
Извивы вен
С моей руки.
И вьюга вертикаль читала
За тканью
Ледяных гравюр,
И сердце выжато качало
Из неба
Чёрную лазурь.
Выстрел
«Д-дах! А-ах!» – далеко где-то,
где горизонт добела выстиран
кронами сосен,
в жаркое лето
выпорхнул выстрел.
Ой, да не в лето!
Конечно, не в лето!
Вылетел выстрел, верно, в кого-то.
Видимо, грозное аханье – это
чья-то охота…
Дрогнуло сердце –
самая малость,
самое чудо в охотничьей власти:
выстрелу, может быть, свойственна жалость –
сразу же – насмерть…
А может быть, выстрел
жив только в движеньи,
только мила ему даль без препятствий –
мчался безудержно мимо мишени,
ахая,
в странствие…
Солнце давило кандальною ленью,
потом сочилось в подмышечной темени.
И небо испуганно жалось к коленям,
васильковым теменем.
И лето плакало в сочном раю
разнотравья бешеного,
в луговине.
И с кожи сдирал я
то ли кровь свою,
то ли кровь комариную.
И снег, и ботинки, и я
А ветер крутил и крутил,
В лицо меня бил без вины,
И, видимо,
Напрочь забыл,
Что март –
Всё же месяц весны.
И снова позёмкой пороша,
И снова вихрящийся вал,
И снег, угодив под подошвы
Ботинок,
Скрипел и вздыхал.
Как я,
Он кряхтел недовольно
На заверти злой кутерьму.
Ох, как надоели рифлёные,
Наверно, подошвы ему!
Ох, как же устали от зимнего,
Промёрзшего бытия
И в целое слились,
В единое
И снег, и ботинки, и я.
И в этой единости шаткой,
Осталось, как мне,
Снегу чаять:
Обняться б с подошвою гладкой,
Согреться
И таять, и таять.
Осточертев от зноя дряблого
Осточертев от зноя дряблого,
а может быть всему назло,
в зените солнце, словно яблоко,
сорвал я на спор,
на слабо.
Его хотел сначала выбросить,
как сор успешного пари,
но позже, вдруг,
решил я выяснить,
а что там в солнце,
что внутри?
И я сжимал,
давил светило,
над головою в кулаке,
и оно соком исходило
нещадно в поднятой руке.
И прожигал в глазной сетчатке
прорехи выдавленный сок.
И билось огненной свинчаткой
мне солнце
в кровяной висок...
В садах зенита всё расслаблено,
в томленье полдня –
спать да спать...
Нельзя плоды с небесных яблонь
с бравадою назло срывать.
Нельзя лишать планету лени
от зноя наливной звезды
и отдавать осточертенью
собой правления бразды...
А к ночи...
солнце гравитацией
отжато было в жгучий жмых.
Я после долго дул на пальцы
и слизывал светило с них.
Роща грустная
За дорогу,
на край выпаса
перебралась роща грустная.
Из венков прощальных выросли
деревца родные, русские.
Деревца восьмиконечные,
распахнувшиеся кроны.
У меня с крестин нательное
семечко такой же формы.
Оно тоже
(сердце грезит)
в час, однажды напророченный,
прорастёт с «Христос Воскресе!»
в грустной роще…
у обочины…
Этим годом
все ничейные
роща пустоши окучила –
семена восьмиконечные,
знать,
особенно летучие.