Прохожий в марте
Итак, проснуться – ночь как ночь, –
Вода застыла ключевая, –
Журчит, к чему-то напевая,
Всё то, что можно превозмочь.
Итак, проснуться – без утех,
Итак, заплещется, потянет
Всё то, что слов не стоит всех,
А стоит – большего не станет.
Итак, проснуться – просто встать, –
Пойдут кириллицу читать
Неторопливо половицы, –
Наверх свистать не полениться.
Уже от марта к ноябрю
Пора пуститься кораблю,
Перекреститься – дай-то Боже,
Всё будет чинно и похоже,
Не схоже с ним, – негоже нам
Вовсю глазеть по сторонам –
Кроится кровли каравелла,
Курится разума дымок,
И сразу набело пробелы
Не подойдут для корабела,
И в горле радует комок.
Ничем не выданное сразу,
Плескалось то вокруг меня,
Чему азы – соринка глазу,
Что проживёт внутри огня,
Что звон призыва завершает,
Свои поступки совершает
И позывные раздаёт,
Где гнёт гниёт и гнев зовёт
Над миром, мнимо отоваренным.
Нет, нет, – я прав, я уношусь
В пространстве, попросту подаренном,
С которым больше не прощусь.
Прищепки стынут во дворе,
В пылу оттачивают бритвы,
Вовсю участвуют в игре,
Для битвы выберут молитвы,
Ботву крутую соберут
По огородам бесконечным –
Смирился труд, сломался прут,
А был и гибким и беспечным, –
На бородавке старика
Начнут гадать наверняка,
Иглою гнущейся проколют –
И проклят чёрный их обман,
И никого не успокоит,
Что руки спрятаны в карман,
Что на распутье сухожилий
И кровь свежей, и жилы лживей,
И можно, веки опустив,
Езды насвистывать мотив,
И скулы, сведены улыбкой,
Сверкают съеденною рыбкой,
Где точат точно, как расчёт,
Что в даль влечёт и вдоль течёт,
Что их, отвергнутых, пугает
И в колдовстве не помогает.
Ну, я пойду – и я пришёл –
А ночь притягивает мягко,
То мятой манит между смол,
А то в саду пустует лавка, –
Ну, я пришёл – и я иду,
И тайне, вымечтанной явно,
Остаться сторожем в саду
Уже не строгим – то-то славно.
А что-то вымучено здесь
И шёлком звёздным не покрыто,
Почти настолько позабыто,
Что остаётся шёпот весь, –
Сведи, неистово качаясь,
Туда, где сбудется, случаясь,
Что утром видишь из окна –
Его оскомина темна.
Как осень движется свободно,
Что увлекается вольготно
И флейте хрипло посулив,
Как шлейф, отдать разливы ив,
Как штоф налить и выпить махом
В махровом выборе цветов,
Небрежном прииске со страхом,
Прибрежном поиске плотов.
Как шмель гудит в заливе майском –
И прозорливостью на миг
Пусть нас порадуют из книг
Бородачи в обличье райском, –
Ворсинки, пестики, стручки, –
Ворчи! – потеряны очки
И ничего не приближают
Того, что ждут да провожают.
Как будто знал того, кто звал,
Кто знал, кто звал, не доверял
Минуте верности свободной –
Такое сделаю сегодня
Тому, кто столько потерял,
Кто спохватился – так-то, сводня! –
И в белом плащике забот
Пусть всё идёт наоборот.
И так-то жилки ощущаем,
И так вот жизнью просвещаем –
Она позирует неловко,
Вся в первом ропоте светил,
А я тебя не просветил, –
Витийство, Божия коровка,
Лукошко ветру добывать,
Оплошность кошкой под кровать.
Затем ненужное излишне,
Что освещать не нужно вишни –
Они не лишние в ряду
Вздымают вешнюю гряду, –
Затем путём комет изрытый
Не покорился свет копытам,
Что век его определён,
И даже в этом он силён.
Затем излучина речная
Не спрячет рака иногда,
Что, бесконечно начиная,
Незрячи ранние года, –
Затем прицеливаться надо,
Что в степь идут отсель ограды, –
Раздайся, грохот кузнеца,
Для озарения лица!
Затем невидимое нервным
Для всех зовётся достоверным,
Что озаботить и понять – –
Скажи, на что ещё пенять
С такой испариною терпкой,
С такой извилистостью злой, –
Всё станет тем-то, тенью цепкой,
Бесценным с матерью Землёй.
Я шёл – и то же вопрошенье,
И всё отшельничество – блажь,
Я тоже мог бы стать мишенью,
И не скажи, что не отдашь, –
Я шёл отдушиною чистой –
Местами люб мерцанья свод, –
И так-то с листьями не выстой!
Я ожидал – ну вот! ну вот!
Пусть нам рассказывает рынок,
Покуда утро уберёт,
Не одобряя хоровод
Неподражаемых заминок –
Они, как точный перевод,
Висели каплями росинок
В Путивле Млечного Пути –
И предстоит ещё идти.
С тобой ключам не отыскаться,
И нет прощенья от акаций,
С тобою пёрышко пестреет, –
На краски ряску променяй,
Вовсю террасе изменяй –
Пускай, напрасная, пустеет, –
С тобою ботай – саботаж! –
И ты вольготность не отдашь.
С тобою проруби открыты,
Вздыхают дружно ветряки, –
И, этим веяньем укрыты,
Царим, упрёку вопреки, –
С тобою поросль молодая,
И ты форсишь, фальшив и сед,
Не усмехнёшься, голодая,
С тобою борется сосед.
С тобою кажутся иными,
Глазами глядя неземными,
Те обитатели, кому
Здесь появляться ни к чему, –
С тобою горбится, как вал,
Кто понарошке узнавал,
С тобою тронется, как ров,
Кто ночью полон до краёв.
И не скажи, что я не светел, –
Я оглянулся и заметил –
Неразличимо на челе,
Что бьёт челом навеселе,
Челнок пускает по теченью,
Чему-то учит увлеченье,
Несёт отметину забав, –
И разбирайся, кто не прав.
Не говори, что заключенье
Уж не включает приключенье,
Кто, одиночеством не пьян,
Изюм находит да изъян,
Своё желанье изъявляет,
Неуязвимого желает,
Изъеден молью, дыбом шерсть,
Не отдаёт кому-то честь.
Пусть это явится не частью,
Пусть это вызовет участье –
Счастливцев надо награждать,
Затем умей и побеждать –
Затем, что черт круговорота
В гигантском чреве не найти,
Теперь стоят вполоборота
И нить протянут на пути.
Ко мне присматривайся смутно –
Я просыпаюсь поминутно,
Я пробуждён, не побеждён,
Мне орден малая награда,
Не помешает даже он,
Не поражает даже взгляда,
Как дождь не умещает сад
В нависший осени отряд.
Я руки прежние разжал,
Минуя всё, я побежал –
Зашевелилась, привлекла,
Встряхнула крошечка тепла, –
Пришли посылочку террора –
И только в гору да не впору
Остановись ошеломлённо
В пространстве тайном и зелёном.
Сквозит палёный волосок,
Манит вниманием висок –
И снова чуть наискосок
В незримых дебрях бродит сок,
Где водопад тебе завидует
И рассмеются над обидами,
Где дайте давнее сберечь,
Где поворот пошире плеч.
Пришли косыночку сквозную,
Свистульку тонкую резную –
И разных разностей сундук
Тащи, как хвост несёт индюк,
Как вешать вешалку в шкафу,
Как шарфик бросить на софу,
Как Софье Чацкий отвечает,
Когда перчатка выручает.
Не головного ли убора
Висят тесёмки над тобой?
Не назывного ль кругозора
Всё время требует прибой?
Одышку тщетно затая,
Глупышка хвоя, не твоя,
Зачем разладу помогает?
Затем, что верное ругают.
Почтим ускоренным вставаньем
Всё то, что бредит расставаньем,
Что нам грозит и грезит должно, –
А ночь ведь ночью быть должна –
Но успокойся – невозможно,
Чтоб оказалась не нужна –
Она щекочет колосками,
А мы-то горло полоскали.
Почтим учение вершины –
Она почти неразличима,
И звёзд, сорвавшихся с неё,
Почтим отважное копьё, –
Да вот она, за веткой этой, –
Ах, мало смято, мало света, –
Смотрели жители земли, –
Смотрите – разве не могли?
Ты, предрассветное, сгущайся
И возвращайся! возвращайся!
Живи, росинка голубая! –
Тогда-то вновь я побежал –
Я никому не помешал,
И шутка грубая любая
Привстанет, губы изгибая,
Скрижаль грызя, держать кинжал.
Открыть, потрогать, перемерять, –
Кому-то надо бы поверить, –
Я приближаюсь – радость эта –
Она дышала – я чудил –
Пришлю ответные приветы –
Я подходил и подходил,
Я видел, как она жила, –
Отныне жизнь исторгнет мгла.
И как хотела, охватила
И святотатство, и светила,
И чародейство, и жнивьё, –
Спасёт ступивших на неё
Беспечной муки полоса, –
Уже я слышу голоса –
Плывут, неведомо куда, –
Да просветятся навсегда.
Да что скрывает ночь? – ночное? –
Ничьё? – ничейное на час? –
Разлука белкою ручною
Когда-нибудь оставит нас, –
Близка загадочности сила,
Молчит безумье, скачет мяч, –
Тогда отвергнутых спросила,
Найдётся ль, честен и горяч.
Признанье в скомканном сознанье –
Так, очевидно, ходят зданья –
И очевидец маску снимет,
Развязку резкую отнимет, –
Так фары круглыми комками
Въедались, жгли и не смогли
Смуглеть, как щёки под платками,
И обозначить ковыли.
Туманы прячутся в чуланы,
Изменники считают раны,
Гаданье гулкое гуляет,
Колени ловко оголяет,
Кусают локти друг за дружкой,
Гремят увесистою кружкой,
Громят за истину в вине, –
Царём проскачешь на коне.
Иголкой гневною впиваясь,
Не оглядевшись, упиваясь,
Как ведьмы в таборе, как лунь,
Как чёрный круг лежит меж струн,
Гитару схватят ненароком,
Грозят невыношенным сроком,
Да так, чтоб кровь так кровь – ну, брызни! –
Возьми её во имя жизни.
Да что такое там до смысла?
Пора запутываться мыслям –
Недавно плакала жена –
И, в зеркале отражена,
Прислала поцелуй воздушный –
Я знал, что нежность добродушна,
Но я не знал любви до дна,
И я вернусь к тебе, жена.
Уже диспетчер пожилой
Нам расписанья составляет,
Уже в квартире нежилой,
Как должно, нас благословляют –
И сожаления полей
Однажды выскажет ревниво
Виновник лета, соловей, –
И нам тогда не до разрыва.
Уклон измерен и расчерчен –
Черкни хоть весточку сейчас, –
Зачем-то склонности, как черти,
В житье разбросаны подчас, –
А люди лестницу построят,
И предавать её не стоит,
И подниматься по ступеням
Ступням не страшно и коленям.
А я-то? – чем же послужу я? –
Я прохожу среди всего –
Наверно, сердцем подтвержу я
Всё благодетельство его, –
Меня-то не перешагнуло,
Что многих ранее вернуло, –
Гигантской лестницей рожденья
Шагаю без предубежденья.
Предупреждать не надо, право, –
Зовут забавы, реет слава, –
Не так ли, зеркальце? – скажи! –
Принадлежи, принадлежи, –
Не залежишься, не умеешь,
Блеснёшь, совсем не запылясь, –
Вот так и нынче разумеешь
Ветвей предутреннюю вязь.
Всё больше станет недостатков –
И без того живёшь несладко, –
И в этой горечи течёт
Рекой, на редкость многоводной,
Виденье вечности свободной –
И ослепительно влечёт
Спасеньем, с музыкою схожим, –
И приближается прохожий.
Сказанное перед жизнью
В этой мирной стране, где живёшь,
Застревает под ложечкой ложь, –
И когда, просыпаясь, стоишь,
Увлекаясь высокостью крыш,
Рассыпаясь, как цвет по весне,
То настолько отравленно мне
Предлагают не глядя прожить,
Что поистине хочется жить.
Ни бельмеса не видно в окне,
А июль удила отпустил,
Но не выедем мы на вине
По вине облаков и светил –
Слишком доля уже велика,
Чтобы жертвовать так же собой,
Как по ветру плывут облака
И звезду отражает прибой.
О братанье понятий густых,
Как нависшая на небе гроздь,
Мирозданье объятий простых,
О ночлеге мечтающий гость! –
Что расскажет он нам, господин
Невысоко шумящих лесов,
Если нас доведет до седин
Непредвиденной выси засов?
Как пустырника горький настой,
Мы глотаем порой пустоту,
В этой жизни своей холостой
Порываясь витать на лету,
За верстою версту наверстать,
Расстояния груз укрепить,
Чтобы высило сызнова стать,
Что нельзя ни продать, ни купить.
И настолько уют горделив,
Принимая на веру напев,
Что вбирает в себя, укрепив,
Имена упомянутых дев, –
А мотив полупьян, как всегда,
В завирухе сгорая мирской,
И грядою стоят города
Над пустыней людской и тоской.
Что за кольца нам надо достать,
Чтобы сблизить с ладонью ладонь?
Может встать и совсем перестать
Разжигать на балконе огонь,
Подоконник засыпав золой
И окурки забыв на столе,
С перепою вступая в запой,
Растворяться в быту на земле?
По-соседски коситься на тех,
У кого и глаза на виду,
И осознанный наспех успех
Разметать, как деревья в саду?
Изгаляться, предчувствуя боль,
В беспредельном кривлянье крича,
И какую-то новую роль
Сразу на плечи брать сгоряча?
О, не рвись! Перестань, погоди! –
Что погода тебе и листва,
Если всё ещё ждут впереди
И деянья твои, и права,
Если словом скажу колдовским
Неприметную выслугу лет –
И, мерцаньем полна городским,
Даст она и полёт и ответ.
Я спрошу у себя на ветру,
Исходив украинскую степь, –
Отчего до сих пор поутру
Помогает мне терпкая крепь,
Словно пил по-звериному я
Шелестящую трав новизну
И крутые дарили края
Крутизну, желтизну, белизну.
Разве лето куда-то ушло,
Да и осень прошла не спеша,
И декабрьского света тепло
Оголтело вбирает душа? –
И на страже дерев и дорог,
Там, где ночь холодит и молчит,
Выбирая отвергнутый слог,
Отогретое сердце стучит.
Ты не вспомнишь ли как-нибудь, друг,
Что творилось со мною тогда,
Где средь радуг явился мне юг
И не мучил недуг никогда,
Потому что уж некогда мне
Заниматься отбором лекарств
И всегда пребывал я в огне
В этом лучшем из нынешних царств.
Там, в Крыму, в отрешенье моём,
Уж не знал я, куда и пойти –
Но явились ко мне вы вдвоём,
И вскипели, как пенье, пути,
И раскосая мука очей
Оторвалась от выгнутых век,
И роскошества стали звончей
Украшать переполненный брег.
Средь оград и террас на весу,
Средь отрывисто падавших птиц
Я увидел и спесь, и красу,
И отвесные взмахи ресниц, –
И вместилище кипени всей,
Как удилище, вытянув суть,
Похвалой не кичилось своей –
И таким ты меня не забудь.
А в округе играла гульба,
В полумгле и теплыни юля, –
И как пряди свисая со лба
Вы смотрели туда с корабля,
Где неслыханный гул нарастал,
И томленье растенья трясло,
И ограбленный град вырастал,
И губило людей ремесло.
И толпа, разбазарив азарт,
Отворяла оправданность врат,
И срывался с неправильных карт,
Опереньем сверкая, фрегат,
И безумный стоял дирижёр
Над оркестром, гремящим в ночи,
И маяк, позабыв про дозор,
Простирал к горизонту лучи.
А узоры сплетались внизу,
Точно скатерть нам Бог постелил,
И уже предвещало грозу
Наслоение сланцев и сил,
И дрожащие жилы пород,
Точно корни отринутых гор,
Прорастали над нами вперёд,
И средь них нарастал кругозор.
И тогда, на скамейке присев
Средь дерев, шелестящих окрест,
Я увидел немыслимый сев
Нависавшего множества звезд,
И подобно мелькнувшему сну,
Не мешавшему тихо шалеть,
Я почувствовал вдруг белизну,
Что не сможет меня одолеть.
И взглянул я тогда на двоих,
Что стояли, молчанье храня,
И предчувствие взоров иных
Наконец-то пронзило меня,
И увидел в тебе я – себя,
И забытую женщину – в ней,
И в крови непокорной скорбя,
Шевельнулось смятенье сильней.
А темнеющий парков обвал
Волевую листву шевелил,
И при всех ты её целовал,
Словно целую вечность любил,
И скрывала обличье скорбей
Отношений людских чистота,
И манило величье морей,
И сияла небес высота.
И по грешной бродила земле
Вся судьба моя с перечнем сил,
И как будто бы кто-то велел,
Я о чём-то у моря спросил,
А о чём – не припомню теперь,
Только фраза подобна была
Единенью удач и потерь
И незнамо куда увела.
И поскольку живет волшебство
В переполненном сердце моём,
Повинуясь желанью его,
Побрели мы уже вчетвером –
Но куда? Прислонилась ко мне
Беловласая фея зимы,
Да исчезла снежком в стороне,
В тишине, в серебре полутьмы.
Точно поднял серебряный рог,
Переполненный белым вином,
Попрекающий тостами рок –
И обрёк он меня на оброк,
И почтовый рожок прозвучал
Над вершинами частых дерев,
И волна обогнула причал,
И асфальт ощутил перегрев.
О беспечность девических плеч,
Опаданье волос золотых,
Оправданье порывистых встреч
И законов, до боли святых!
Что ни тронь, всё едино средь нас,
Убедительно, что ни возьми, –
Удивителен сомкнутый час
У существ, наречённых людьми.
Даже губ нам порой не видать,
А порою безрадостна близь, –
Что прикажешь ещё переждать,
Если окна давно уж зажглись –
Излияния талый резон
Или замкнутый выпад бравад?
Одиночества искренний сон
Да слова на устах невпопад.
Притаившись вовне, в глубине,
Расставание всё же придёт –
Что же всё-таки высказать мне,
Разобравшись во всём наперёд?
И простился я с вами, друзья,
А потом уж наверстывал срок –
Путешествий коварный изъян
Потянул и меня на восток.
Где Таврида отложе, милей,
И полынью пропитана даль,
И когда поглядишь с кораблей,
Поселяется в сердце печаль,
Где залив обогнул Коктебель
И пуглив по утрам Кара-Даг,
Где с купелью слилась колыбель,
Продолжая предпринятый шаг.
И обретшая разницу встреч,
Увидавшая очи одни,
Пробудилась отчётливо речь,
Породнив с пониманием дни,
И волос чернота, что южней,
Чем туманящий выговор скал,
Стала ближе ещё и нужней,
А нашёл я лишь то, что искал.
И ещё я всего не сказал –
И сейчас, средь степей, одинок,
Я смиренную ношу собрал
Словно листья рассыпанных строк,
Всё, что месяцы мне принесли,
Что накоплено осенью впрок, –
И предчувствуя встречу вдали,
Я молю тебя истово, Бог:
Сохрани мою душу в плену,
Дай из плена мне вырваться вновь –
Если сердце знавало вину,
Оправданием служит любовь;
Дай мне крылья раскинуть, Господь,
Средь полей, и людей, и темниц,
Не обуздывай темную плоть,
Просветли выражение лиц,
Освяти же Ты светом своим,
Заполняющим днесь небеса,
Чтобы стал я высок и любим,
Чтобы въяве узрел голоса,
Чтобы жизнь я в себе возродил,
Искупление выпил до дна,
Чтобы выжил и так победил,
Что меня поняла бы страна,
Чтобы музыка тающих стай
Да идущих в моря кораблей,
Перелившись во мне через край,
Помогала душе поскорей,
Чтобы речь моя, вечно жива,
Помогла бы бредущим во мгле;
Всё возьми – и глаза, и слова –
Поддержи меня здесь, на земле! –
И завьюжило спящую степь –
И, неистовый чуя псалом,
Разлетается горькая цепь,
Наполняется пением дом,
И вздымаются полчища птиц,
И срывается кровля со стен,
И молчание падает ниц,
И теряет отчаянье тень,
И звезда у порога стоит,
И шумит поездами вокзал,
И отверженных не прогневит
Не поверженный наземь хорал, –
В сто свечей, точно слепнущий Бах,
Разрывается правды орган,
И скрывается крепнущий взмах,
Чтоб к её преклониться ногам.
О любовь! Точно явленный зов
По низам, меж низин, где подвал,
Этажам, где от самых азов
Изучается зык зазывал,
Наслоение ткани на ткань,
Размохрённые нити дорог, –
Как нарочно, куда ты ни глянь,
Либо снег мельтешит, либо срок.
Что поделаешь – ныне декабрь
В довершенье любых непогод
Открывает себя, как букварь, –
Изучили мы нынешний год,
Изумил меня выпуклый шрифт,
Штиль высокий и литер набор, –
Это выбор со мной говорит,
Зашифрован и част, как забор,
Что торчит перед взором, – ну, сгинь,
Испарись, пропади да истлей! –
Именуя заочно богинь,
Мы становимся сами смелей –
Как зовут тебя, как нарекли?
Нареканье упрёку ли рознь?
Помогали вы мне, как могли,
То вы вместе, а часто – и врозь.
Ах, избранницы! Выстроен лад,
Что же цитра и флейта молчат
И не слышу я вешних рулад?
Ну, понятно – сей ряд непочат!
Терпсихора! Эвтерпа! Пора!
О негаданный выговор Муз!
То, что было враждебным вчера,
Заключает сегодня союз.
Преходящая боль не влечёт –
Да излечат нас ныне от ран
И лета, и мечта, и почёт,
И недуга не нужен обман, –
Да хранит тебя, друг, доброта,
Но и сам ты её сохрани –
Что декабрь? Только пар ото рта
Да сугробы в лиловой тени,
Только редкий, как голубь в окне,
Ненароком пригревшийся луч,
Да в письме обращенье ко мне,
Да известие в нём, что живуч, –
И лежит этот белый клочок
На столе, среди книг и бумаг, –
И щемит, как запечный сверчок,
Ощущенье юдоли в домах.
Белой магией сжатых пространств
Что теперь покрывать похвалу
Тем, кто яви сторицей воздаст
И мольбу, и борьбу, и хулу,
И золы леденящий нарост,
И зари залетевший привет,
И святынь обособленный пост,
И пустынь умерщвлённый завет.
Осыпаясь в песочных часах,
В циферблате вертясь круговом,
Наше время у всех на устах,
И досталось ему поделом, –
Никогда не угнаться за ним –
Так давай-ка хоть то сбережём,
Что как душу живую храним
В этой мирной стране, где живём.
© Владимир Алейников, 2013–2014.
© 45-я параллель, 2014.