Валерий
Мазманян

А вдруг не обманет зима

Листвы потемневшую медь

забрать с собой ветер хотел,

осенние сны досмотреть

позволила клёнам метель.

Рябиновой грозди ожог

пугает чахоточный лес,

латунного солнца кружок

скатился по крышам, исчез.

Что вспомнится – бледность лица,

молчание, вздохи без слёз,

в краю тёплом снятся скворцам

родимые пятна берёз.

Пурга сошла ночью с ума –

к утру все дворы замело...

а вдруг не обманет зима -

и можно судьбу набело.

Весна – воркует голубь сизый

Весна – воркует голубь сизый,

дожди у окон отплясали,

синицы надевают ризы,

поют погожим дням осанну.

И клён – разбуженный грачами –

с ручьём разучивает гаммы,

где старый ворон изучает

листвы подмоченный пергамент.

Белея долговязым телом,

берёза в луже моет косы...

и не грусти, что между делом,

к тебе крадётся жизни осень.

* * *

Все сугробы спеленал

к десяти вечерний снег,

задремавшая луна

улыбается во сне.

Грезится весенний день –

принесли тепло грачи,

убаюкал ветер тень,

и зажгла звезда ночник.

Суета, усталость, хмарь –

три морщинки возле глаз,

посмотри – нашёл фонарь

у окна большой алмаз.

Погрусти, но бровь не хмурь,

у судьбы не просим крох...

отзвуком житейских бурь

остаётся тихий вздох.

* * *

Встревожит память уходящих лет

крикливых чаек пересуд,

где ивы горстью золотых монет

бросают блики солнца в пруд.

Начну винить кого-то – согрешу,

не в тягость думать о пустом,

а облачко прибилось к камышу

бумажным скомканным листом.

Для уток хлеб достану – и к воде,

вспугну невольно сизаря,

не ту струну в твоей душе задел,

но встретил я тебя не зря.

Вдали от шумных улиц и машин

ни вздохов, ни житейских гроз...

и рыжий одуванчик распушил

копну нечёсаных волос.

Вязь следов на снегу

Опавшие листья – вся память весны,

метели оставят нам белые сны,

спешим, суетимся и время торопим,

цветами на яблонях снежные хлопья.

Берёзы осеннюю медь берегут,

а летопись зим – вязь следов на снегу,

прошу улыбнись – и забудем плохое,

как празднично в доме от запаха хвои.

Клубками – сугробы и прячут носы,

луна мандарином на клёне висит,

присядешь поближе, обнимешь руками...

и вспомнят снежинки себя мотыльками.

Где шмеля угостит подорожник

Не грусти, не вздыхай, что скитальцы –

сновидения, память, душа,

и в туманы цветущих акаций

беззаботная юность ушла.

Не жалей, что уже невозможно

к облакам – через поле – босой,

где шмеля угостит подорожник

из зелёной ладошки росой.

И о том, как любила ревниво,

не стыдясь своих слёз, говори,

искупавшись, накинула ива

розоватый платочек зари.

Одуванчик наденет корону...

а сегодня под песню ручья

для тебя худощавые клёны

принесли синеву на плечах.

* * *

Дожди с собой октябрь принёс,

распутал серые мотки,

а из одежды у берёз –

одни ажурные платки.

Чернеют клёны – не беда

и не предчувствие конца,

и у рябин не от стыда

горит румянец в пол-лица.

И выпал жребий голубям –

в ненастье мерить окоём,

любить без памяти тебя –

одно желание моё.

Нам год оставил непростой

по две морщинки у бровей...

трепещет рыбкой золотой

листочек в неводе ветвей.

* * *

Душе неймётся – вот и гонит

в ненастье взяться за перо,

а клёнам в жёлтые ладони

дожди бросают серебро.

И хочешь ласкового взгляда,

и слова нежного с утра,

багряный парус листопада

порвали шалые ветра.

Всего одна твоя улыбка –

и станет розовым восток,

и золотой плеснётся рыбкой

в пруду берёзовый листок.

Ветле с покатыми плечами

помашет уточка крылом...

какая осень без печали,

без сожалений о былом.

И кланялись, кланялись ветки

Попрятались серые тени

в туманы цветущей сирени,

и кланялись, кланялись ветки

безродному пришлому ветру.

Боялись во мраке остаться,

срывались цветочки акаций,

летели большим белым роем,

надеясь, что окна откроем.

Сначала стук тихий и робкий,

потом – барабанные дроби,

печалились мокрые ивы –

опять бесконечные ливни.

А ты на окне запотевшем

уже написала поспешно –

под строчки стекло не линуя –

ну вот, и дождались июня.

Метелям – в память лет

По лужам облака плывут,

последний снег зачах,

и сосны держат синеву

на бронзовых плечах.

На все лады поют ручьи,

что всё в твоих руках,

гуляют важные грачи

в потёртых сюртуках.

Дождям – в жемчужную росу,

метелям – в память лет,

я, как огонь любви, несу

багряных роз букет.

Возьмёшь цветы, я, не дыша,

услышу – горячо...

и сизым голубем душа –

на белое плечо.

* * *

Метёт метель вторые сутки,

от серых дней срываясь в крик,

увидишь – на синичьей грудке

навек остался солнца блик.

Сугроб у наших окон пухнет,

к худой берёзе льнёт плечом,

вечерний разговор на кухне

о сокровенном, ни о чём.

Не знают, падая, снежинки,

их воскрешение – вода,

и голубой забьётся жилкой

ручей под белой кожей льда.

Неделя-две и все ракиты

напьются серебра реки...

Как наши судьбы перевиты,

узнай касанием руки.

* * *

Монетку солнца ищут кряквы

на дне холодного пруда,

все обещания и клятвы

давно проверили года.

Пробилась на газонах зелень,

и талая вода сошла,

тот возраст, что назвали зрелым,

совсем не чувствует душа.

А мать-и-мачеху в овраге

рассыпал день снопами искр,

и трудно словом на бумаге

мне передать ночную мысль.

Играть с судьбой поднаторели,

а вот не спится до зари...

Над нашим домом флаг апреля –

на синем фоне сизари.

* * *

Морозно, ломается голос,

снежинка растает слезой,

берёза серебряный волос

украсит алмазной звездой.

Пока отношения шатки,

былое с добром отпусти,

большие пушистые шапки

надели худые кусты.

Не всё перепишешь с начала,

но можно начать и с конца,

и сердце недаром стучало –

сойдутся следы у крыльца.

У дома сугробов отара –

метели пригнали, ушли...

и облачком белого пара

плохое слетает с души.

На берёзовой веточке неба лоскут

О судьбе разговоры уже не влекут –

вспоминается чья-то вина,

зацепился за веточку неба лоскут

и трепещет в проёме окна.

Не озлобились, живы, не стали грубей,

не горюй, а уныние – грех,

белизною пометил виски, голубей

и берёзы растаявший снег.

Не вздыхай, нам апрельские ночи вернут

всех ушедших в красивые сны...

на берёзовой веточке неба лоскут,

улыбнись – это вымпел весны.

* * *

Наверное, тоже не спите

и вспомнили всё ненароком,

метели стирают граффити

берёзовых теней у окон.

Печаль – не единственный мостик,

который лежит между нами,

а клён – одна кожа да кости –

утешится белыми снами.

Что лучшая песня не спета,

бессонница снова пророчит,

из пряжи запутанных веток

соткутся весенние ночи.

И била судьба, и ломала,

сегодня – сердечная смута...

узнала душа, что ей мало

покоя в тепле и уюта.

* * *

Настольную лампу включи – и два кресла,

шкафы, и их тени из мрака воскреснут,

надеждой пустой, оправданием, ложью

бессонная ночь мою душу тревожит.

Приляжешь – комками в ногах одеяло,

одних покаяний для прошлого мало,

холодная мгла за окном тяжелеет,

напрасные вздохи – цена сожалений.

А в памяти шум, как на людном вокзале...

Расстались и главное мы не сказали,

что в море житейском ты – парус, я – вёсла,

и в снах остаются не зимы, а вёсны.

* * *

Начнём судить, где чья вина,

никак без горьких слёз,

сугроба белая спина

у белых ног берёз.

Длиннее вечер стал на треть,

есть время – говори,

у окон тянут теней сеть

худые фонари.

И месяц в золочёный рог

для облака трубит,

мы после пройденных дорог

простой оценим быт.

Что всё – судьба, житейский круг,

как хочешь, назови...

а два кольца сомкнутых рук –

символика любви.

* * *

Не плачься, что ранняя осень

красотке за сорок сродни,

а яблоки, падая оземь,

считают не годы, а дни.

Поверишь – останется вечно

что близко и дорого мне,

негаснущим пламенем свечки

берёзовый листик во тьме.

Осины в парчу разоделись,

проводят сентябрь за порог,

а клёны, наверно, за ересь

сгорают в кострах у дорог.

Сшивают дожди одеяло

из пёстрых лоскутьев листвы...

и нам остаётся немало –

судьбы паутинку плести.

* * *

Облетают кленовые ветки,

и к судьбе примеряемся мы,

и опавшие листья виньеткой

на заглавной странице зимы.

Вспоминается в сумрачный вечер,

как я знойное лето ругал,

а берёз обнажённые плечи

ещё помнят красивый загар.

Не горюй – и душевные раны,

и рябиновой кисти ожог

поутру, с пробуждением ранним,

забинтует пушистый снежок.

Уходящий в эпоху былую,

по-особому, видно, речист...

и прощальным твоим поцелуем

отпылает осиновый лист.

* * *

Опять сезонов перепутье,

не отличишь от утра вечер,

и неба серые лоскутья

на чёрных ветках сушит ветер.

А там, где были снега пятна,

мерцают лужи из металла,

твоё молчание понятно –

от этой серости устала.

Одно уже не повторится,

другое – памяти отдали,

и петли времени на спицы

ложатся ровными рядами.

Добавлю в комплименты лести –

душа вспорхнёт и вёсны вспомнит...

оконным переплётом крестит

фонарь тебя и сумрак комнат.

* * *

Осенних клёнов медный звон

ненастный вечер призовёт,

прощаний и разлук сезон

откроет журавлей отлёт.

И звёздочки последних астр

дожди поспешно расклюют,

берёза золото отдаст

за неба голубой лоскут.

И капли крови у рябин

с прикушенных сорвутся уст,

и только те, кого любил,

ночную присылают грусть.

В круговороте дней и лиц

не растеряем память лет...

И солнце на груди синиц

оставит поцелуев след.

* * *

По лужам облака плывут,

последний снег зачах,

и сосны держат синеву

на бронзовых плечах.

На все лады поют ручьи,

что всё в твоих руках,

гуляют важные грачи

в потёртых сюртуках.

Дождям – в жемчужную росу,

метелям – в память лет,

я, как огонь любви, несу

багряных роз букет.

Возьмёшь цветы, я, не дыша,

услышу – горячо...

и сизым голубем душа –

на белое плечо.

Пожалеешь – отпусти

Обещая, не дразни –

обними, скажи, что нужен;

облака до белизны

отмывает голубь в луже.

И костлявые кусты

из ручья напьются вдоволь,

пожалеешь – отпусти

и оставь мне сон бредовый.

В суету уходишь дня,

ничего не будет прежним,

переулочек меня

узелками веток держит.

На судьбу свалить вину

отыщу я довод веский...

поржавевшую луну

начищает март до блеска.

Пришли сюда клёны босые

Обиду давнишнюю злую

оставь на краю синевы,

где бабочки утром целуют

шершавую щёку травы.

Ветвей неразборчивый почерк –

писали о том, что болит,

а облако – смятый листочек –

зима уронила вдали.

Весну славит каждая птаха,

ручей – на своём языке,

косматые ивы в рубахах

выходят молиться к реке.

Усмешки и взгляды косые

забудем – начнём всё с азов...

пришли сюда клёны босые

послушать распевки дроздов.

Проснулся рано кустик чахлый

Весной февральский воздух пахнет,

повсюду небо без границ,

проснулся рано кустик чахлый

и учит теньканье синиц.

Звенит капель, что южный ветер –

сегодня долгожданный гость,

и этот мир увидеть в цвете

седым сугробам довелось.

Ты говоришь мне – раньше срока

тепло и будут холода,

а я – что твой красивый локон

запомнит талая вода.

Мои слова тебя смешат,

хохочешь – будь немного проще...

и ждёт хорошего душа,

как ждут грачей пустые рощи.

* * *

Ругнём – не нами повелось –

дожди и суету,

берёза золотом волос

прикрыла наготу.

И пусть у нас настрой плохой,

и пусть пейзаж уныл,

в ночи над худенькой ольхой

сияет нимб луны.

Извечный осени обряд –

былое ворошить,

забрали ветры октября

у тополя гроши.

Шепнёшь, что просто подустал,

не всё держи в уме...

рябины горькие уста –

медовые к зиме.

* * *

С голубями остались вороны

сторожить до апреля дворы,

увядающей осени клёны

золотые приносят дары.

Погорюем, что видимся редко

и любовь достаётся трудом,

извивается яблони ветка,

искушая медовым плодом.

Повздыхаем и корку раскрошим,

и приветим у ног сизаря,

что потом обернётся хорошим

и гадать, и раздумывать зря.

Озаряя сиянием воздух,

листопады за ветром спешат...

забывая про годы и возраст,

невозможного хочет душа.

* * *

С увядающей осенью вечно морока –

забывает опять про обещанный снег,

а дожди барабанят в закрытые окна,

со слезой умоляя пустить на ночлег.

Не гадал, что скрывалось за вашей улыбкой,

и не верило сердце, что это игра,

не берёзовый лист – золотистую рыбку

доставали из невода веток ветра.

А ракита, озябшая, в платьице рваном

помахала платком – возвращайтесь на круг,

переводит душа на язык расставаний

и несдержанный вздох, и касания рук.

Поддержу разговор о делах, о погоде,

понимая, что клятвы любые пусты...

уходящего в зиму привычно проводит

разноцветная свита опавшей листвы.

* * *

Светает в восемь, сумрак – к четырём,

уже привычна канитель,

алмазной крошкой снег под фонарём

вчера украсила метель.

Белить дома и рощицу устал,

исчез в проулке снегопад,

сугроб пугают тени от куста

и звуки дворницких лопат.

Не хочешь, а поверишь – постарел,

тряхнуть бы сединой разок,

берёза, чтобы не забыть апрель,

на ветке вяжет узелок.

Сотрутся с памяти черты лица,

в былое ночью убегу...

А голубь бьёт поклоны у крыльца

за крошки хлеба на снегу.

Серый сумрак декабря

Клён чернее стал и суше –

в зиму не нажил добра,

на печали ловит душу

серый сумрак декабря.

Я молчу – на прядях иней,

жизнь не балует порой,

и луна уже не снимет

маску бедного Пьеро.

И вся суть банальных истин:

что дала судьба – бери,

медный голос палых листьев

помнят ветры-звонари.

Как ни хмурь сегодня брови,

зимы, вёсны – всё не зря...

на печали душу ловит

серый сумрак декабря.

* * *

Сугробы дремлют тучные,

под снегом ветка хрустнула,

припомнитесь по случаю

в мою минуту грустную.

Ещё декада минула,

луна уже в три четверти,

зима – пора унылая

холодным длинным вечером.

Глаза закроешь – прошлое

шумит в душе вокзалами,

осталось – всё хорошее

и слово запоздалое.

С печалью справлюсь, с бедами,

и лёд на речке тронется...

Но я ещё не ведаю,

что вы – моя бессонница.

* * *

Унылый день не станет датой,

забудь и зря не морщи лоб,

на простыне, ветрами смятой,

уснул калачиком сугроб.

Раздвинешь шторы – тени в коме,

на сером – белые штрихи,

ночных воспоминаний промельк

тревожит старые грехи.

Былое тронешь ненароком,

не вороши, что там – внизу,

худой фонарь у тёмных окон

пускает жёлтую слезу.

И сколько от себя ни бегай,

найдётся повод для тоски...

с берёзой, облаком и снегом

роднятся белизной виски.

Чертили на окне стрижи

Дни шли привычной чередой –

дожди, а следом – зной и пыль,

и колокольчик голубой

по травам скошенным звонил.

Чертили на окне стрижи

маршруты туч перед грозой,

любовь попробуй удержи

словами, вздохами, слезой.

Ты торопилась – без плаща,

а у дождя такая прыть,

у двери шёпотом – прощай,

ты научил меня грустить.

Душа поладила с судьбой,

признал своим привычный быт...

а колокольчик голубой

ночами в памяти звонит.