* * *
Вы изменили мне печальными плечами.
Я Вас не знал. Я Вас тогда любил иль нет?..
Я Вас люблю. Кляну. Я сам хожу в печали,
Я сам любил… Когда Вы изменили мне...
Тогда… я знаю. Брал Вас ласково за плечи.
Щемило сердце ночь – к любви? Скорей на снег…
Я Вас хочу. Простить. В такой прекрасный вечер
Я думаю… Когда… Вы изменили мне?..
Перевод с украинского
Алексея Бинкевича
* * *
Куда же мы? Где вещая дорога?
Тюремный вал. И тени Украин...
Где наш Кобзарь? И двор лишь до порога?
Где мальвы? Окна? Заросли калин?
Чернобыль – Демон, что на волю вышел...
И пепел наш, что стал слезой воды.
О люд! Народ! Начнём с калин и вишен...
Начнём же вновь от песни, поводырь.
Начнём, жена. Дружинонька. Дружина.
Отчизна. Украинонька. Жита!
Заплодоносит златоносной нивой
Под голубым рассветом жизнь моя.
И каясь, не отступим беспричинно
От бархатцев, от ласточки, Днепра.
А песню наречём – хоткевичивна,
И тем помянем лик его и прах...
Перевод с украинского
Алексея Бинкевича
Осенний романс
Те тени на очах. И хризантемы ржа.
Сей ранний лёд. Рассеемся цветами.
А плечико в росе. А как сердечку жаль.
Листочек-листопад… Устелет камень.
А губоньки-уста. Платочком вытерт пот…
Те тени на очах. И мальвы, что минули.
А рученьки-любовь, а рученьки – как лёд.
Серёжек серебро… И думоньки… И думы…
Романс смерек звучит, как слаженный оркестр.
Горит свеча в карминной карамели...
Те тени на очах, как хризантемный крест...
А плечико твоё в росе... Как из купели...
Перевод с украинского
Алексея Бинкевича
Пейзаж с матерью
(Пречистая Покрова)
И тёрном святым, что в осеннем предместье,
Где всё безымянно и было, и есть...
Я, мама, посмел Словом совести-чести
Суму одиночества в Благовест несть.
То Слово кладу на усталое сердце,
Принёсшее в жертву безумью зарю
Земного терпенья тернистое скерцо...
И жизнь чернополья пребудет в строю.
И где перевал?.. Мама, мир наш, по сути,
Отравлен, а песня в чаду и в золе...
И ирисы синие выпили трутни,
Лишь краски купальские вечно в цене.
Купальские, мама, незыблемы, святы.
Цветут среди нас на любой приворот.
В приданное взятые, рута и мята,
На Ваш Хризолит наколдуют щедрот.
Пускай и русалки, и звёзды-рубины
Трепещут, как парус, ворвавшийся в жизнь.
А осень дарами из перстня калины
Пошлёт в утешенье цимбальный сюрприз.
В озвученном Слове тебе я, мамуся,
В терцинах терпения песню сложу.
И в том позднецветье дождём отзовусь я,
Откликнусь на весть, что на сердце ношу.
И тёрном святым, что в осеннем предместье,
Где всё безымянно, всё зыбкий мираж...
Мне мать погрозит перстеньком, слово чести,
В багрянец закатный, в Покровский пейзаж.
Перевод с украинского
Алексея Бинкевича
Рождественское
Я не позволю себе ненавидеть.
Как доказательство перед ними,
Я освящаю ныне
Этапа колымского строфы,
Тюремные боли.
Меняются поры года.
Мои приметы: грусть.
Страдаю в снег. То памятью. То сердцем.
Тех дней чифирь. Тех дней невольный груз.
Тех дней. Тех слов. Рождественское скерцо.
Тоска и боль Аидовых дорог.
А коляды певучей фиолеты.
Рождественский вертепный фимиам.
Бенгалия снежинок! На слайде неба
Пречистой Сына спеленал туман.
Перевод с украинского
Алексея Бинкевича
Эмиграция
Я эмигрант. А мёртвого не ждут.
И сам не жду. Ни пташечки, ни птицы.
Цимбалы слёз с троистыми идут
На кладбище, чтоб мною веселиться.
Мелькает тьма. Какой похмельный хор!
Вещунью ль ждать? Или кого иного?
В хитоне княжьем отдыхал собор.
В поклонах – прямоликие иконы.
Не ждите, нет! Ведь связи – смерть моя
Не ждите, нет! Уже разлито миро.
Моя Голгофа – мой Холодный Яр…
Моё распятье в чёрном чернокрылье.
Рыдай. Рыдай. Ты первенцем еси,
Рыдай Кобзарь. Иду на богомолье.
Меня избавь, помилуй и спаси.
Я смерть попрал. И смерть – моя же доля.
Я эмигрант. Тяжка моя печать.
Вот дрот. Вот бирка. Вот колымский профиль.
И что гудит. Что просится молчать…
И что скорбит. Что истекает кровью…
Я эмигрант. А мёртвого не ждут.
И сам не жду. Ни пташечки, ни птицы.
Перевод с украинского
Риммы Катаевой
Эпитафия
...і не сплаче за мною ніхто
і не стужить си, і забудуть мене,
заспокоють си...
Гнат Хоткевич
Гомон сердца
и гомон пшеницы
оживляет стебли
Степи Слобожанской
омузыкаленный ручей
при битой дороге
пахнет ИОРДАНЬЮ
на немой партитуре
бояновой печалью
КОБЗАРСКОЙ НОСТАЛЬГИИ
отдохнём опечаленные
последним часом
в оборванной репризе
Березовского
в самой печальной репризе
первичного канта
и в темнице Веделя
умиротворим
репризу
ВОЗНЕСЕНИЯ
и воздастся
и расцветут маки
НА СТРУНАХ ЕГО
и струны лирницкие
как святой ломоть хлеба
являет нам
ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ
раба Божия
Гната Хоткевича
И СЛОВО ЕГО
НАГОРНОЕ
ПОСЛЕДНЕЕ
на невольничьих пергаментах
возопит
ныне
из пепла
обильными звуками
ясными звёздами
ВЕРЫ И БЫТИЯ
нашего стражденного
Перевод с украинского
Алексея Бинкевича