Ломая лёд и старые мосты
Ломая лёд и старые мосты,
я шёл через кордоны и посты,
кондовые кресты и пень-колоды.
Как лучик, преломляясь в гранях призм,
мой разум, отращённый атавизм,
искал самозабвенья и свободы.
Теряя клочья кожи на бегу,
свалился я на правом берегу,
оставив все сомнения на левом.
А льды ушли оранжевой весной,
мосты покрыли дубом, не сосной,
и храмы вознеслись на месте хлевов.
Кордоны и посты сменили масть,
крестами же красна любая власть,
гораздая дурить умы и плющить.
Одна зола осталась от колод –
(шашлык-машлык так любит наш народ),
а ржа покрыла помыслы и души…
Шалашик я построил у реки,
хоть здесь лишь детвора, да старики,
что ждут своей последней переправы.
Крестьянин от пера и от сохи,
посеял чувства, мысли и стихи:
берите – не сочту я за потраву…
Я подводная лодка...
Я лежу.
Леера напряглись вдоль спины.
Я – подводная лодка минувшей войны.
Все задраены люки и слеп перископ,
И надстройка угрюмо нахмурила лоб…
Жаль, всего только раз на коротком веку
Мне сразиться пришлось.
Я с дырою в боку…
Но поодаль, в тени под клыкастой скалой,
Распластался в песке мой противник былой.
Он уйти не успел от торпедной стрелы,
В нём изорванный шрам от кормы до скулы.
На постах боевых вечно мой экипаж,
Занесённый в реестры безвестных пропаж.
Широты с долготой в ваших лоциях нет:
Я в режиме молчания семьдесят лет.
Стаи рыб, да песок – злая стынь глубины.
Я подводная лодка ушедшей страны…
Кавказская рулетка
Боец из части Н-ской,
Как вальс танцуя Венский,
Шагал с войны чеченской
По шпалам в Гудермес.
Свинцом исполосован,
Вчистую комиссован,
А на груди с фасоном –
С гербом рифлёный крест.
Подброшена монета:
Что, решка?…
Важно-ль это?
Пока кружит планета –
Всё в жизни – суета.
В ауле с минарета
Давно молитва спета
Во славу Магомета
В день строгого поста…
Два рельса словно бритвы,
А жизнь – как поле битвы,
Лишь скажешь без молитвы
Последнее «прости»…
А пуля – как награда,
Найдёт когда не надо,
И путь к воротам ада
В кровавом конфетти.
Лёг страх под сердцем змейкой.
Он держит, словно шлейка.
А жизнь – одноколейка:
Билет в один конец…
– В помин души, налей-ка!
Ведь нынче рубль – копейка,
И бьёт судьба-злодейка
То под дых, то в торец.
Кавказская рулетка –
На лбу прицела метка…
И солнце – не конфетка,
А жёлтенький патрон.
На шпалах рельсы – клетка,
А снайпер целит метко.
Потом найдёт разведка
В сплошной «зелёнке» схрон...
Прости, помилуй и избавь...
Какая ж сука ты, война –
слепая, мерзостная сука.
Ты смерть, ты боль, ты грязь, ты мука
и пасть твоя обагрена
огнём пожарищ, что слюной
стекает с морды , вея смрадом.
И на земле ты стала адом,
что погребает рай земной.
А в чреве чёрном зреет плод
другой войны.
И век от века
приходит сука к человеку –
убьёшь одну, а зло – грядёт…
Зачем, Господь, такая тварь
тобою создана на свете?
За суку эту ты в ответе…
Прости, помилуй и избавь!
Ночной рок-н-ролл
Бесстыже пьяная луна
На небе крымском пляшет голой.
И шумно вторит ей волна
Под рёв и грохот рок-н-ролла.
А я под терпкий рок-н-ролл
Пью тёмный ром карибских мачо
И ветер, крепкий как рассол...
Уснувших шхун проткнули мачты
Тугой как парус небосклон.
А по душе волнами дрожи
Течёт тепло.
Под рок-н-рол
Луна шалунья корчит рожи.
Гуляй, весёлый Коктебель! –
Ударник лихо врезал соло.
Я нынче крепко сел на мель
Под рёв и грохот рок-н-ролла.
Согрели кровь кубинский ром
И кофе мелкого помола.
Идём с луною вчетвером
Домой под грохот рок-н-ролла…
Дорожная зарисовка
Поезд скорый едет споро. Полустанки, города...
На окне раздвину шторы: «Что там снова, господа?»
Проводницы – словно птицы, что гусыни на пруду…
В белых форменных рубашках, предлагают ерунду:
Сувениры, цацки-пецки, и конечно – кофе, чай.
Пристают ко всем по-детски: мол, «Купи, брат, выручай!»
По проходу ходят тяжко, вперевалку, не спеша.
Юбки серые внатяжку, груди пышные – душа!
Пассажирам не до жиру: всё подъели за три дня.
А вагон – почти квартира, коммуналка для меня!
Только тесно в этом мире, душно, шумно, как в толпе.
От титана до сортира – девять заспанных купе…
Гостиница
Лежу в прокуренной гостинице –
Усталый дервиш под смоковницей.
Кровать натруженная выгнется
Под телом ласковым любовницы…
В жару экстазном руки сомкнуты,
Подушки скомканы и сброшены.
Есть ты и я, и снова только ты,
Моя запретная, хорошая!
Бегут, бегут часы с минутами –
Пускай, украденные, краткие.
Любовью связаны, опутаны,
Мы здесь встречаемся украдкою.
Фасад с неоновой кириллицей –
При встрече горькая пилюля нам.
Прими опять меня, гостиница,
Не дай остаться недолюбленным…
Осенний сплин
Есть лист сухой, горит как порох –
Лишь только спичку поднеси
И жаркой топкой вспыхнет ворох,
И отразится этот всполох
Аж где-то там, на небеси…
Деревья в парке пахнут мёдом
И терпкой горечью утрат.
А под печальным небосводом
Кружат прощальным хороводом
Две стаи птичьи, и кричат,
Кричат, зовут меня сорваться
С креста, на коем я распят…
Зовут крылатые собратья,
Встать на крыло. Но плен распятья
Сильней их зова во сто крат!
А крест – семья, дела, квартира,
Где нет тепла который год…
Осенний сплин царит над миром.
И липнут листья старым сыром
К подошвам.
Вот так бутерброд…
Я однажды уже умирал...
Я однажды уже умирал
В сорок три
Безвозвратно,
Фатально.
И останется, видимо, тайной –
Почему меня
Чёрт
Не забрал…
Почему, всем смертям вопреки,
Я воскрес
В безнадёге
Больничной,
Побывав самозванно и лично
У хароновой
Мёртвой
Реки.
Возвращалась по капельке жизнь
Покатетерно
И подключично.
Потолок белизны необычной
Кинолентой
Крутил
Миражи.
Обновлённую плоть взволновал
Санитарки
Короткий
Халатик...
Я в постылой больничной палате
Вкус желаний
Былых
Познавал.
От уверенных рук медсестры
Исходило тепло.
И реальность
Возвращалась, тесня инфернальность,
За предел,
В забытьё,
За костры.
Отогрелась бродяга-душа,
И под сердцем
Растаяли
Льдинки.
Был апрель. Залетали дождинки
В приоткрытые
Окна,
Шурша…
© Сергей Гамаюнов-Черкесский, 2014 – 2016.
© 45 параллель, 2016.