la visione
Приснятся голубые города,
как тени неземного Зурбагана,
и дымка, как седая борода
уснувшего на облаке султана.
Крыло вдруг развернётся из руки,
зажгутся дерева, свечами стоя,
и ты, перетекая за буйки,
увидишь, как распалась чья-то Троя.
Узришь нерукотворного Его,
Петрарку перед Ним, и даже Данте...
И мимо Микеланджело бегом
промчатся страстотерпцы и педанты.
Изгиб невозмутимый златоуст
хранит в устах сургучною печатью,
и образ так невинен, и так пуст,
подобно непорочному зачатью...
26 марта 2015
Майе...
Как смерть уходит, не закрыв калитку,
не зная кровных и сердечных уз...
О, выдохни! И нанижи на нитку
горошинку для млечных её бус,
ещё одну, пронизанную светом,
игрою ветра в солнечной пыли;
Кармен моя, безногим пируэтом
явилось нам вращение земли
сейчас, когда страшна и так громоздка
земная быль – кровавая гроза.
О, хрупкая, о неземной подросток,
со звонким бубном, розой в волосах....
3 мая 2015
* * *
Мы упадём, как два зерна
в стихию, из которой взяты,
и будет хлопотать зима,
укутывая пухлой ватой,
и будет дуть со всех сторон
чтоб остудить ещё горячий
настил, и карканье ворон
нарушит в тишине незрячей
печальный промысел такой
нехитрой вереницы судеб...
Но убедись, – не здесь покой,
и суета не в том пребудет;
как мы оттягивали край
и программировали вето,
но вот за нас решил бабай
сокрытый в междумирье где-то,
как часто главное подчас
бабаи скрытые решали,
и пустота, в которой нас
как луковки мариновали,
и как снимали кожуру,
и оставался только стержень,
и как ползли мы в конуру
вновь возвращаясь к точкам прежним, –
всё это будет сжато в ком
и брошено, как мусор, в урну,
душа гуляет босиком,
как то сказал поэт недурный,
что у всего здесь есть лимит,
мы точно этого не знали,
что сыгран фарсовый гамбит,
а мы на что-то уповали...
19 февраля 2015
Пастернак – 2015
О Пастернак,
стоящий прямо
и поднимающий со дна
святого марбургского хлама
ещё живые имена,
о, эти стёртые могилы,
в воде земли, в дыму огня
свой карамельный вкус текилы
у смерти на губах храня, –
привидятся, –
и станет ясно
свечение сгоревших лет,
немногих, тайно не напрасно
сокрытых в топливе комет,
дарение
своё помножив
календарями на нули,
в них единицы станут строже,
как будто руки у земли,
как будто
в долгие объятья
возможно время заключить,
и плыть по небу, словно братья,
и в небе навсегда почить, –
почить
как первобытный атом,
как проба первая души,
как южный крест на нём распятом
в непознаваемой глуши.
1 января 2015
С кумирами
С кумирами грустно и тошно с людьми,
а выйдешь из дома, увидишь, что в лужи
стекается розовый лакмус зари,
в которую ночью был мыслью погружен.
Ожоги свои подлечить под дождём –
не новая, в общем, возникла идея...
Вода, от которой спасения ждём,
стекает по кочкам, не сильно жалея.
А в городе старом верёвки с бельём
дрожат и мелькают в любую погоду.
Так тело своё отдаёшь как в наём,
то в синьку, то в соль, то в житейскую соду.
Гордись отчужденьем, прими новизну,
вдохни кислород после муторной стирки,
отрепья свои отутюжь и в казну
сложи, и на очередь выдай копирки.
9 марта 2016
С течением...
Вместо праздничного поздравленья
Этот ветер, жёсткий и сухой,
Принесёт вам только запах тленья,
Привкус дыма и стихотворенья,
Что моей написаны рукой.
А. Ахматова, 24 декабря 1959
С течением времени козырь изменит масть,
Глядишь, – позолоченным стал у окна орех.
Нелепо грустить, когда грусть, как судьба сбылась,
А судьбы, как сутки, сбываются прежде всех
Иных откровений, подаренных жизнью впрок,
Глаза отведи, любимый, не пробуй читать с листа,
В котором туман как кокон свой вьёт венок,
И прячется в нём изогнутой в знак верста.
О, тени, меня научите спадать с руки,
Блуждать привидением по пыльным святым углам,
Как эти углы, мы с тобой навсегда далеки,
Как стороны света, и ветры приносят нам
Сырое дыхание позднего октября,
Томление дымок под тусклой его звездой...
Редка и печальна оттаявшая заря,
Вдруг косо упавшая розовой бороздой....
Всё тлеть ей на письменном, старом твоём столе,
Играть в отраженье уставшего жить стекла.
То время, сокрытое в сонной земле, стволе,
И в каждой молекуле, свёрстанной им в тела,
Свой маятник так запускает в ход и торопит дни,
Что кажется суетным снова в миру искать
И смысл, и черты твои... верю, живут они
В далёких системах, которых не можем знать...
А что можем знать? Что может быть нелегко
Мириться с течением дней, одинаково злых
Уже только тем, что ты высоко-далеко,
И дым позолоченный спит на ветвях сырых...
Что вот, ничего изменить невозможно, да и зачем, –
Кто выдержит паузу, тот и прибудет в рай....
Я вижу, как спят твои сны на моём плече,
И в белом тумане плывёт горизонта край...
25 октября 2014
Сон
В моей голове такое
дрожание слов
и метафор скрип,
удивится Лукойе, –
сколько тянут ослов
ту поклажу. Влип
чёрный уголь
в квадратный двор,
как в тугую печь.
Обесценился рубль,
и в разгаре спор,
как его сберечь.
На твоём берегу
ещё нет зимы
и стоит вода.
Загибает в дугу
горизонт дымы,
и сулит «никогда».
О, Лукойе чудак,
покрутил зонтом
и явились сны.
В воду смотрит рыбак,
ну а нам не в том
виден смысл казны.
Обещанье «не жить»
без тебя актуальней,
ведь теперь, и впредь,
с той водою дружить
как с купальней
Рим, в неё смотреть,
видно кадка тесна
для большой воды, –
много тысяч вёрст.
Траектория сна
как синиц следы
на эфирный мост
честно выставит пять
или шесть моих
неуклюжих шагов.
Поворачивать вспять
в краях чужих,
а мост – был таков.
Разум сонный плывёт
тяжелей бревна,
всё сильней испуг...
О, Лукойе не врёт,
скажет: как древна*
та печаль, мой друг.
5 декабря 2014
___
* В русском языке нет краткой формы от слова «древний».
Нельзя говорить древна, это считается ошибкой…
А у меня вот пока живёт.
Сутки
I
Мгновенье увеличится в длину
и сигаретой вытянется в сутки,
вдруг осознаешь скорбь и глубину
у жизни, как последней самокрутки.
А зеркало, поймав твоё лицо,
глазам наврёт с три короба о прочем.
Так рыжий полдень прячется в яйцо,
конец строки дополнив многоточьем;
на запад перетягивая хвост,
в нём золото окажется латунью,
скоромный день, или творится пост, –
на ужин выдаст пёструю глазунью.
II
Борение со временем – игра,
плохая и неумная привычка.
Так незаметна острая игла,
в костре мелка и незаметна спичка.
Всё движется бесшумный механизм,
вращаются как маятник светила,
и ты пыльцой отпущен в его жизнь...
Нет, время нас ещё не поглотило,
ещё по венам бегает тепло,
но хрупким и больным явилось тело,
как мутное и старое стекло,
что солнце уловить ещё хотело.
III
Скрыт маятник, рисующий кольцо,
скрывается рука и вседержитель.
Жизнь – насекомое, согретое творцом,
а смерть – сачок, бездонный накопитель
распада, тления и опыта земли.
Как много пауз, кто их свыше мыслит.
О, если б сутки это знать могли!
Но их исход от мысли не зависит.
Закутана, как стрекоза в янтарь,
жизнь в полый обруч темноты и света.
Меняем кожу – знает календарь,
а мы всё старше от его ответа.
IV
Но можно отказаться от тоски,
и перейти на прежние частоты...
Смотреть на белоснежные виски
дороги, расколовшей на пустоты
банальность застоявшуюся форм,
ленивое брожение рассудка,
в котором часа остывает корм,
а тонкая застудится минутка,
перебегая в цифры-полюса,
где будет неизменное двенадцать
светиться, словно зебры полоса
у суток, собиравшихся прощаться.
V
Все признаки мелки душевных ран.
Молчание – единственный свидетель.
Природа ли, Завет или Коран
в тебе живёт, – край неба также светел.
Бледнеет свод, похожий на тесьму,
пришитую к земле иглою словно,
и словно рукодельем скрасив тьму, –
как существо его для нас немногословно.
Рассветная едва забрезжит муть,
и станет неизбежным зов побудки,
не сожалей, что некуда свернуть.
То просто начались другие сутки.
VI
Как и природа, лучше замолчать,
переболеть... И думать, – о перчатках,
всё тех, что, может быть, свою печать
оставили на лестничных площадках;
в упавшем сердце, выпавшем снегу,
слепящем око, подразнив ресницы,
легко перетекавшем в полукруг
той вековой размывшейся границы;
задуматься о свойствах вещества
воды и сумерек... предельно схожи
у времени симптомы воровства
на скорость заметаемых подножий.
VII
И скорость угасания тепла –
всего лишь звука или мига краткость,
в ней капля торопилась и стекла,
тем самым увеличив лужи кратность,
перчатки, полушубки и зонты,
другие атрибуты перепада,
и паром задыхавшиеся рты,
как вами градус времени угадан.
Всё это переходит в никуда,
дробится в бесконечности на пазлы,
ещё был снег, и вот стоит вода,
и сутки с головою в ней увязли.
VIII
Бесшумно заторопится весна
сменить февраль и сократит маршруты,
земля заноет, будто бы десна
младенца, от Чукотки до Калькутты
то будет новый переход вовне
глубокого и вечного процесса,
младенчество святое, ты во мне
не будишь никакого интереса,
но время, сокращая свой лимит,
посуточно выкраивает душу,
душа скорбит, весна в земле болит,
и это всё торопится наружу.
16 ноября 2014 – 21 марта 2015.