Боюсь, когда в огне сгорают крылья.
И бабочек ночная эскадрилья
Огонь любви под матовым стеклом,
Где нить накала светит одержимо,
Куда стремлюсь, но пролетаю мимо,
Где чёрный шёлк под сводами дворца
Спускается на клинопись атласа,
Под взглядом неземного ловеласа
Сгораю вся – от пяток до лица.
Бьётся о струны смычок.
Девочка плачет в партере,
Палочкой машет маэстро,
Как неуклюжий пингвин.
Стройные звуки оркестра
Чайные розы в букете,
Солнца небесная дань.
Скрипка в лиловом корсете
Тихо легла в Божью длань.
В лимоне жёлтого овала,
И в ритме медленного танца
Витая книжная виньетка
Сквозь незатейливый орнамент
Всем улыбалась, как кокетка,
Вмиг поседевшая брюнетка
В ночном сеансе спиритизма,
В душе всегда марионетка, –
Играла в догмы реализма.
Дождик – мальчишка – пострел.
В тонкой трубе водостока –
Молния в пальцах Амура.
Страсть без любви – сущий ад.
В камере черной обскура –
Масок немых маскарад.
Синий иней на парапете.
Вышит бисером твой халат
Чёлка грешная взаперти…
Пышным бантиком оседая,
На коробочке ассорти –
Будит реквием сольный сплин,
В складках метрики – траур клавиш.
Боже праведный, инсулин…
Ничего уже не исправишь.
Пробежался туман полосой.
Уплыву в облаках на корвете
Буду ноги мочить, как осока,
Серой цаплей пройду камыши.
Жаль, тебя не увижу до срока,
Бересту с золотою каёмкой
Тонкой вязью распишет заря.
Отлюбившей тебя незнакомкой
Брошу в белый туман якоря.
Падать – так в объятья.
Бью наотмашь левой –
Целовать до боли,
А душить – так насмерть.
Как хотела воли,
А сползла на паперть…
– Исповедуй, Бог!
– Где твоё жилище?
Выпуклые груди,
Лунные соски.
Да простят мне люди,
В розовом халате
Звёздный иван-чай.
В серебре и злате
Бог подаст на чай…
Бродит по крыше дома.
Это хороший признак…
Ветер запутал липы,
Гребень сломал и скрылся.
Эти ночные скрипы…
В сером плаще тумана,
Словно ночная кошка,
Рваной ноздрёй капкана
Прыгнет судьба в окошко.
Ливней твоих череда
В красной коре у осин –
Лишь на изгибе плеча –
Это озноб или корь?
Осень, принявшая сан,
Как Златоуст Иоанн.
Находят в доме свой приют.
Ответь, печальная, ну где же
В дыму небесное кадило –
Души уснувшей западня.
Вино янтарное бродило,
Утро
Рассвет росу до донышка испил.
Заря на небе появилась утром,
Ночной фиалки аромат душистый,
Как стойкие французские духи…
И кот дворовый, некогда пушистый,
Марине Цветаевой
Лицо – овал и нос с горбинкой.
В тумане крымские порты
И на рассвете грешный флаг
Разбудит реющей полоской.
И будет публика – аншлаг
Дельфин с раздвоенным хвостом,
Жара в объятьях розмарина.
И подпись вязью под холстом:
Твоя уснувшая Марина.
Под аркой век – синяк и ретушь.
Зрачок – сияющий алмаз –
Пунцовых щёк. Третейский суд
Осудят чувственные груди…
Когда сирень идёт на блуд –
От губ разорванный буклет
Пустил по миру пьяный Бахус.
Живи и здравствуй до ста лет,
В окошке кактус…
Креста с изъянами –
Знать наяву, а не во сне
Плывёт кровавая луна
По телу звонницы.
А ночь, прошедшая без сна,
Лишь для любовницы.
Ты отдал её Сатане.
Целый вечер вчера смеялась
Надевала меха на плечи,
Белый жемчуг украсил грудь.
Зажигала витые свечи,
Только скрипка в душе звучала,
Душу грешную Бог не спас.
В чёрном облаке ночь скучала
Без любви, как в последний раз.
Поднимают белую рубаху.
Плачут, заливаясь, соловьи,
И целуют облачный оклад,
Прежде, чем испить до дна отраву,
Чтобы улететь в Нескучный сад,
Разорви мне губы первый тост!
За ноктюрн в роскошной жёлтой шляпе,
За мою судьбу и Холокост,
Где старик – божественный елей
Да страстная пятница, похоже,
Справили печальный юбилей
В трафарете вырезанной кожи.
Нищая в разорванном платке.
Дверь открыла и вошла без стука,
Покрестила дом, задула свечи,
Села одиноко у окна.
Обняла рыдающие плечи,
И от хмеля, падая в объятья,
Неземной, как пепел, сединой
Написала нежные проклятья