* * *
В безумье одержимом Сатана
Душой моей играет напоследок.
И сердце разрывается от меток,
И пропасть между нами, как стена.
Где пагубная страсть дорогой в ад
Ниспослана... Я восхожу на плаху.
С небес срывая синюю рубаху,
Кричу тебе – любимый, ты мне рад?
И чёлкой, словно грешница, у ног
Сметаю пыль на лестнице из клавиш.
И верую, что ты меня избавишь
От суетливой лести, видит Бог!
Зверь
Мой зверь, распятый на крестах,
Откинул голову в багульник.
Язык кровавый на кустах
Молчал, как в церкви богохульник.
Глаза – две жёлтые луны –
Уже скатились с небосклона,
И пар холодный у спины
Дрожал в конвульсиях от стона.
А ночь – не девка, не жена,
Кадила, словно проститутка,
За ней безликая стена,
Где фосфор светится – и жутко.
И перекошенная пасть,
Что вскрыла вены поневоле,
Как приходящая напасть,
Зверь в небесах – душа на воле.
Мадонна
Осень волос твоих рыжих
В зеркале лунных озёр,
И от веснушек бесстыжих
Плачет туман-фантазёр.
Тонкие руки, как дуги.
Древний ковчег, два весла.
Губы отплыли в испуге –
Ночь их с собой унесла.
В трауре звёздного платья,
Маску срывая с лица,
Ангелы, сводные братья,
В ободе тусклом свинца.
Бьют неземные поклоны.
И, припадая к кресту,
Образ печальной Мадонны
Небо рисует Христу.
* * *
За околицей – белый храм,
От крестов золотых – бессонница.
Лишь по телу змеиный шрам
И в испуге уснула звонница.
Острой стали кровавый след,
Ночь молитву читает: «Боже!..»
В лихорадке прощальный бред
И мороз по холодной коже.
Серый френч да от пепла дым,
Конопля, как святая грешница.
За лазурью в тумане – Крым
И Потёмкина князя лестница.
Курс на юг, впереди Босфор,
Присягали царю и Богу.
Аксельбант и волны фарфор
К Золотому приплыли Рогу.
Я, увы, не твоя Виардо
Розы тёмные цвета бордо
Носят траур от прошлых обид.
Я, увы, не твоя Виардо,
И мой голос с надрывом хрипит.
Как живые, кресты на снегу
В лепестках от заснеженных риз
Мне шептали: «Лови на бегу
Зимней розы последний каприз...»
Госпожа любовь
В контур очертаний
Просочилась страсть.
Подраздел страданий
Разделяет власть.
На кону терпимость –
Будоражит кровь.
Вот и Божья милость –
Госпожа Любовь.
Мадмуазель Страсть
Губ горячих наважденье,
От истомы лень.
Неземное наслажденье
В запахе «Chanel».
На ресницах поволока
Обнимает тень.
У любви раба порока
Страсть – мадмуазель.
* * *
Седой левкой согреет душу.
Прощальный звон колоколов…
И я, надменная, чуть трушу
От нежных позабытых слов.
И воздух влажный и прозрачный
Туманом стелет у ручья.
Рассвет изысканный и мрачный
Мне шепчет: «Ты уже ничья».
Но осень, жадная до ласки,
Напившись досыта тоски,
Любовь встречала без опаски,
Посеребрив в ручье виски.
* * *
Рубище к телу прилипло.
Стыла вечерняя мгла.
Ветер простывший чуть хрипло
Бился о створку стекла.
Жёлтой акации запах –
Словно отравленный хмель.
Тени на согнутых лапах
Вязью стелили постель.
Пели далёкие трубы.
Бледный туман да скамья.
Грешные тонкие губы
Плавила епитимья.
* * *
Рваная рана дуэли,
Кровь голубая рекой,
Стынет душа на пределе:
Господи! Вечный покой!
Кожицы тонкий пергамент,
В китель упрятан кадык.
Бабочки звёздный орнамент
К гробу прижался впритык,
Сполз на края эполеты.
Где же, поручик, твой рай?
Белым носочком штиблеты
В вечность врата открывай.
* * *
Оргии Древнего Рима.
Лев и оливковый мавр.
В девственной нежности грима –
Смерть под удары литавр.
Грех, услаждающий негу…
Кровью залит Колизей.
Мертвых рабов на телегу –
И не глазей, ротозей!
Мир теней
Царственный Хеопс и пирамида
И песчаной бури кутерьма,
Словно заговорщица – Фемида
И моя последняя тюрьма.
Солнца красный шар и наковальня,
Мулов утомлённый караван.
Пирамида – это вам не спальня:
Храм Изиды, а за ней– бархан.
Пеклом поглощённая пустыня
Руки поднимает, как богиня.
Клеопатра, Цезарь, фараон…
Письмена, папирусные свитки,
И бинты, истлевшие до нитки,
И бальзам, как жрец – хамелеон.
Безбожница
Сколько раз говорила безбожница,
От дождей, убегая в слякоть:
– Ты осеннего ветра наложница,
Может, хватит, подруга, плакать?
И молитву читать, и каяться –
Чёрт попутал и бес в ребро.
Нам и вместе с тобой не справиться.
На висках блестит серебро.
Отрекаться, любить без памяти,
Ангел крылья поднимет вверх.
На плечах, как ожог, две вмятины:
Я – монашка, а ты – мой грех.
* * *
Чёрное вино в бокал печали,
Золотым клеймом холодных роз…
Скрипки без смычка едва бренчали,
Падая на скатерть мокрых слёз.
И заря – нагая куртизанка,
Выставляя бедра напоказ,
Исчезала, словно самозванка,
Вызывая вздохи и экстаз.
Голосили в травах повилики.
Шлейф зари запутала змея.
Медью недоспелой ежевики
В небе догорала колея.
* * *
Предвкушая, как сладко
В Лету кануть опять,
Выбрил череп мой гладко
Лысый Будда раз пять.
Гипсом скованы руки,
Рваный рот до ушей.
Нас возьмут на поруки
И прогонят взашей.
На распухшие вены –
С изразцами узор.
Эти белые стены –
Крылья ангела…Вздор!
Неоплаченный вексель,
Звёзд холодных пеня.
Визави, Фридрих Бессель,
Помолись за меня.