Наталья
Филимонова

* * *

А дальше что? А дальше снег и снег.

И нет просвета. Или это – свет?

Тягучий, затуманенный, седой

Ложится между небом и водой.

А дальше – встанет толстокожий лёд,

Его не перейти ни вплавь, ни вброд,

Его не растопить, не расколоть.

Оберегая всю земную плоть,

Он так и будет до весны лежать,

Пока не дрогнет первая межа.

А после – травы будут говорить,

Паук сплетёт невидимую нить,

Уснёт пчела в заснеженном цветке,

А дальше – снова наледь на реке.

И без конца идёт круговорот,

Пока природа дышит и поёт.

И только мне не нужен этот снег.

И этот лёд, что глух ко мне и слеп,

И этот человек, что никогда

Своей любовью не растопит льда.

Я – не природа, я – жена и мать.

Со мною нужно жить и понимать...

* * *

Вокруг необратимость октября

Встаёт на горизонте втихаря

И солнцу улыбается незрело.

Листва к утру изрядно постарела,

Так, как и я. Мне тоже не к лицу

Осенняя туманность турмалина.

Я словно отрезаю пуповину

И понимаю, что иду к концу.

И время поджимает неустанно,

Но я за всё природе благодарна –

За ту любовь, которая внутри

Горит неиссякаемо и громко,

И ластится обиженным ребёнком,

И засыпает на моей груди.

* * *

Ещё вчера осенняя пчела,

Уснувшая в траве, обречена

была на гибель.

И слышалась в её природном хрипе

не музыка – душа.

Хотелось ей помочь и с ней дышать

ещё вчера...

Сегодня будет явь.

Не правь мой слог,

пусть даже будешь прав –

хочу его сберечь, не обманувшись

в себе самой.

Пусть дальше будет хуже,

но я вдохну в него ещё глоток –

Смотри, как много света!

Этот свет ещё с утра,

безвыходен и слеп, рождал начало.

И родился – иней.

Как жаль, что слишком мало

в нём меня,

и я его слабее и наивней.

* * *

Зима чернее волчьей ягоды.

Глаза закроешь – всё одно.

А помнишь, ездили до Ладоги

На электричке ледяной?

Садились утром у Финляндского –

И по железной до конца.

Хватало солнца нам январского,

Ловилось счастье на живца.

Декабрь, набившийся оскоминой,

Из под полы небесных недр

Глумился над своим надгробием

И посылал на землю снег.

И этим снегом утрамбовывал,

И умывал, и омывал.

Стояла ржавой под заборами

Недоистлевшая трава.

Недоуслышанная исповедь

Снегоподобной тишины

Темнее самой тёмной истины

И самой искренней вины.

* * *

Мёрзнет камень. Твердеет земля.

Ветер сушит болота и реки.

Неуклюже крадётся зима.

Опускаю прозрачные веки

В бездыханное царство цветов,

Где идут разговоры без слов,

Где тоскуют по божьему раю.

Лично я это место не знаю,

Но слыхала от мёртвых дерев –

Если долго стоять, замерев,

Можно слышать, как тонкая ива,

Наклонившая ветки стыдливо

К изголовью дрожащей воды,

Тишину называет на «ты».

Та – молчит, ни единого всплеска.

Солнце умерло за перелеском.

Холодает. Пора уходить.

А с тобою нам не по пути,

И оспаривать факт бесполезно.

Мы, согретые Богом и детством,

Оставляем друг друга.... Смотри –

Как твердеет земля под ногами!

Будто встала зима между нами,

Будто сердце замёрзло внутри...

* * *

Не надо мне о жизни и о смерти,

И о любви я тоже не хочу.

Простуженный и безнадёжный ветер

Впадает в кому, падая без чувств

Под ноги тёмно-красною рябиной.

Выводит дождь заезженным курсивом

На запотевшем: «Я тебя люблю».

Отпели птицы смело и красиво

Прощальную. И где-то на краю

Неудержимо рвётся на свободу

Осеннее последнее тепло,

И ломит кости, значит, к непогоде.

С погодой нынче всем не повезло.

* * *

Перебороть свой страх, перерасти

Саму себя и стать немного выше.

На божий свет дитя произвести

И слушать, как оно живёт и дышит.

И сладкою крещенскою водой,

Что омывает ледяную кромку

Речной купели, напоить ребёнка –

Он будет улыбаться и гулить.

Обветривая мокрую ладонь,

Морозный воздух прячется за мной,

Пытаясь с тишиной заговорить.

Я прошепчу: не тронь её, не тронь.

Пусть спит и набирается ума...

Ещё не скоро кончится зима...

* * *

Перед рассветом давит ночь

Душой на точки болевые.

Сопит луна, вздыхает дочь

Во сне. А линии кривые

Провисших тонких проводов

Сжимают профиль городов.

Стучат колёса под и над.

В глухом стекле танцует ложка.

Сосед ломает шоколад

И нехотя сметает крошки,

А те, безумство обретя,

Летят куда глаза глядят.

Когда спокойно и легко,

Слова высокие излишни.

Пожалуй, я за кипятком

Схожу и напишу о жизни.

Здесь, за пределами окна,

Другая смотрит тишина.

* * *

С тобою то прощаюсь, то живу,

Влюбляясь недолюбленной любовью

В себя саму. Как дерево в траву,

В тебя врастаю, но питаюсь болью,

Которая течет внутри тебя

И, будто бы любимое дитя,

Неразделимо связана с тобою.

Такую боль не пожелай врагу.

Она сама приходит и некстати,

И вдох и выдох держит начеку,

А я встречаю в праздничном халате

Её и приглашаю посидеть,

Поговорить за жизнь или за смерть

И полежать с собою на кровати.

Но боли той совсем не до любви –

Она в тебе погрязла грешным делом,

А ты и рад. И как ни позови

Её, она откликнется умело

На голос твой. Её бы обуздать

И обезболить, и переписать,

Но почерк мой кривой и неумелый.

* * *

Это всё –

от меня до тебя,

От окраин до самого центра,

От бессмертия до бытия –

Безнадёжно-ноябрьского цвета.

Этот дождь,

этот мокрый туман,

Этот город, что сер до озноба,

Этот снег, что рождает зима...

Этот мир, зацелованный Богом

И тобой,

не имеет запретов.

Темноту производит из света,

Признаваясь в кромешной любви.

За собою меня не зови –

Мне хватает осеннего снега.