Мария Малиновская

Мария Малиновская

Мария МалиновскаяСтудентка Литературного института имени А. М. Горького

Победитель ряда литературных конкурсов, в том числе – лауреат премии имени Д. С. Лихачёва, премии «Молодой Петербург», Гран-при «Илья-премии – 2013».

Участник Форумов молодых писателей в Липках.

 

Горькая реальность

Современная русская поэзия представляет собой исключительно пёстрое полотно, которое легко сбивает зрительный фокус тому, кто отваживается посмотреть на неё наивным взглядом любителя высокого и прекрасного. Именно от незнания общей литературной ситуации, от множества псевдохудожественных поделок, коими изобилуют сетевые и бумажные издания, читатель испытывает разочарование и уже не хочет более напрягать глаза, искать в кричащей пестроте ширпотреба участки добротной поэтической ткани. И всё же, искать необходимо: до боли в глазах, до головокружения, до самозабвения, если хотите. Мой личный опыт подсказывает, что настоящая поэзия в России есть. В этой небольшой критической заметке я хочу познакомить вас с творчеством по-настоящему  удивительного, современного по форме и вечного по содержанию, белорусского лирика Марии Малиновской. Книгу «Гореальность», подаренную мне самим автором, я выпил без отрыва, залпом, и, находясь под сильным впечатлением от её терпкого абсентного  послевкусия, решил безотлагательно поделиться пережитым с вами.

Начну, пожалуй, с главной болевой точки книги. Я не профессиональный психолог и не ставлю перед собой цели что-либо диагностировать. Однако ряд сугубо психологических замечаний относительно «Гореальности» я себе всё же позволю. Главная тема книги – обида. Автор обижен на саму суть христианского мироздания – на его Создателя. И меня это вовсе не шокирует. До Малиновской был Байрон с Каином и Манфредом, до Малиновской утопали в безверии «проклятые поэты», до Малиновской Камю явил миру выгоревшую на солнце душу «Постороннего», до Малиновской, в конце концов, и Цветаева отказывала Богу в праве судить женщину. Я уже молчу о Ницше и его последователях. Короче говоря, поэты и философы двух предыдущих столетий много сделали для того, чтобы десакрализировать окружающую нас реальность, подменить религиозное мистическим и созерцательное интеллектуальным. Этого требовало время, но истина, как мне представляется, требовала и требует от поэта совсем другого. Автор, впрочем, не вовсе лишает Бога права на существование, но почти отказывает ему в праве вершить судьбы мира, ибо вершителем оных назначает себя самого. Сильная, гордая, вызывающая позиция! На ней держится весь сборник. Но что конкретно не устраивает героиню «Гореальности» в действиях Вседержителя? Она уличает Бога в суровости и несправедливости по отношению к её родным и близким людям. В детали из деликатности я вдаваться не стану. Конфликтные линии слишком интимны и трепетны, чтобы можно было подвергнуть их разбору в рамках литературной рецензии. Поэтому буду вести разговор только о художественной составляющей. А она яркая, захватывающая, покоряющая…       

Бунт героини против немого и жестокого Бога – это бунт самой природы, её женской самости в обличии гневной амазонки или скалящей зубы волчицы:

 

Учиню небывалый разбой:

Всё сметая, пойду за тобой.

Та, которую в лоб целовал,

Сможет в лоб застрелить наповал.

Та, чьи волосы нежно ласкал,

Вздыбит шерсть и покажет оскал.

 

Природа жива, страдательна, провокативна, а Бог – всего лишь механический исполнитель казни над слабыми и мятущимися людьми. И героиня встаёт на защиту близких ей людей перед авторитарным Богом, как встала в своё время софоклова Антигона против воли царя Креонта за право своего брата Этеокла быть преданным земле. Почти каждое стихотворение об этом:

 

Я к Богу возношу звериный вой…

Глотаю землю и давлюсь травой,

Сосцы отяжелевшие сдираю

И так ползу к неведомому раю.

 

И редко в каком стихотворении можно найти созерцательное философствование или, на худой конец, отрешённую от участия в титанической борьбе пейзажную зарисовку. Вынужден констатировать, что «Гореальность» – это сплошное пространство борьбы древней Женщины с ещё более древним Богом за жизни слабых мира сего. И за этой борьбой нельзя не наблюдать без содрогания, без тайного страха, сопровождающего восхищение. Если хотите, то мы имеем дело с частным  случаем внутреннего одичания и отчаяния под давлением внешних обстоятельств и, в то же время, с удивительной свободой выражения этого состояния:

 

Ни лишнего слова, ни лишнего жеста,

Мой слог не по-девичьи скуп и остёр!

Приветствую ад, нехристова невеста,

И, как на алтарь, восхожу на костёр!     

 

Из стиха в стих наблюдаются неустанные вспышки творческой энергии. Каждая строка, каждое слово даже ведёт подрывную работу, разрушает русский канон взаимоотношений между человеком и Богом, человеком и природой, автором и читателем. Лексический традиционализм не мешает автору порывать с традицией в пространстве духовном. Байронический скепсис идёт рука об руку с простым земным желанием обоюдной любви, а жертвенное самосожжение с беспредельной уверенностью в своей правоте:

 

Милый сударь! Чепуха

Ваши каторги, оковы:

Дострадайтесь до такого

Неискусного! – стиха!

 

Если позволите, то «Гореальность» – это ещё и книга торжествующего женского язычества и чуть ли не ритуального обнажения души заодно с телом:

 

Под прозрачной рукой затвердела, набухла душа…

И ласкаешь, почти оживая, пьянея, дрожа…

Нет религии ближе, роднее, святыни дороже…

Ощущаю тепло… Розовеет бесцветная кожа… 

 

Из четырёх классических стихий, складывающих по мнению древних всё живое, в «Гореальности» превалируют огненная и земная. У меня сложилось впечатление, что стихи Марии появляются в тот момент, когда вожделеющий огонь мысли соединяется с податливым телом земной эмоции. Кажется, она и сама частично об этом проговаривается:

 

Неизбывнее страха пройму

И обдам сладострастнее жара,

Оставаясь подвластна уму,

В чём, увы, и затея, и кара. 

 

Христианские мотивы сплетаются у поэта с языческими в смертельный клубок, который не может быть распутан по той простой причине, что поэту дороги его мучения и других сношений с миром потустороннего на тот момент он просто-напросто не выстроил. Если обида на Бога и вызов ему – это движущая сила «горестной реальности» Малиновской, то любовь в разных своих ипостасях является для неё своеобразным допингом, помогающим вести борьбу, и, одновременно, средством самоутверждения:

 

В объятия – не привлеку –

Размашисто, наудалую,

В один прыжок – в одну строку –

Настигну Вас – и зацелую!

 

Есть в голосе женщины, придумавшей и населившей «Гореальность», нечто повелительное, требовательное. Нет, она не просит сильного о пощаде, не умоляет царствующего быть милостивым, как раз наоборот, она приказывает и судит так, будто право это получила с первых дней своей жизни:

 

Ты вернулся! Да только не я, 

Говорящая с Богом дикарка,

Возвращала, молясь у огарка

И на зверя летя без копья.  

………………………………

Лишь пыталась уйти от вранья

И ловила холодные взгляды…

Как посмел ты спасаться, проклятый, 

Если знал, что спасала не я?

 

Конечно, я не позволил себе забыть, что стихи «Гореальности» писаны совсем ещё юным поэтом. А кто, скажите мне, не считал себя самым несчастным из живущих на земле в четырнадцать или шестнадцать лет? Кто не бросал вызов родителям, Богу, всему мирозданию, мучимый детским страхом непонятости? Кто не терял душевного равновесия от первой настоящей боли, пришедшей из мира взрослых? И всё же, столь сильное и трагичное «я» в стихах Марии Малиновской – это не просто этап взросления, который преодолевается и часто забывается большинством простых смертных. Здесь видно зарождение чего-то большего, обречённого на мучительное развитие и становление, на периоды озарений и немоты, на мощные вспышки настоящей поэзии, способной преобразить душу её нынешнего и будущего читателя. Совершенно очевидно, что перед нами поэт с судьбою Поэта, сознающий, что большому «Пути дорога не указ». К этому яркому лирическому всплеску нам всем стоит присмотреться повнимательнее, ибо нет сомнения, что талант подобного накала оставит в русской словесности нового времени глубокий огненный след.

                 

Игорь Лукашёнок

Подборки стихотворений