Студентка Литературного института имени А. М. Горького
Победитель ряда литературных конкурсов, в том числе – лауреат премии имени Д. С. Лихачёва, премии «Молодой Петербург», Гран-при «Илья-премии – 2013».
Участник Форумов молодых писателей в Липках.
Современная русская поэзия представляет собой исключительно пёстрое полотно, которое легко сбивает зрительный фокус тому, кто отваживается посмотреть на неё наивным взглядом любителя высокого и прекрасного. Именно от незнания общей литературной ситуации, от множества псевдохудожественных поделок, коими изобилуют сетевые и бумажные издания, читатель испытывает разочарование и уже не хочет более напрягать глаза, искать в кричащей пестроте ширпотреба участки добротной поэтической ткани. И всё же, искать необходимо: до боли в глазах, до головокружения, до самозабвения, если хотите. Мой личный опыт подсказывает, что настоящая поэзия в России есть. В этой небольшой критической заметке я хочу познакомить вас с творчеством по-настоящему удивительного, современного по форме и вечного по содержанию, белорусского лирика Марии Малиновской. Книгу «Гореальность», подаренную мне самим автором, я выпил без отрыва, залпом, и, находясь под сильным впечатлением от её терпкого абсентного послевкусия, решил безотлагательно поделиться пережитым с вами.
Начну, пожалуй, с главной болевой точки книги. Я не профессиональный психолог и не ставлю перед собой цели что-либо диагностировать. Однако ряд сугубо психологических замечаний относительно «Гореальности» я себе всё же позволю. Главная тема книги – обида. Автор обижен на саму суть христианского мироздания – на его Создателя. И меня это вовсе не шокирует. До Малиновской был Байрон с Каином и Манфредом, до Малиновской утопали в безверии «проклятые поэты», до Малиновской Камю явил миру выгоревшую на солнце душу «Постороннего», до Малиновской, в конце концов, и Цветаева отказывала Богу в праве судить женщину. Я уже молчу о Ницше и его последователях. Короче говоря, поэты и философы двух предыдущих столетий много сделали для того, чтобы десакрализировать окружающую нас реальность, подменить религиозное мистическим и созерцательное интеллектуальным. Этого требовало время, но истина, как мне представляется, требовала и требует от поэта совсем другого. Автор, впрочем, не вовсе лишает Бога права на существование, но почти отказывает ему в праве вершить судьбы мира, ибо вершителем оных назначает себя самого. Сильная, гордая, вызывающая позиция! На ней держится весь сборник. Но что конкретно не устраивает героиню «Гореальности» в действиях Вседержителя? Она уличает Бога в суровости и несправедливости по отношению к её родным и близким людям. В детали из деликатности я вдаваться не стану. Конфликтные линии слишком интимны и трепетны, чтобы можно было подвергнуть их разбору в рамках литературной рецензии. Поэтому буду вести разговор только о художественной составляющей. А она яркая, захватывающая, покоряющая…
Бунт героини против немого и жестокого Бога – это бунт самой природы, её женской самости в обличии гневной амазонки или скалящей зубы волчицы:
Учиню небывалый разбой:
Всё сметая, пойду за тобой.
Та, которую в лоб целовал,
Сможет в лоб застрелить наповал.
Та, чьи волосы нежно ласкал,
Вздыбит шерсть и покажет оскал.
Природа жива, страдательна, провокативна, а Бог – всего лишь механический исполнитель казни над слабыми и мятущимися людьми. И героиня встаёт на защиту близких ей людей перед авторитарным Богом, как встала в своё время софоклова Антигона против воли царя Креонта за право своего брата Этеокла быть преданным земле. Почти каждое стихотворение об этом:
Я к Богу возношу звериный вой…
Глотаю землю и давлюсь травой,
Сосцы отяжелевшие сдираю
И так ползу к неведомому раю.
И редко в каком стихотворении можно найти созерцательное философствование или, на худой конец, отрешённую от участия в титанической борьбе пейзажную зарисовку. Вынужден констатировать, что «Гореальность» – это сплошное пространство борьбы древней Женщины с ещё более древним Богом за жизни слабых мира сего. И за этой борьбой нельзя не наблюдать без содрогания, без тайного страха, сопровождающего восхищение. Если хотите, то мы имеем дело с частным случаем внутреннего одичания и отчаяния под давлением внешних обстоятельств и, в то же время, с удивительной свободой выражения этого состояния:
Ни лишнего слова, ни лишнего жеста,
Мой слог не по-девичьи скуп и остёр!
Приветствую ад, нехристова невеста,
И, как на алтарь, восхожу на костёр!
Из стиха в стих наблюдаются неустанные вспышки творческой энергии. Каждая строка, каждое слово даже ведёт подрывную работу, разрушает русский канон взаимоотношений между человеком и Богом, человеком и природой, автором и читателем. Лексический традиционализм не мешает автору порывать с традицией в пространстве духовном. Байронический скепсис идёт рука об руку с простым земным желанием обоюдной любви, а жертвенное самосожжение с беспредельной уверенностью в своей правоте:
Милый сударь! Чепуха
Ваши каторги, оковы:
Дострадайтесь до такого
Неискусного! – стиха!
Если позволите, то «Гореальность» – это ещё и книга торжествующего женского язычества и чуть ли не ритуального обнажения души заодно с телом:
Под прозрачной рукой затвердела, набухла душа…
И ласкаешь, почти оживая, пьянея, дрожа…
Нет религии ближе, роднее, святыни дороже…
Ощущаю тепло… Розовеет бесцветная кожа…
Из четырёх классических стихий, складывающих по мнению древних всё живое, в «Гореальности» превалируют огненная и земная. У меня сложилось впечатление, что стихи Марии появляются в тот момент, когда вожделеющий огонь мысли соединяется с податливым телом земной эмоции. Кажется, она и сама частично об этом проговаривается:
Неизбывнее страха пройму
И обдам сладострастнее жара,
Оставаясь подвластна уму,
В чём, увы, и затея, и кара.
Христианские мотивы сплетаются у поэта с языческими в смертельный клубок, который не может быть распутан по той простой причине, что поэту дороги его мучения и других сношений с миром потустороннего на тот момент он просто-напросто не выстроил. Если обида на Бога и вызов ему – это движущая сила «горестной реальности» Малиновской, то любовь в разных своих ипостасях является для неё своеобразным допингом, помогающим вести борьбу, и, одновременно, средством самоутверждения:
В объятия – не привлеку –
Размашисто, наудалую,
В один прыжок – в одну строку –
Настигну Вас – и зацелую!
Есть в голосе женщины, придумавшей и населившей «Гореальность», нечто повелительное, требовательное. Нет, она не просит сильного о пощаде, не умоляет царствующего быть милостивым, как раз наоборот, она приказывает и судит так, будто право это получила с первых дней своей жизни:
Ты вернулся! Да только не я,
Говорящая с Богом дикарка,
Возвращала, молясь у огарка
И на зверя летя без копья.
………………………………
Лишь пыталась уйти от вранья
И ловила холодные взгляды…
Как посмел ты спасаться, проклятый,
Если знал, что спасала не я?
Конечно, я не позволил себе забыть, что стихи «Гореальности» писаны совсем ещё юным поэтом. А кто, скажите мне, не считал себя самым несчастным из живущих на земле в четырнадцать или шестнадцать лет? Кто не бросал вызов родителям, Богу, всему мирозданию, мучимый детским страхом непонятости? Кто не терял душевного равновесия от первой настоящей боли, пришедшей из мира взрослых? И всё же, столь сильное и трагичное «я» в стихах Марии Малиновской – это не просто этап взросления, который преодолевается и часто забывается большинством простых смертных. Здесь видно зарождение чего-то большего, обречённого на мучительное развитие и становление, на периоды озарений и немоты, на мощные вспышки настоящей поэзии, способной преобразить душу её нынешнего и будущего читателя. Совершенно очевидно, что перед нами поэт с судьбою Поэта, сознающий, что большому «Пути дорога не указ». К этому яркому лирическому всплеску нам всем стоит присмотреться повнимательнее, ибо нет сомнения, что талант подобного накала оставит в русской словесности нового времени глубокий огненный след.
Игорь Лукашёнок
Феликс к подборке «Рисунок деликта» Марии Малиновской 24 января 2014 года
Владимир Москалик Марии Малиновской 22 января 2014 года
Добавить комментарий