От переводчика
Стихи румынского поэта-классика Джордже Баковии я впервые услышала в конце 70-х годов в Кишинёве. Мне прочитал их вслух коллега-журналист. То было стихотворение «Seara trista» («Грустный вечер»), одно из самых известных у Баковии. Меня сразу заворожил его ритм, от строчек повеяло какой-то пронзительной грустью – той неповторимой, уникальной, что свойственна только этому поэту.
С того дня в мою жизнь вошёл поэт Джордже Баковия, и я не расставалась с книгой его стихотворений (подарок того же приятеля). Она и сейчас передо мной. Двуязычное издание «Жёлтые искры», вышедшее в издательстве «Минерва» в Бухаресте в 1978 году.
Грусть – визитная карточка Баковии. Она имеет разные тона и оттенки – чаще всего жёлтые, свинцово-серые, лиловые. Иногда это чёрно-белая строгая гамма. У этой грусти есть и музыка. Она звучит в мелодиях вальсов, которые играет военный оркестр, в надрывном мотиве уличной шарманки, в однообразных звуках осеннего дождя. Его стихи похожи на короткие минорные сонаты, и почему-то их хочется слушать бесконечно. Это грусть одинокого человека, грусть провинции, городков, затерянных среди холмов и степей, грусть заснеженных тополей и отцветающих лип.
Это и моя грусть – девочки из молдавского городка Флорешты, незабываемого и столь далёкого. Это и мой дождь, и мои пейзажи.
Я давно хотела перевести стихи Джордже Баковии на русский язык, но не хватало смелости.
Прошли годы, я рассталась с родиной, и в другой стране, с другим – ностальгическим – настроением я потянулась к пожелтевшей от времени книге…
Так родились мои переводы. И мне хочется рассказать людям, не знающим румынского языка, об этом удивительном поэте-символисте французской школы, умевшем так тонко и щемяще описывать состояния души. Это редкий дар, и грусть Баковии универсальна.
Поэзия Джордже Баковии – часть моего мира, моей души, и я хочу поделиться с вами тем, что дорого мне.
Оркестр
ветер в осеннем парке
сор и листву сметает
вечером в старом парке
вальсы оркестр играет
этот оркестр военный
в сумерках захолустья
доски прогнившей сцены
волны тоски и грусти
город как будто вымер
только звучат фанфары
и на листве опавшей
молча танцуют пары
завтра не будет этой
музыки одичалой
в парке залитом светом
осени чёрно-алой.
Осень
В казарме играет горнист.
Листву разбросало.
Я слышу то шелест, то свист,
То скрежет металла.
Взрывается школьный звонок –
Обычный порядок.
И ветер взметает у ног
Обрывки тетрадок.
Над площадью виснет собор
Распластанной тенью.
И листья слетают во двор…
И запахи тленья.
В казарме играет горнист
Протяжно, упорно.
Окраина. Скрежет и свист.
И отзвуки горна.
Закат
Струятся листья с веток
Багряными слезами.
Закат к окну крадётся
Кровавыми лучами.
Над синими холмами
Кровавая луна.
Оттенка алой крови
Озёрная волна.
И девушка, чей кашель
Так влажен и глубок,
К губам платок подносит, –
Багряный, как листок.
Утро
Чёрный кофе поспешно глотнуть.
Плащ накинуть и взглядом окинуть
За окном моросящую муть…
Кресло ближе к столу передвинуть.
И спиртовки огонь голубой
Погасить, чтобы тени метнулись,
Перед тем, как смешаться с толпой
В обжигающем холоде улиц.
И на службу явиться точь-в-точь
В час привычный... в бумаги зарыться.
Но и там, но и там не укрыться
От тоски по тебе... как всю ночь.
Пейзаж
Деревья в обнажённом парке.
Их строгий чёрно-белый ряд.
Деревьев траурный наряд
Зимою в опустевшем парке.
Здесь чьи-то жалобы звучат…
И птица в перьях чёрно-белых
Кричит – как плачет – невпопад,
И листья мёртвые лежат
На фоне веток чёрно-белых.
Здесь часто призраки гостят…
Деревья – символы утрат
В их чёрно-белом безразличье,
Охапки листьев, крики птичьи –
Прощанья траурный наряд.
Снежинки медленно летят...
Облака плывут
Сегодня ни строки не напишу...
Глоток вина, и книга, и сигара…
Вот солнце опустилось за межу –
Остывшее, без пламенного жара.
Я из окна слежу за ним, слежу…
И как всегда, где б ни был я, отмечу:
Фантомы дней уходят за межу,
И я их больше никогда не встречу.
Одиночество
Мне страшно в комнате моей,
в её ночных тисках зловещих,
когда напоминают вещи
столпотворение теней.
Они чернеют по углам
и за картинами таятся,
и чьи-то голоса теснятся,
похожие на птичий гам.
Какую тайну ты хранишь,
меня безумием пугая?..
Рефрен метели повторяя,
с тенями слиться мне велишь…
Не для любимой этот ад
бессонных всхлипов, причитаний,
зеркал неясных очертаний –
и свечки догоревшей чад…
Осенний невроз
Деревьев прерывистый сон
Во мгле заоконной…
Их шелест, похожий на стон,
И дождь монотонный…
И парк, и пустынность аллей,
И пара влюблённых.
И я наблюдаю за ней,
И дождь монотонный…
Меня раздражает их вид
Болезненно-томный.
А сердце то стынет, то спит.
И дождь монотонный…
Туфельки
две туфельки бальных с каймой золотой
с витрины чуть слышно меня окликают
всё сбудется свечи в гостиной пылают
и вальс надвигается душной волной...
...и на катафалк их опустят потом
с любимой умевшей пленять и лукавить
они и в могиле тебя будут славить
две туфельки бальных с каймой золотой
Осенний вальс
Опять выводит осень за окном
На струнах ливня траурный мотив.
Так пусть заполнят звуки вальса дом,
Пока горит камин, и мы вдвоём…
Ты слышишь: где-то в парке городском,
В сырой и непроглядной темноте,
Она всё чаще плачет о былом,
О нас с тобой… да, мы уже не те.
Нам остаётся только этот вальс.
Ты положи мне руку на плечо…
Ещё одно движение, ещё…
Вальсируем, не поднимая глаз.
Зимний невроз
Буран за окном разыгрался.
Ты молча к роялю подсела.
Во мгле городок затерялся.
И снег... по-кладбищенски белый.
От этой минорной сонаты
Душа моя оцепенела.
Твой профиль, и взгляд виноватый,
И снег... по-кладбищенски белый.
Я слышу твой плач затаённый,
Похожий на возглас несмелый,
И вздохи твои, словно стоны.
И снег... по-кладбищенски белый.
Коснусь твоих прядей легонько,
Аккорд подберу неумело.
Гравюры мороза на окнах.
И снег... по-кладбищенски белый.
Пастель
Агония осени…
Клин журавлей,
Медленно тающий
В дымке полей.
Редкие капли
Из облаков…
Горький, удушливый
Дым от костров.
С веток срывается
Стая ворон…
Тихим мычанием
Полон загон.
Звон бубенцов –
Надоевший мотив.
Поздно. Безлюдно.
И я… ещё жив.
Свинец
свинцовые гробы объяты сном
в надгробиях свинцовые цветы
как символы уснувшей красоты
звенели в склепе на ветру ночном
моя любовь придавлена свинцом
над ней цветы свинцовые цветут
я закричал… но мёртвых не зовут
и эхо мне напомнило о том
Прохожий
Я только прохожий пустых площадей,
Где тускло мерцают фонарные пятна
И полночь часы отбивают невнятно, –
Я только прохожий пустых площадей.
Друзья мои – чей-то бессмысленный смех
Да тень, что пугает собак беспризорных.
Фонарные блики на плитах узорных…
Друзья мои – тень да бессмысленный смех.
Я только случайный свидетель игры
Сводящих с ума силуэтов размытых…
Бреду, каменея, по каменным плитам, –
Случайный прохожий, свидетель игры.
Дождь
Какой нескончаемый дождь!
И звон бубенцов монотонный
За ветхой оградой загона
На всхлип потаённый похож.
О, плач бубенцов монотонный…
Какой изнурительный день!
Такие случаются редко.
Под ливнем больная соседка
Хохочет и бродит, как тень.
О, плач бубенцов неуёмный…
Да, ливень… и как он звенит!
Печально, тревожно и тонко,
Похоже – на голос ребенка,
На сны, что любовь нам сулит.
О, плач бубенцов умилённый…
И как тут не плакать о том,
Чего не бывает на свете?..
И как тут не думать о смерти
Под музыку струй за окном?..
Эхо романса
Лучи по-летнему палят.
Уже и липа отцвела.
Я ждал тебя. Пылал закат.
– Ты не пришла!
Поникли стебли поздних роз.
От жажды высохли поля.
Я ждал тебя в мерцанье звёзд.
– Ты не пришла!
И листопад отполыхал.
Листва под инеем слегла.
Я звал тебя, искал и ждал.
– Ты не пришла!
Напоминая о зиме,
Идут холодные дожди.
Ты не услышишь обо мне…
– Не приходи!
Снегопад
над городом кружится снег...
ночь наслаждений, ночь порока…
из ярко освещённых окон
то вальсы слышатся, то смех.
и стайки женщин там и тут
выпархивают в ночь из баров –
духи, и запах перегара...
и стайки женщин там и тут.
и город как зарытый клад,
где бриллианты и рубины –
лилово-алые витрины,
дразнящие сквозь снегопад.
© Джордже Баковия, 1916–1957.
© Любовь Фельдшер, 2017.
© 45-я параллель, 2017.