Лев Таран

Лев Таран

(07.08.1938, Красноярск – 03.05.1994, Дмитров, Московская область)
 

Лев ТаранРоссия упорно продолжает сорить талантами. На мой взгляд один из лучших поэтов второй половины 20 века Лев Николаевич Таран (1938–1994) остался практически неизвестным, не прочитанным, не понятым. У него есть такие строки:

 

Комсомольцы-добровольцы…

Лагеря в колымской мгле…

Прозевали богомольцы –

Страшный Суд был на земле.

 

Какая сила, какая мощь брезжит в этих строках! Но дело не в этом. Я хочу обернуть их на судьбу автора. Поэты, критики, читатели, окололитературная тусовка… Страна прозевала очень значительного поэта – не побоюсь сказать, в лучших стихотворениях поднимающегося до тютчевского уровня…

Он родился в Красноярске. Здесь окончил школу и медицинский институт. В 70-х годах перебрался в подмосковный Дмитров, откуда раз в четыре дня ездил на работу. А трудился он дежурным психиатром в знаменитом СКЛИФе, то есть на скорой психиатрической помощи института Склифосовского. Благодаря этому он хорошо знал всевозможные, в том числе и самые тяжёлые, болезненные закоулки бытия. Но и имел возможность уделять достаточно времени творчеству.

При жизни у него вышли два сборника стихотворений – один в Красноярске и один в Москве. Оба содержат стихи в основном не лучшие, не выражающие самых сильных сторон его огромного, пронзительного таланта. Он был вынужден соглашаться с неудачным отбором текстов и трусливой, навязчивой редакторской правкой. В периодике Лев Таран практически не печатался. Малопривлекательные, осторожные подборки в журналах «Смена» и «Юность» почти никто не заметил, да и быть иначе не могло. И всё-таки в Союз писателей Москвы  он был принят… Но вскоре ушёл из жизни.

Сердце не выдержало нервотрёпки тяжелейшей работы, да и извечной русской беде был подвержен. Хотя сам выводил из запоев своих приятелей. Написал стихотворение, конечно же, оставшееся неопубликованным:

 

Слава Богу, что я не печатался,

не прославился, не преуспел…

Я бы нынче иначе печалился,

по-иному бы думал и пел.

Я полжизни убил над задачником…

А ответ оказался простой:

– Нужно неслухом быть, неудачником,

чтоб самим оставаться собой.

И, приблизившись к самому краю –

сентябрю, октябрю, ноябрю,

я судьбу свою благословляю

и Всевышнего – благодарю.

 

Я дружил с ним – надёжным мужиком и интереснейшим собеседником, любил многие его стихи. Вскоре после его смерти мы провели единственный творческий вечер поэта Льва Николаевича Тарана. На следующий день я отправился в Дмитров и привёз оттуда часть его архива, который позволила забрать вдова поэта. Через несколько месяцев ушла из жизни и она. Оставшаяся часть архива неизвестно где. Прошло 18 лет… Всё меньше остаётся людей, которые дружили с Лёвой и знали цену его стихам. Недавно мне стало известно, что его друг ещё по Красноярску известный ныне писатель Евгений Попов с большим трудом отыскал в Дмитрове заброшенную могилу Льва Тарана.

Мне кажется, что его стихи действительно нужны России и будут востребованы читателями. Он писал методом прямого высказывания, как писали поэты Золотого века. Если бы его щедрее публиковали, если бы он был замечен и прочтён, то, возможно, современная поэзия была бы иная. А разномастные  концептуалисты, метаметафористы, мелкие юмористы, герметисты и прочие ИСТЫ не имели бы шансов на успех. И, может быть, интерес к поэзии сохранился бы. И народ не отвернулся бы от поэзии, скомпрометированной всевозможными Лонжюмо и Казанскими университетами. Лучшие стихи Льва Тарана выстраданы, жизненны и обладают огромной силой воздействия.

 

У поэта после запоя – молодая, горячая кровь…

Верно правят его судьбою – вдохновение и любовь.

У поэта после запоя – свет не гаснет в окне всю ночь.

И строка бежит за строкою – сразу набело, во всю мощь…

А как падал, как полз вдоль забора – вам об этом знать не резон.

Как трусливей последнего вора, озирался угрюмо он,

Злой, небритый, в грязной сорочке… А лицо всё в слезах…

Ну и пусть…

Вы теперь его светлые строчки повторяете наизусть.

 

Вадим Ковда

 

* * *

 

Роман «Алик плюс Алёна», написанный ритмизованной, стихоподобной прозой, и сегодня может шокировать иных целомудренных читателей своей откровенностью и брутальностью, парадоксально сочетающейся с лирическим пафосом, который, кстати, тоже может показаться кому-то чрезмерным и даже безвкусным. Но чем меня подкупает и хватает за сердце эта книга – своей абсолютной искренностью, безоглядной правдивостью, жадным желанием высказаться до конца, до упора, до самого дна исстрадавшейся души. Герои романа мечутся в поисках выпивки и приключений, преступают все грани моральных и даже юридических законов, но они же – мечтают о высокой, о настоящей любви... Не случайно роман начинается и завершается стихами:

 

Петь о любви, петь, петь, петь!

Петь, петь, петь,

Петь о любви!..

 

Лихорадочно, исступлённо повторяя эти слова, автор словно заклинает себя и нас в том, что на свете нет ничего важнее и выше, прекраснее и трагичнее настоящей любви, которая, к сожалению, встречается в реальной жизни не так уж часто. А куда чаще встречаются похоть и ложь, грязь и фальшь, тщеславие и корысть. Но даже одна лишь мечта о любви оправдывает наши грехи и освещает мрак нашей жизни.

Как заметил в своём предисловии к книге Евгений Попов, «за всеми этими внешне энергическими похождениями эрудированных тарановских "совков" сквозит тяжёлая уверенность персонажей, что и их, и страну, в которой они живут, покинул Бог. А если Бог отсутствует, как учитель, вышедший из класса, то не всё ли равно и не всё ли дозволено? Ответ Льва Тарана: НЕ ВСЁ!..»

И ответ этот представляется мне вполне традиционным для настоящей русской литературы.

 

Эдуард Русаков

 

Первоисточник: «Петь о любви, петь…». «Красноярский рабочий», 22.02.2014

 

Памяти Льва Тарана

 

Не принимает шуток

Трагический герой

В жестокий промежуток

Меж первой и второй.

 

Не рюмкой, с нею проще,

Сам выпил, сам налил.

И пьёт поэт, не ропщет

На дефицит чернил.

 

Талантом – не последний

И ярко стартовал…

Почти двадцатилетний

Меж книгами провал.

 

Надежда еле тлеет

На донышке души.

Советуют: «Светлее

И радостней пиши,

За бодренькие вирши

Дадут на белый хлеб».

 

А как светлей напишешь,

Когда не глух, не слеп?

 

Товарищ Запад хвалит:

Там – свет, а здесь – тюрьма.

И говорит, что свалит

От русского дерьма.

 

Хотел ему по роже,

Да развели мосты…

И всё-таки негоже

От Родины в кусты.

 

Уж лучше дальше в пьянку.

С повинной головой

Крутить свою шарманку,

Пока ещё живой.

 

Поэты виноваты,

Как слабое звено.

А докторской зарплаты

Хватает на вино.

 

Сергей Кузнечихин

Подборки стихотворений