Ирина
Кадочникова

* * *

а ведь здесь когда-то был горсад

прямо вот на этом ровном месте

гуси-лебеди паслись качели

и большая штука круглая была

вроде руль – садишься, ла-ла-ла

крутишь-крутишь, а потом встаёшь

всё смешалось – взрослые и дети

и домой один пешком идёшь

пьяный, тёплый, восьмилетний

* * *

Данте Алигьери перевоплотился в России

А. Корамыслов

Александр Корамыслов не в России

Там всё можно

Сколько хочешь, беги по невидимым волнам ноосферы, бросай

семена танкеток – горстями в воду, глядишь, через время

доплывут и до Волги, и до Темзы, и до Японского моря, а нет –

всё равно укоренятся на дне Мирового океана и прорастут в виде

каких-нибудь актиний, морских перьев или альционарий

просто так не увидишь, да и не каждому это

Саша, Саша,

а я тут живи

и мучайся помни

* * *

Воздушные генераторы где-то

между Зимовниками и Котельниково

Белые рукава

трёхруких великанов

Декорации к фильму

про секретные материалы

Огородные пугала

Чудеса техники

Башни, антенны, флюгеры

Вперёд в будущее

Небесные вентиляторы

Ветряные мельницы

С такими бы посражаться

местному Дону Кихоту

* * *

– Зооорька, Зооорька, Яааашка, Яааашка, –

Бабка Маня кричит, кричит.

А Зорька и Яшка всё не приходят,

А время уже подходит,

И бабка Маня стоит в исподнем

И надрывается –

На всю улицу, на весь лес –

Горько-горько, тяжко-тяжко,

Но не возвращаются ни Зорька, ни Яшка.

Вот уже ветер пришёл с пруда.

Вот уже месяц вышел из тумана.

Вот уже рябина зашлась в рыданиях.

Вот уже открылись чёртовые ворота.

Но не звенит колокольчик,

Не блеет воздух,

Не разрывает лёгкие

Внутриутробное «му».

И бабка Маня – от всех такая далёкая –

стоит в исподнем,

шарит руками,

глотает

июльскую тьму.

* * *

и ты меня живёшь

и я тебя живу

и ты меня плывёшь

и я тебя плыву

и ты меня умрёшь

и я тебя умру

и ты меня соврёшь

и я тебя совру

Канцерофобия

В раковарне номер двадцать три

Длинные усы, глаза навыкате.

Где-то очень глубоко внутри

Кто-то чёрными клешнями двигает.

Смотрит, притворяется, что спит.

А снаружи – пар над переносицей,

Тёмное и светлое шипит,

По экрану футболисты носятся.

* * *

Когда я в картошке лежу, загораю,

А надо мной колорады и листья шевелятся,

Так заскучаю, бывает, совсем заскучаю

По Люське и вот скажу: 

Люська, приди, смягчи меня

Смертным своим животом кормящим,

Набитым кузнечиками или мышами, – 

Или кого ты жрала сегодня,

Белой своей праздничной шкурой. 

И только скажу – Люська приходит,

И животом своим тесным на живот мой ложится,

И змеиным хвостом по ноге водит,

И сама вся змеится.

А потом как вопьётся когтями в горло –

Словно птицу во мне почуяла или цыплёнка.

Так придушит крепко, что будет больно.

А когда пройдёт, станет звонко.

* * *

Мы ехали на море двое суток

Тряслись в плацкарте 

Покупали эскимо

На остановках

Пили газировку

В стакане звонко ложечка звенела

А мы всё ехали

А нам не надоело

Что двое суток

Что везде жара

И в поезде

Мы жили на ура

И проводница мыла пол и пела

На улице Милиционной

Всё наливается светом –

деревья, ротонды лотос,

надпись «Конюшня», брызги бутылочного стекла,

когда над тобой встаёт в полный рост и голос

внезапное стихотворение, выпрыгнувшее из-за угла.

* * *

Я счастлива была когда наш теплоход

Василий пятипалубный Чапаев

Наш лебедь белый, праздничный кораблик ветреный

Отплыл от пристани, а мы остались

Какими страшными руками мы махали

Какими страшными смотрели мы глазами

Но теплоход не возвращался больше

Он был уже на середине Камы, да

И музыка на всех волнах играла

И палуба плыла и танцевала

И почему я счастлива была, не знаю

Наверное, мне просто повезло

Я чувствую внутри как будто птичку

Стрижонка или, может, трясогузку

Она всегда весёлая бывает

Да и не с каждым же такое происходит

Поехал, значит, в тур на теплоходе

И потерялся где-то у воды

Пока своё разглядывал лицо, и пух, и перья

Не каждый день такие приключенья

Случаются – ну правда интересно

Потом пришлось поехать на такси

В соседний город, чтобы теплоход

Догнать, и вы бы видели, с каким оркестром

Встречали нас – артистов, не иначе

Ещё я счастлива была в двенадцать лет

Когда мы с папой к бабушке приехали

И ремонтировали туалет

На улице из дерева

Прямоугольник, а внутри кружок

Я счастлива была, когда права

Водительские из нагрудного кармана

У папы выпали – на дно, на дно

Где человеческое водится зловоние

И бабушка за удочкой дрожала

И удочка в руках её бежала

И я не помню на какой крючок поймали

Мы папины бумажные права

И почему я счастлива была