Ирина Фещенко-Скворцова

Ирина Фещенко-Скворцова

Четвёртое измерение № 7 (463) от 1 марта 2019 года

Сплетенье многих линий

Зимний полёт

 

Заманила птицу стая
На рассвете золотая…
Голубыми полотенцами
под крылом её не реки потекли.
Это ранняя метелица,
Поднимаясь, ускользает от земли.
На распахнутое тельце
налетают массы неба.
А в гнезде осатанело
ветер рвёт остатки пуха –
пусто.


Золотая,
отзвеневшая с рассветами вдали,
из забвенья, из затменья вырастая,
как одна большая птица,
эта стая,
улетает, ускользает от земли…

…………………………………

Вся – зимний, зябнущий полёт –
Под сенью смерти жизнь моя.
Потеря радости прольёт
Морозный свет через края.
А день сквозь сито моросит,
А снег замедлен, как во сне…
Спроси,
Чтоб вспомнила, – спроси:
Ведь неспроста
Ты снишься мне…

 

Капризный ребёнок

 

Капризный ребенок
Опять, неотвязный, приходит,
Заплачет и тянет за платье,
И нет ему, глупому, дела,
Что я ничего не успела,
Что лучший мой лекарь
Со мной так недолго знаком…

Несбывшимся летом,
Как листьями, город устелен.
Не плачь, мой ребенок.
Мы оба немного устали,
Не плачь, у природы
Любое желанье – закон.
 

Когда кончается терпение

 

Устала к звёздам – через тернии?
А это всё из-за Коперника.
Когда кончается терпение,
И белый свет – одна копеечка.

Ну, кто слабей тебя теперешней?
Вконец подрублена, подвешена.
Когда кончается терпение?
Оно кончается под вечер

И по-английски не прощается.
«Excuse me», – вслед ему теперь бы я…
Земля по-прежнему вращается,
Когда кончается терпение,

Одолевая тяготение,
Растерянно и постоянно,
Когда кончается терпение,
Когда минутку постоять бы…

 

Не плачь

 

И снова друг о друге 
Судим праздно 
На шкуре неубитого медведя… 
Не плачь. 
Тревожно, к ветру, 
Заалеет запад. 
Медвяно-терпкий 
Тополиный запах, 
Осевший толстым слоем 
У ограды. 
И винограда 
Запотевшей гроздью 
Осенний воздух… 
Ты счастлива 
И, значит, виновата. 
Не плачь. 
Пускай другие
Будут правы.

 

Читая Пришвина

 

Всё хорошее в человеке почему-то наивно,
и даже величайший философ наивен в 
своём стремлении до чего-то просто
додуматься…

М. Пришвин


Серёжки на ивах –
пройтись бы весеннею рощею…
Смертельно наивным
для жизни – бывает хорошее.
Плохое умнее,
и лживое, и осторожное.
А, впрочем, не мне…
Я опять – из пустого в порожнее…
……………………………………
Этот абзац отчёркнутый
Будет тебе ключом.
Спросишь меня: – О чём ты?
Я опять: –  Ни о чём.

Разве скажешь отчётливо,
Чтобы ложью не счёл?
Лучше молчи: – О чём ты?
Я промолчу: –  Ни о чём.

 

У Пришвина оно с глазами лани...

 

Из желания рождается печаль,

из желания рождается страх;

у того, кто освободился от желаний,

нет печали, откуда страх?

Дхаммапада 


У Пришвина оно 
С глазами лани – 
Желание. 
Не сбудется – желание. 
Вот женщина, 
Устала, пожилая, 
А всё дела. 
Привычные дела. 
Печаль. 
Её не сразу приняла я, 
И оттого роднее поняла.

 

Магдалина

 

1.

Знал, когда лила масла: 
Кровью выкупить могла. 
Знал: одна из тех немногих –
Душу выплеснет под ноги. 
Знал: сама, своей бы волей 
С ним на крест, когда б позволил. 

В скорбном бдении у тела 
Чудилось всё время: звал. 
Первую пришёл утешить: 
Знал. 

2. 
– Не касайся Меня! – Почему – не касайся? 
К вознесенью готовясь, берёг Свой покой? 
Но ведь лишь от неё Он запретом спасался, 
Ведь коснулся Фома равнодушной рукой? 

Взгляд безмерной тоски – эта встреча-прощанье, 
Прежних взглядов любви – о, насколько сильней! 
Взгляд безмерной тоски, как мольба о пощаде. 
Крестной мукой опять – расставание с ней. 

Взгляд безмерной тоски – просветлённей и выше, 
А Ему – напоследок – острее ножа. 
– Не касайся Меня! – Ибо срок Ему вышел, 
А безмерной любовью могла удержать. 

3. 
Судьба моя – сплетенье многих линий, 
И тело – только сплав умерших тел. 
Я помню: Ты явился Магдалине 
Не осуждать – в слепящей чистоте. 

Не пристыдить – в святейшем отдаленье, 
Не грозным: за грехи свои плати! 
Я помню: Ты явился Магдалине 
Единственно доступным – во плоти. 

И в ней, любовью и стыдом палимой, 
Экстаз неявным привкусом горчил. 
Я помню: Ты явился Магдалине 
Единственным из всех её мужчин. 

Так исподволь и так неодолимо 
Даруя свет греховной слепоте, – 
Явись и мне, явись, как Магдалине, 
Когда окаменею от потерь.

 

В. В. Розанов

 

Искрило, тлело, угасало:
Не разобрать, добро ли? зло?
И вот – открылось, будто Савлу,
И ослепило.
И ушло.

Каким утешным смутным знанием
Незрячая душа согрета?
И медлит тьма над светлым зданием,
Над белым зданием без света.

И что-то благостное зреет
Поверх блистательных речей…
И понял: тот из нас мудрее,
Чья – здесь – молитва горячей.

 

Нагие – в мир пришли

 

Совсем ушёл.
Со – всем ушёл.

М. Цветаева

 

То снегом,
то туманом,
то дождём…

А. Шаргородский

 
Нагие – в мир пришли и, как умели, жили,
Но вечер приустал, и ветер приутих.
И наступает час: за нас решают, мы ли? –
Когда и как уйти.
И шлейфом за спиной
Пурпурно и пунцово
Летит тобой и мной
Присвоенное слово.
А мы косым дождём
Уже идём на Киев
К зашторенным домам и чьим-то вещим снам.
Не говорите нам,
Что мы уйдём – нагие.
Не говорите нам.

 

По другу горько и светло поплакать

 

И опять эти строки…
И снова мы плачем о нём.
Да чего там – о нём,
о себе неприкаянно плачем.

Александр Шаргородский,

«Памяти Высоцкого»

 
Прислушайтесь, имеющие уши…
У Розанова, – знал наверно он, –  
Прочла недавно: ничего нет суше,
Страшней литературных похорон.

Не в качестве уже ненужной платы,
Но, отдавая дань похоронам,
По другу горько и светло поплакать,
Ведь знаем: будет некому – по нам.

 

Жизнь


Сперва – пьянила, как вино,
Благословила на полёт.
Потом – учила быть одной,
За годом год, за годом год.

Но мы не зря приходим в мир,
Где каждому – по силам – роль,
И жизнь священна в каждый миг,
И если вся – сплошная боль.

Как меркнет свет. Как близок мрак.
Ты снова медлишь у межи.
Всего-то жить. Сегодня – так.
Всего-то – жить.
..........................

Разве это полёт?..

Снова мёртвой петлёй 
виражи, виражи. 
Каждый вдох опалён, 
не прожить, не дыша. 
Как же хочется жить, 
просто жить не во лжи 
каждый миг, 
каждый шаг… 

 

Сенека

 

Земля, нагретая за лето,
Как материнская утроба.
Рожденье – это праздник света.
Зачем же атрибуты гроба?

Есть декорации у смерти,
Как есть условности у жанра.
Но кто сказал, что смерть ужасна?
Её вы с жизнью соразмерьте:

Чуть начал жить, и вот полезли
Слепая дурь людей недобрых,
Затеи зависти, болезни, –
Да каждый – сам себе Иуда.
Нас будто гонят прочь отсюда,
А это значит: мы не дома.

Но, как финальный акт балета,
Уход твой празднично устроит
Земля, нагретая за лето,
Как материнская утроба.

 

Опять болит? Утихнет понемногу...

 

Опять болит?
Утихнет понемногу.
С закрытыми глазами полежи.
Ну, потерпи.
Ну вот, и слава Богу,
Вот и прошла,
Прошла…
Не боль, а жизнь.

 

А после по стёклам зеркал неотвязное время стекло...

 

Ах, если бы живые крылья
Души, парящей над толпой,
Её спасали от насилья
Бессмертной пошлости людской!

Ф. И. Тютчев

 

А после
По стёклам зеркал
Неотвязное время стекло,
Попытки протеста
Глуша дребезжаньем трамвая.
«Бессмертная пошлость»
Глядится в пустое стекло,
Под маской морщин
Первородство свое узнавая.

Желанных гостей
Баловали на вольных хлебах,
А в этой казарме
Живёт ощущенье сиротства.
И не расхлебать
Ту, что жирной была и густой,
Когда-то казалась
Намного важней первородства.

 

Астральный свет созревшего листа...

 

Астральный свет

Созревшего листа.
Осенний свод
Ещё небесней стал.

И проступают чёрные кресты –
Кресты стволов –
Сквозь праздник влажной прелести и прели,
Как первые цветы
Сквозь снег в апреле.

А в глубине –
Упорный рост корней,
Их тел сплетённых
Средь комьев тёмных.

Закрыты от небес тяжёлыми слоями,
В незрячем естестве подобные кроту, –
Так лишь кристалл и свет,
Не врозь и не слиянны,
Так лишь душа и свет
Рождают красоту.