Paradis
И.Г.
Старый дом был трёхэтажным,
вытянутым в длину,
с осыпающейся розовой штукатуркой и
деревянными балконами. Вокруг –
пустырь и разбросанные строения,
заросшие сухим ковылём, и кое-где
кусты винограда плелись по голым
плитам известняка.
И солнце было кроваво, и садилось,
бельё висело от окон до окон,
звенели стаканы, пели цикады, и мы
сидели с ней на остывающем камне,
в её руках – книга, заложенная
сухой былинкой, колени поджаты к острому
подбородку, глаза – тёмно-карие,
пронзительные,
смотрят… – Куда?
Соломенные волосы чуть ласкает
ветер.
Падали мёртвые вороны, пока я
говорил всю правду
о розах.
И мы поднялись на край
полуразрушенной стены, к нам
присоединилась компания из горбуньи
необычайной красоты, мальчика
с повязкой на глазу и старого
влюблённого кастрата, остальные
разбрелись кто – куда.
Мы шли, взявшись за кончики пальцев,
и она положила голову мне на плечо.
Неровные,
зеленоватые камни стены
были покрыты красным плющом, а рядом –
по бокам – крепкие дома горожан и
лавочников.
Навстречу мчался пёс
на трёх лапах.
Торговля шла бойко и люди
двигались плотно, меня прижал
какой-то Силач. Она
взглянула на него с игривой
улыбкой.
Он ответил – уверенной.
Её понесло куда-то, где орудовали
локтями. Я постоял... тут
заиграла музыка и все закричали.
Я повернул в тёмные переулки
с тополями, там было пусто, лишь
кружки фонарей и лай собак, и в луже
лежал человек
и хрипел.
Вдали глухо стучало: Бум-Бум-Бум.
Опять на асфальте попались
пятна бурого сока.
Я пробрался через пустырь, мимо
руин, и открыл
дверь
с огромными запорами.
Заскрипела пружина, и грохнуло,
как всегда, как в прежние
десять тысяч раз,
милые десять тысяч…
Сточенные ступени винтообразно
вели на тёмную мансарду с высоким
потолком.
Чёрный кот – желтоглазик –
давно спящий в корнях сирени –
явился вдруг:
изящно выгнул спину
и рявкнул басом.
Коту надо задать корму, и, не зажигая
лампу, с ногами сесть
на широкий мраморный подоконник,
к цветам кактуса, и смотреть
через пустырь и крыши
домов
в темноту: Где ты? –
С весёлой компанией, с Шутом и
Силачом, и шестью
самыми красивыми
девами.
Автограф Пилигрима
«Я искал такую…
Такую же, но другую:
что осушит море слёз,
рассыпав пшеницу
своих волос
на моё лицо…
В каждой женщине
находил я твои черты,
пока, наконец, не понял,
что все женщины это –
разделённая ты…
Стало ясно, что
дальнейшие поиски
бесполезны:
я стоял на грани, –
на краю бездны…
А Ветер – мой спутник –
всегда облегчавший путь,
в этот раз почему-то
толкал меня в грудь…»
* * *
Божья коровка из леса
Помирала в душной квартире
Вместо крыльев у божьей –
Будто пудовые гири.
Боже, их она распускала,
высыхая!
* * *
Был у матери сын один,
Один был, всегда один.
У старой матери сын.
Потом она отошла –
Такие бывают дела,
Мама совсем ушла…
Дальше был только один:
Уже не сын – гражданин.
Сам по себе гражданин –
Один…
* * *
Вы знаете, как бегает и кричит
Оставленный хозяином собачонок.
Но кто-нибудь слышал, как воет,
Брошенный папой ребёнок?..
Нет, вы могли только видеть…
Ведь он не кричит,
А сидит и молчит.
* * *
Два парня и девушки –
такие красивые –
ехали в автобусе,
они говорили
– Мы едем сниматься в порно,
Но где нам выйти?
Где нам выйти, никто не знает?
Они ехали и смеялись –
глаза их лучились –
ехали и шутили
– Мы едем сниматься в порно, –
друг другу они говорили.
И вышли на голой окраине,
а я ехал дальше и смотрел,
как они бестолково столпились,
и оглядывались кругом:
– Куда нам идти, где наш дом?!
Два парня и две красивые девочки.
Дом правительства
И вот,
Мы стояли у подножья
громадного, как туча,
тёмно-серого куба.
Букашки.
«Кап-кап», –
капли разбились рядом,
упали на рубашку:
вокруг шёл
какой-то необычный дождь.
Я задрал голову:
ввысь уходили столбы окон,
ввысь и вширь –
тысячи окон!
И возле них –
тысячи
белых ящиков с трубками,
из которых всё время
капало,
текло,
лилось.
«О, господи, да ведь он – живой!!»
Этот гигантский урод испражнялся на нас.
Жмурки
Мой ребёнок сидит где-то
В глазах маминых,
Что мимо прошла
или живёт на окраинах.
А может, он у меня
В углу пустом прячется,
Потихоньку играется
красным мячиком.
Мой ребёнок ждёт где-то.
Моего ребёнка ещё нету.
Инопланетянка
В первый день,
я заметил краем глаза
мелькание чего-то
смутного,
чёрно-белого.
Эти быстрые перемещения
в пространстве
слегка взволновали меня.
Кроме того –
я почувствовал
какой-то неясный
посторонний интерес.
Но я устал от неожиданностей, –
всякий раз волноваться,
да и вообще…
И я продолжал заниматься
своими делами.
На второй день
резкие движения возобновились
на прежнем месте
Но цвет как будто
был другим.
Я поднял глаза:
Что-то тонкое, слегка нескладное
голопупое,
со своими распахнутыми
голубыми,
шло на меня и идентифицировало.
Ой-Ой-Ой! – это контакт!
Я немедленно опустил глаза, –
существо успокоилось.
Я изредка бросал взгляд вокруг:
Оно – она! деловито хлопотала,
появляясь почти одновременно
в разных местах.
Самодостаточна.
Абсолютно автономный объект.
Третий день. Так естественны
её повадки и маскировка:
джинсы в обтяжку, тонкая курточка
с оранжевым капюшоном.
Пальчики сжимают папочки.
Чёрная голова
наклонена –
никаких контактов,
ограничить всё лишнее.
Пишет доклады о нас
своим братьям – сородичам…
А четвёртого дня не было.
Интервью с убитыми дезертирами
Я спросил: Ну зачем вы
расстреляли тот пост ГАИ?!
У них семьи, дети остались…
– Мы не хотели. Но нас убивать научили.
Мы не вернёмся туда, – мы решили,
мы не вернёмся, – лучше лежать в могиле.
– Мы назад, ну никак не могли!
Оттуда сбежишь хоть на край земли.
А мы с ним, вот – в горы ушли и – «привет!» –
автоматы и полный боекомплект.
– На склоне в траве мы лежали,
и напоследок этот запах вдыхали,
над нами бабочки и пули летали.
– Нас обложили ВВ и спецназ.
А снайпер оказался позади нас…
– Потом, где траву примяли мы,
появились живые цветы –
красные живые цветы, –
наверное местные принесли…
Методика стихосложения
Слова это – пушистые зайцы, -
сами прыгают в лодку,
будто к деду Мазаю.
Но иногда поэту
приходится притягивать их
за уши.
Моя борьба
Вечерами приходили гости
Меня выводили из кухни
Мне стелили постель
Мне выключали свет
И я лежал и лежал
В темноте
На спине
В узкой кровати
С бортиками
А на кухне гудели мужские голоса
Что-то звякало и сталкивалось
Под двери просачивались дымовые пласты
Но как-то я встал
И взял припасённые спички
Я залез под кровать
И из этих
Ровненьких палочек
И коробочки
Сложил и разжёг
Маленький огонёек
Который рос и рос
А я на него смотрел
И улыбался
Но тут заглянули из кухни
Ахнули включили свет
И растоптали мой светлячок
Муха
Она появилась внезапно
и летала весь день.
Я её видел то тут,
то там.
А ночью
я читал при свете ночника, и она
появилась из темноты
Она жужжала и билась о лампу.
Её большое, отливающее синим блеском,
панцирное тело
с рёвом проносилось мимо моего лица,
и уши противно закладывало.
Однако я уже был не один:
я читал, а муха жужжала,
я жужжал, а муха летала,
я летал, а муха читала.
Так мы проводили с ней
это время.
Но, видно, у неё были проблемы:
она никак не хотела
успокоиться.
Мне-то что:
я вскоре лёг спать,
и мой яркий кружок света
пропал.
А муха где-то затихла.
На следующий день её уже
не было.
* * *
Одних только глаз достаточно.
И не надо
держаться за руки.
И – есть ли
жизнь на Марсе? –
не спрашивать
никогда.
И вообще
больше не встретиться.
А у пустого окна
остаться,
глядя
сквозь чёрный сад.
Одного только взгляда достаточно.
Пенный век
Век Золотой – Серебряный – Железный…
Пушкин – Блок – Хармс…
Что можно сказать после них?
Зачем тысячи стихов,
Когда есть один,
Заключающий суть
Тысяч?!
Мюссе – Рембо – Аполлинер…
Что осталось нам?
Все вопросы заданы,
Все глубины исследованы,
Или объявлены «чёрными дырами».
Гёте – Рильке – Целан…
Остаётся просто писать,
Тем, кто не умеет кричать,
И наводить мосты коммуникации,
Чтоб во тьме одним не остаться.
Байрон – Уайльд – Элиот…
Все характеры сыграны,
Все картины написаны,
Лучшая музыка уже создана.
Все искусства исчерпаны,
И похоже, что мысли – тоже.
Уитмен – Паунд – Буковски…
Современные забавы интеллектуалов...
Но это всего лишь калейдоскоп.
И если где-то ещё возможны «прорывы»,
Так только в новейшей конструкции холодильника.
Презентация
К нам пожаловали молодые гости –
Предлагать панацею от всех болезней
старикам.
Бабушки медленно потянулись
в затылок друг другу –
под дудку энергичных господ…
И с ними моя мама
уходила.
У стариков всегда что-то отложено,
Так, на случай…
(Вор хотя бы
не смотрит вам в глаза)
Мне хотелось кричать им
в спины-затылки,
чтобы они возвращались.
Но у меня нет голоса.
Нет! Ничего не сделать!
Я наблюдал, как медленно
уплывают наши денежки.
Потом мне хотелось им верить.
Успешные предприниматели
задумчиво
смотрели сквозь меня, –
им открывались
другие горизонты.
Прекрасное воспитание
Мы беседовали, гуляя.
Она так внимательно слушала –
голову наклоняя.
И как-то вышло, что я ей
почти всю жизнь поведал.
Но почему-то особенно
она оживлялась,
когда я рассказывал
о своих великих попойках
с народом,
и последующих славянских танцах,
с выплясыванием земли.
Тут у неё прямо светились глаза
(Как если бы, например, балерине
объясняли устройство сливного бачка).
А потом, как-то
вышло так, что она
всех людей разложила
по полочкам,
обнаружив, при этом,
острый ум,
и большое знание жизни.
Но не любила говорить о себе.
И теперь, когда я гляжу
в эти холодные голубые глаза,
мне кажется, что я уже
внесён в реестр
кунсткамеры,
где много нелепостей и чудес.
Но так, как я (пока)
живой экспонат, –
за мной установлено
наблюдение.
Прощание с декаденством
«Блаженные» поэты,
«Прекрасные» неудачники –
Капризные дети,
Забытые в песочницах,
Уязвлённые в самое сердце этим:
Всё не так, как они хотели.
Бесполезные члены общества,
Отрицательные примеры.
Встречу с серьёзным чувством
Пережить не могут,
И сочиняют письма себе,
Или Господу Богу.
Больше их никто не читает.
Ну скажите: кому есть дело
До такого
способа
коммуникации?!
* * *
Ровно раз в неделю
С вечера до утра,
Девушки ищут
Своего жениха.
В остальное время
На мужчин не глядят:
Они очень заняты –
На лекциях сидят.
Потом в кафе модном
Хорошую пищу едят.
Еще – много пишут,
Потом – мало спят…
И только раз в неделю
С вечера до утра,
Девушки ищут
Своего жениха.
Сенестопатия
А недавно,
я иду по улице.
Жарко.
Ковыляю себе,
и за мной собачка какая-то
увязалась,
маленькая.
Я по звуку понял, –
еле слышно шуршала по земле.
Думаю: «Чего она за мной бежит?», –
иду дальше, а она не отстаёт, –
«Понравился я ей что-ли?»
Оборачиваюсь слегка, –
а это листок сохлый
следом ветер катит.
Танцы со звёздами
Моя мать
каждый день смотрит сериалы,
и слушает Иосифа Кобзона.
Это подумать только!!
– Я не могу уже!
Выключи этот проклятый ящик!
Она плачет.
Я неумолим…
И вот она опять смотрит
это блестящее шоу.
Я намереваюсь, как всегда,
отпустить что-нибудь ядовитое, и…
Она сидит на диване,
и я замечаю… О, нет!
Она устремилась туда!
Всё её тело охвачено
этими крохотными движениями.
Она вальсирует,
сидя на краю!
Но она держит ритм.
Держит ритм!
Она улыбается,
и склоняет голову на бок.
Ведь давно с ней никто не танцует.
А она – танцует со звёздами!
Театр
Почему так легко и смешно,
Когда наступает конец? –
Весь этот абсурд был довольно забавен,
Но всё приедается, наконец.
Кроме того, иногда –
Слёзы лились из глаз,
А это уже – ненужная мелодрама,
(Впрочем, все посчитали, что – фарс)
Оттого так легко и смешно,
Когда опускают завесу.
* * *
У меня тухла свеча –
У всех вокруг – горят,
А у меня – ну никак!
Наверное это – сквозняк.
Мы, как нашалившие дети стояли,
Куда-то под потолок коровьи глаза воздевали.
Полная женщина с добрым лицом
Молилась кому-то: неторопясь
Вокруг оси поворачивалась,
Во все углы крестясь.
Иконописного вида активист с бородой
Молвил: «Вы всем мешаете.
Надо взирать только на аналой.
– Я не мешаю. Вы не понимаете просто.
Пусть вас Господь простит.
Вам от Него – привет!», –
И перекрестила его.
А он как-то гадко рассмеялся в ответ.
А у меня тухла свеча –
Ну никак!
Хоть я и зажимал
Пламя в кулак.
Ни у кого не тухнет,
Прям стыдно.
Наверное, это – сквозняк.
И вышел архимандрит,
Который красиво поёт,
Почти так же, как говорит.
(«Пшёл отсюда вон!», – говорит)
А у меня тухла свеча…
Но среди хора, вдруг,
Я услышал странный звук:
Будто кто-то стонал,
Или так нежно на скрипке играл. –
Она рядом стояла
И, раскачиваясь, подпевала,
Ссутулившись, и закрыв глаза,
А вместо лица у неё – звезда.
* * *
Управление
Государственное казначейство
Федеральная служба
Государственная палата
Федеральная служба
Государственная палата
Государственная палата
Федеральное агенство
Государственная палата
Федеральное агенство
у людей
Государственная палата
Федеральное агенство
Федеральное ведомство
Федеральное агенство
Федеральное ведомство
разные глаза
Федеральное ведомство
Федеральное ведомство
Государственное казначейство
Управление
* * *
Что такое жизнь?!
Это когда при поминовении
имена постепенно
перемещаются
из графы «О Здравии»
в графу «О Упокоении».
Что я хочу
(счастье)
На самом деле я ничего не хочу.
Ну, разве только, – представить себе,
Что я на лавочке в парке сижу:
весеннее утро
после дождя
нежное солнце
я жмурю глаза
чтобы увидеть
как птицы поют
как в белых кустах
жуки золотые снуют
я открываю глаза
чтобы услышать
как цветут каштаны
как безлюдны дорожки
мощёные желтым камнем
Вот только бы это представить себе.
Но это невозможно, этого не…
Поэтому я ничего не хочу.
Чудак
Он был старый,
но выглядел, как панк, –
красил волосы в радикальный
жёлтый цвет.
Читал газеты
и всё подряд.
Я узнавал его спиной –
по колокольчикам:
вот он осматривает стеллажи,
вот позвенел к выходу.
Он носил коричневую бейсболку,
наверное,
чтобы на улице
так не бросался в глаза
этот жёлтый радикализм.
Да ещё эти колокольчики…
* * *
Я был октябрёнком
Я был пионером
Меня везде принимали
А в комсомол не позвали
Не было золотой медали
Путёвку в жизнь дали
Работать на стройке
Работать конвейером
* * *
Я знаю: меня погубит автобус
маршрута № 15.
Я всегда смотрю в окна проходящего мимо
маршрута № 15.
Но всегда там чужие люди.
Чужие равнодушные люди.
И они не так красивы как ты.
Я знаю: однажды я взгляну в окно
автобуса № 15
Я посмотрю в окно № 15
через много-много лет.
Я посмотрю туда по привычке,
и увижу твой царственный силуэт.
И автобус пронесётся дальше.
А я останусь на этом асфальте.
Или я погибну от запаха.
Такого же, как в твоём кабинете.
У всех он вызывает дрожь,
но для меня он слаще
самых лучших духов.
Я знаю: я буду проходить
мимо открытого окна –
чужого открытого окна,
вдохну этот запах,
и забуду выдохнуть.
* * *
Я ходил
тогда – все две недели –
из угла в угол,
взад и вперёд, –
наматывал,
наматывал километры.
Я ходил…
Я хотел
похудеть, ведь ты назначила мне время,
и я хотел предстать пред тобою
красавцем,
через эти две недели.
Я сильно «оплыл» тогда –
за зиму после больницы.
И я хотел предстать пред тобою
красавцем…
Но ничего не получилось.
Как тогда…
Красавцем…
Но ничего не получилось.
Я хотел…
бред
искусство варит свой суп из жизни
чувства живые что раны ножевые
петь это бросать свой голос кусками
в пустоту которую ничем не заполнить
но продолжать
танцевать во тьме
и делать кое-что ещё
будет хотеться чего-то ещё…
мне хочется
мне хочется
но вот
и мне не хочется
мне хочется
другое хочется
но вот оно
и мне не хочется
не хочется мне снова хочется
всё это
кончится закончить хочется
всё это
хочется
уже не хочется
но как же так
* * *
в окне подвала
шахматный кафель
диван заваленный ветошью
на спинке деревянного стула
в окне подвала
шахматный пол
кусок стола с белой скатертью
земляной пол и ковёр
стопки тарелок на нём
алая рубаха
на спинке деревянного стула
вечный огонь
мальчики и девочки в форме,
что застыли прижав к груди
муляжи карабинов,
вечером сдают пост
компаниям с пивом.
те ведут разговоры,
лезут в пламя,
хохоча и толкаясь.
к ним подходят бродяги
погреться и попросить закурить.
это вечный костёр,
ему не нужна забота.
* * *
мы шли с ней сцепившись локтями
мы возвращались
мы болтали о чём-то
о таблетках
о справке из вендиспансера
было темно
она не давала мне становиться на люки
время от времени мы доставали
из сумки бутылку
мы возвращались
люди смотрели куда-то
в одном направленье
там была смята ограда
осколки стекла и ворох металла
человек лежал спиной на асфальте
она сказала не смотри
ты же не хочешь чтоб
на тебя так смотрели
и мы пошли дальше
не наступая на люки
сцепившись локтями
к утру уже уберут
осколки стекла и ворох металла
* * *
одеяло наброшено со мной не играли всюду тень под ногами я в лучиках серую прокуренную трубку нашёл и забыл её запах заезжий иллюзионист и стало светло как будто я открываюсь как будто я открываю что был открыт
* * *
она кричала:
«всё, я устала терпеть!
удали все фото,
что сделал в постели,
и уходи!»
…
я молча собрался и вышел,
бросив открытой дверь.
«...твою надменность»... что ж,
возможно это единственное,
что у меня осталось.
* * *
потом я встретил его в подземном коллекторе он сидел на трубе и пил пиво
потом я встретил его на улице окаменевшего с выгнутой спиной его отвезли на такси
потом я встретил его в одном доме
там за столом перед каждым лежала горстка таблеток и стоял стакан воды
потом я встретил его с осыпающимися розами он стоял жарким летним днём
* * *
почему у Мишо умерла жена
эта смерть смысла полна
ведь поэт чего доброго тут
мог обрести покой и уют
он живший вечно на грани срыва
как-то удерживался от шага с обрыва
никто не знал что ему это стоило
(похоже стихи – вот та цена)
потому он женился лишь в 40 лет
но вскоре жена умерла
несчастный случай за кухонной плитой
её не спасли врачи
и вот снова он
ставит чернильные кляксы на лист
и чертит от них лучи
проповедь
– эта девочка-самоубийца –
из-за платья на «выпускной» удавиться...
что ж одной дурой меньше, –
он слегка улыбался.
я слушал и верил.
песочный замок
осыпался.
свобода
в тот день я сказал
всё
я увольняюсь
наконец
хватит, я увольняюсь
я вышел за проходную,
стараясь не пошатнуться
впрочем, уже всё равно
я увольняюсь
я сел в троллейбус
а потом шёл по улице
брюки в масляных пятнах
улица качалась
из стороны в сторону
женские ягодицы
качались
из стороны в сторону
– девушка… можно…
девушка… девушка
– я чеченка
– ну и что… можно…
она забарабанила в окно
я быстро прошёл дальше
улица качалась
в масляных пятнах
господи
кто это
рональдо прыгает
навстречу
с шоколадкой
и бутылкой портвейна
за поясом джинсов
УР-ЛЕ-ЛЕ!
мы стояли у забора
каждая, кто проходила мимо
они проходили мимо
я бросался к ним
– девушка!
они проходили молча
– ничего, рональдо
это простая статистика,
рональдо
из 100 – 10%
из десяти – одна
сколько их было – 9?
вот, смотри:
– девушка!
она проходила мимо
она молчала
я догнал её
и ухватил за талию
она выкручивалась
– пустите! руки!
– что руки?
вот мои руки!
вот они
вам нужны мои руки?!
я улыбался
и протягивал ей
свои руки
рональдо стоял у забора
и хохотал
рональдо
с длинным носом,
в гавайской рубахе
живой
стоял
господи
* * *
сегодня ко мне прилетали серые птицы
четыре птицы с траурными хохолками
широко открывали глаза и свои некрасивые клювы
и из них вырывался взволнованный сдержанный
скрежет
а в тусклых глазах их были смиренье и ужас
может дом их сгорел и птенцы и жены
может дерево где было гнездо их срубили
может они меня предупреждали
о том что не будет покоя и надвигается что-то
но хватит все это блажь и неправда
и сказка и миф и все это мне показалось
* * *
я не хочу ребёнка ребёнок ведь не похож на котёнка вырастает и бросает мой котёнок ходит за мной следом или наперерез летит я ему построю карточный домик он в корнях сирени спит