(Опыт автобиографии)
БИО: ничего особенного – всё как у всех: учеба… работа… стишки вот пишу:))) Радость в жизни: любовь, дети, «светлый терем с балконом на море», в котором живу. Увлечения: путешествия, туризм (что в общем-то почти одно и то же:))) Любимый поэт – Лермонтов. Любимые писатели: Н. Гоголь, И. Бунин, В. Лихоносов, раннего Горького очень люблю.
Моя формула счастья – жить: ГДЕ хочешь, С КЕМ хочешь и КАК хочешь:)))
Абхазия – удивительная страна. Здесь живут язычники, которые веруют в единого Бога-Творца. Здесь живут мусульмане, которые едят свинину и пьют вино. Здесь живут христиане, которые посещениям церкви и христианским обрядам предпочитают опять-таки языческие святилища. Наконец, в этой стране самый большой процент долгожителей, на сегодняшний день в Абхазии проживают две с половиной тысячи человек старше ста двадцати лет (sic!) Ещё бы, горный воздух, чистое море, в котором отражается чистое небо (или море отражается в небе?) и чудесное красное вино – местный эликсир бессмертия. Или людям продлевает жизнь духовное всеприимство: абхазы всем миром отмечают и христианские, и мусульманские, и языческие праздники, отмечают просто – обильным застольем.
В Абхазии (в Гагре) живёт поэт Елена Бондаренко, которой славянская фамилия не мешает быть по-абхазски всеприимчивой и открытой. Мне кажется, всё наше поэтическое поколение (тем, кому сейчас с чем-то за сорок) должно было бы жить в Абхазии, ибо нам не чужд никакой духовный опыт, зато мы сами – чужаки в любой из конфессий. Нашим предтечей был Борис Гребенщиков с его Иваном Бодхидхармой и йогином, вышедшим на кладбище «отсекать привязанности». Но у Гребенщикова восточные вкрапления в текст носят скорее орнаментальный характер, тогда как для нас они являются сущностными, ибо для нас это не просто вербальная экзотика, но личный опыт, «данный нам в ощущении». Более молодому поколению наши «поиски авторской веры» (весьма удачная, на мой взгляд, формулировка Александра Карпенко) чужды и не понятны, как не понятны они и поколению более старшему. Что, мол, вам неймётся, почему не можете остановиться на чём-то одном? Да потому, что мы помним заповедь Хулио Кортасара из книги «Игра в классики», где герой предпочитает «не найти истину, нежели обмануться». А ещё мы помним заповедь нашего мексиканского учителя – индейского шамана дона Хуана Матуса о том, что «воин должен быть подвижным и текучим» (читайте Кастанеду). Кроме того, древний китайский философ сказал: «Кто боится перемен, тот не дружит со своей судьбой».
Вот передо мной стихотворение Елены Бондаренко «Харам». В исламе харам – запрет, табу; храм, святилище; женская половина дома, гарем. Стихотворению предпослан авторский эпиграф:
… в царстве, где Гумиста,
скрадывая закаты,
видит во сне Христа
юным и не распятым…
Уже в этих немногих строчках – вызов. Православная традиция считает главными событиями в судьбе Христа крестные муки и воскресение (к слову сказать, китайцы не понимают, почему воскресение – это чудо: для даосских мудрецов воскресение было делом обычным), недаром в православии главный праздник – Пасха. Мы плохо понимаем пышные рождественские торжества в Европе: над нами нависает страшная тень неминуемого Креста, и нам кажется несущественным, что Иисус был ребёнком, играл с мальчишками в прятки и салочки, поглядывал на хорошеньких сверстниц. Даже апокрифы напичканы чудесами, которые Иисус якобы совершил ещё в детстве, тогда как в детстве всё – чудо: и игра в прятки, и простое купание в речке:
В одном из пацанов, бегущих к речке,
Узрев Христа –
Домашнее задание на завтра.
Поэт возвращает Иисусу его святое право быть ребёнком, но даже для неё это – «домашнее задание на завтра». А завтра будет вот что:
Просторный класс –
Почти ашрам, где тютчевская мантра:
«Я встретил Вас».
Действительно, класс не сильно отличается от ашрама: и там, и там нас больше муштруют, чем учат, во всяком случае, стремятся всячески ограничить нашу свободу.
Потому что свобода опасна. Свободный человек опасен. И не только для власти, но и для общества, потому что свободный человек непредсказуем. Поэт в своей творческой свободе непредсказуем, иначе откуда бы взялась «тютчевская мантра»? Строки престарелого о ту пору поэта о забытой и вдруг ожившей любви снова возвращают нас к Христу, провозгласившему благую весть о любви, давшему заповедь «да любите друг друга», заповедь, которая за две тысячи лет существования христианства никем и никогда не была исполнена и сейчас уже почти забылась, придавленная ризами, хоругвями и золочёными амвонами. И что Христова заповедь любви, когда есть секс? И что Десять заповедей Моисеевых, когда есть Уголовный кодекс?
Впервые со стихами Елены Бондаренко я познакомилась на сайте Поэзия.ру. Я поразилась широте мышления Елены, её свободному владению словом, семантической плотностью текстов, их тематическому разнообразию. При этом все свои стихи Елена определяет как любовную лирику. Над перечнем её произведений красуется следующее: «Ниже соломы, валяющейся на дороге, терпеливей дерева, не ожидающая почтения к себе, я – смиренная раба. Я, готовая выразить почтение другим, если Ты не обратишь на меня внимание, всё равно буду совершать Тебе любовное служение. Даже, если Ты меня грубо обнимешь или не явишься предо мной, я всё равно готова служить Тебе. Я – твоя раба. (Маха-Мантра. Вольный перевод.) Кажется очевидным, что это – обращение к мужчине. И только прочитав мантру до конца, понимаешь, к кому на самом деле обращается её автор: «О, Всерадующий, Всепривлекающий Источник Вечного Наслаждения, о, Господи, займи меня бескорыстным любовным преданным служением Тебе». Это индуистская мантра, а точнее, кришнаитская. Из четырех ступеней йоги, заповеданной Бхагавад-гитой, Бхакти-йога – Йога Любви – самая высшая. Здесь индуизм смыкается с христианством. Елена позиционирует себя как бхакту, настаивая на отношениях с Богом как с Вечным Возлюбленным. И это мне крайне симпатично.
Я недолюбливаю девушек, подменяющих Бога мужчиной, глядящих этому мужчине в рот снизу вверх, ловя каждое его «апчхи». Блок сказал об Ахматовой и заодно обо всех её многочисленных последовательницах (цитирую по памяти): «Ахматова пишет так, как будто на неё смотрит мужчина. А надо бы так, как будто смотрит Бог». Мужчина в стихах Елены удостаивается разве что таких вот строк:
Любимый, подари мне попугая
на двадцать лет.
Я научу его ругаться матом,
дразнить кота…
Разумеется, в стихах Елены Бондаренко присутствует море. Но не пляжное, курортное, прирученное, а стихийное, дикое, непредсказуемое, как свобода (и «розовые чайки» обманчивы): «Вы пришли к морю. Однажды море придёт к вам».
В домах, обезображенных цунами,
танцует свет.
Таким эхом откликнулась в поэтических строках недавняя катастрофа в Юго-Восточной Азии. Но какой чудовищный парадокс: в разрушенных жилищах свет – танцует! Но, если вдуматься… Этот мир создан весьма экономно, даже минималистски. Одно живёт за счёт другого. И, может быть, для Творца нет добра и зла в наших, человеческих, понятиях, а есть лишь игра энергий. Вспомните знаменитый танец Шивы. Может быть, для Творца главное – гармония (свет и тень в живописи, мажор и минор в музыке), главное, чтобы сходился «годовой баланс». Может быть, моё тело для Него – игрушка; в детстве у меня был плюшевый заяц, которого я очень любила, целовала, укладывала спать. А повзрослела – и забыла о нем, и был он вместе с прочим житейским хламом отправлен на помойку…
Когда ты – не, я буду. Слышишь? – Буду!
Лежать, прижав фарфорового Будду
К чахоточной груди…
И снова парадокс. Нирвана – идеал и цель буддизма – противоположна существованию («я буду»), она, по сути, – не-существование. Лирическая героиня Елены прижимает Будду к груди, как прижимают к груди ребёнка или просто близкого человека. И пусть Будда фарфоровый, то есть ненастоящий, игрушечный. Любимую игрушку ребёнок тоже прижимает к сердцу. Вот именно – игрушку! Не играем ли мы в христианство, в буддизм, в индуизм, как дети, предоставленные самим себе? И порой так заигрываемся, что платим своим психическим здоровьем, а то и жизнью. Или так и задумано? Индуизм говорит, что всё – только лила, Божественная Игра. И всё же есть разница между кровью и клюквенным соком. Или нет? Война прошлась кровавым плугом по земле Абхазии. Руины домов. Или пустые дома, спешно брошенные своими хозяевами.
Война...
…издалека несмело машет мне
Солдатик в полинявшей гимнастёрке,
Давным-давно убитый на войне.
В льняном линялом платьице прильнуть,
Спасаясь детством? Бегством? – От внезапно
Нахлы… «Подай доспехи». – «На войну»?..
Из-под земли, усталые солдаты
Идут. На копьях – небо. С ними – ты.
Лицо – в тени, не найден… не опознан.
Промокшие заплаканные звёзды
В чужих колодцах ловят спёртый воздух,
Бессильно отворив немые рты.
Стряхнуть бы прошлогоднюю листву
С разбитых касок, выспаться, умыться…
Из лужицы во впадине глазницы
Лакает рысь приятную на вкус
Сырую воду. Темной вереницей,
Снарядами распаханные лица,
Текут… переливаются… плывут…
Обрывки шоу «Made in Hollywood».
Тяжёлая небритая щека…
Коснуться, хоть бы пологом кровати!
Поблёскивают бронзовые латы.
Израненные злые облака
Текут дождём, за шиворот. Проснусь.
Заткну свинчаткой глотку, уши – ватой,
Вонзая ногти в лопнувшую грусть,
В сырую мякоть сочного заката,
В собачий вой не поднятых со дна,
В запретный плод с горчинкой – чертовщинкой…
А воздух не весной, а мертвечиной
Пропах. Тысячелетняя война
В плечо монастыря уперлась рогом
Истаявшего месяца. Зурна,
Захлебываясь небом, славит Бога.
И Троя дремлет, не покорена…
…и Троя дремлет, не покорена.
Я привела это стихотворение целиком, потому что рука не поднимается выдергивать цитаты из этой кровоточащей плоти. Думаю, непокорённая Троя – достаточно прозрачная метафора и в комментариях не нуждается.
Сухой соломой пахнущее лето,
Где сочтены
Шаги до волнореза, до рассвета
И до войны.
Так и хочется поправить поэта: не до войны, а до весны! Но поэту виднее. А поэту Елене Бондаренко я доверяю безоговорочно, потому что её по-детски хрупкая рука – рука мастера. Вот несколько строк из стихотворения «Рождество»:
Ещё немножко… тужься, тужься… ту…
Передохнуть бы… вспоротое тело
Ликует… горсткой гравия во рту –
Языческое: «Господу Христу
Помолимся…» библейская новелла,
История о том, как трутся вены
Ветхозаветных капельниц о жгут
Шоссе в тисках распятий: «…Cola»… «…Wella»,
Где, обгоняя «Лексусы», пастух
Бредет от Вифлеема к Вифлеему,
Нацелившись на купол в форме шлема,
Где мотылёк, теряя высоту
Под лампой, полоснувшей, между делом,
Как скальпелем – лучом по животу
Часов, сведённых судорогой стрелок…
Не бей младенцев, Ирод, пусть живут.
А вот отрывок из стихотворения «Геркуланум»:
…а утром не проснёмся. Нынче Ной –
Засранец перепутал чёрный ящик
С ковчегом, так что, «всяк, сюда входящий»,
Спокойной ночи Вам, спокойной но…
Взойдя на эшафот? На пьедестал? –
Везувий, взятый в клещи лунным гетто,
Любовь и Бог – Ромео и Джульетта
Уверенно позируют для «Times».
Ручная Вифлеемская звезда
(Сменить бы батарейки) крупным планом
Рисует портик, срезанный вулканом
До основанья. Пепел… манна… манна –
На выбритые головы. Нирвана…
Целую Вас, как сына, Геркуланум,
В глазницы гладиаторских казарм,
В плечо под иероглифом ремней
Ветхозаветных троп, поймавших вечер
В петлю развязки, знаком бесконечность
Смущающую город. Человече,
Ты нынче не в себе и не во мне.
Скажи на древнем ломаном наречье
Такое, чтоб расплакаться без слёз
Над теми, кто невидим и неслышим,
Солнечнокрылым бризом вознесён
Под светлые соломенные крыши,
Туда, где времена на ладан дышат,
Но знают обо всех и обо всём.
Чей ангел до сраженья при… Кадеше?
Риньяно?…отравившись прошлым…пришлым,
Взахлеб читал мне что-то из Басё
В уютной летней кухне под черешней?
Вот такая любовная лирика. Сразу вспоминается Мандельштам: «И море, и Гомер – всё движется любовью». А ещё вспоминается, что в античной мифологии сказано, что Эрос зародился сам собой и пронизывает всё сущее, а, стало быть, и «вспоротое тело», и «глазницы гладиаторских казарм». Вот он, perpetuum mobile, только, увы (или к счастью) не поддающийся описанию с помощью математических формул и чертежей. Вездесущность Эроса уравнивает его с Логосом.
А вот что пишет Николай Бердяев: «В любви есть что-то аристократическое и творческое, глубоко индивидуальное, внеродовое, не каноническое, не нормативное, она непосильна сознанию среднеродовому. Любовь лежит уже в каком-то ином плане бытия, не в том, в котором живёт и устраивается род человеческий. Любовь – вне человеческого рода и выходит из сознания рода человеческого. Любовь не нужна роду человеческому, перспективе его продолжения и устроения». И далее там же: «В любви должно проявляться не мужское или женское, а человеческое начало». Выходит, не всё любовью движется? Или мы в своей гонке, заданной техническим прогрессом, подменили Эрос эротикой и уже не видим разницы, как порой не видим разницы между кровью и клюквенным соком?
Елена Бондаренко не витает в эмпиреях, она живёт полноценной и нелёгкой жизнью современной женщины, выполняет тяжёлую работу на рыбзаводе, растит детей. И в её стихах, пронизанных свободой, морским воздухом и вездесущим Эросом, сквозь черты Вечного Возлюбленного часто, очень часто проступают человеческие черты. Тогда как сквозь её облик хрупкой улыбчивой женщины порой проступают мраморные контуры некоего языческого божества – абхазского аналога нереиды, сирены, Лорелеи, способной своим пением очаровать не только простодушного рыбака, но и искушенного стихолюба. Не нормативная, не каноническая, глубоко индивидуальная, свободная от стереотипов и догматов поэзия Елены Бондаренко прежде всего глубоко человечна и всеприимна, как земля Абхазии.
Всё – суетность, как тяжба за наследство,
И всё – харам.
То есть всё – запрет? гарем? – нет, прежде всего – святыня.
Декабрь-2010
Публикация в альманахе-45 – 21 января-2011
Добавить комментарий