Екатерина
Хиновкер

Tristia

Полные ягоды падали и рвались,

Сладкой в подоле дома была земля.

Щиплет и колет.

Тебя касается жизнь.

К жизни тянусь я.

Дай мне исчезнуть, упасть виноградной кистью.

Вдребезги.

Мякоть в берёзовой шелухе.

Обернись!

Отпусти!

Дай раствориться в прозрачном холодном воздухе!

В вы-до-хе.

Дождь.

Захлебнулась в чашке забытой оса.

Донышко в охре.

Осенняя евхаристия.

Бестелесность съедает сад,

Паутиной по сте́нам лозы виноградной нить.

Больше ладонь земляную не будет са́днить.

Приторный зуд запечется холодной коркой.

Виноградный дом

Сомнений лоза овивает и крошит стену спины.

Душит.

Окна не видят света,

Угли не дышат.

Страхов гроздь виноградная зреет,

Наполняется кислым соком,

Тяжелеет и тянет трубы водосточной шею.

Приди в мой дом,

Сорви до трескучей кожурной боли полные кисти,

Погрузи умелые руки в мякоть по локоть –

Здесь хватит вина для дружеских дионисий,

Здесь хватит лозы корзинной для тёплого хлеба.

Приди в мой дом.

Дверь распахни и окна.

Впусти в него тёплый прозрачный осенний воздух.

Впусти в него жизнь и живность,

И живость песен.

Сделай его таким, чтоб хотеть вернуться.

* * *

Жёлтая радужка вкруг пруда

Сузилась в ожидании холода.

⠀

Чистый беззубый простор.

Чёрных стволов упор.

⠀

Девочка беременная смертью

Пьёт ещё-ещё живую осень.

⠀

Ты допиваешь своё отраженье, печальная Эхо,

Страшно тебе?

Очень.

Ты допиваешь своё отраженье, печальная Эхо,

Страшно тебе?

Очень.

Букв не хватает на линии судеб, а так бы я вышла из мрака.

Имя, а я бы с перстами пурпурными

Вышла из мрака.

⠀

Смерть отступает, рябит и редеет у края зрачков,

Золото копий резных шелестит под ступнями –

Это последнее солнце ложится на голое место.

⠀

Ты выбираешь своё отраженье, печальная Эхо.

Страшно тебе?

Очень.

Мрак отступает, рябит и редеет

У края зрачков.

⠀

Мрак отступает, рябит и редеет,

Печальная Эхо,

Чтоб замереть беспросветным,

Печальная Эхо,

Чтоб замереть беспросветным на донце,

Печальная Эхо,

⠀

Чтоб замереть беспросветным, печальная Эхо, на донце зрачка.

⠀

[Имя другое на линии судеб, и я бы всегда выходила из мрака.

Я бы всегда выходила младая из мрака.

Я бы всегда выходила из мрака

Из мрака

⠀

Что теперь будет?

Что теперь будет?

Что теперь будет?]

Патриарший мост

Ты не знаешь откуда эта вода

Каждая капля – глаз

Текут глаза в волосах воды,

Унося зрачки фонарей

И бросает монету с моста человек,

Желание загадав,

Ты помнишь, что это точно сбылось, хоть и не знаешь что

Ты не знаешь, что знает уже человек в будущем как прийти

В место, где начинался сон

(Ты пальцем его показал)

Сон, в котором текла река, унося зрачки фонарей

Сон, где дрожала капля воды

На уголке губы,

Где вошла монета как пуля в лоб,

И круги пошли по воде

Расширяясь смеялись зрачки фонарей

Над тем, что точно сбылось

Послевкусие тепла

Из бетонных стыков, угольчатых сочленений

Сочится тепло.

Медленно-медленно

Проступает испариной на запястьях стволов,

Преет на мусорных спинах, троллейбусных пятках,

Растворяется в радужных пятнах.

Тяжелее тяжёлого выдох:

По капле,

По капле –

Стремительный лёт.

Уже не вода, но ещё не лёд.

Не было бабьего лета.

Выкипает.

Отсыревает.

Холодно, будто бы не одета.

Снился сон.

Не вещий.

Бестелесная белым в загривок ужалит вода

Скоро

Станет полегче

Прозерпина

в.к.

В майском кафе после третьей бутылки пива её становится две –

Красивые и не могут не плакать,

Извиняются, что не могут не плакать.

Он говорит: «Девочки, вы такие красивые,

У меня от слёз ваших сердце трепещет!»

И одна смеётся другая в смехе её троится

И по правую руку они не отводят рук

А в глазах не отводят красного своего лица

Выпускают смеются своих мертвецов извиняются

То улыбками разбегаются то зубами с разбега стукаются

Девушка девушка повторите девушке пиво!

Пей, медичка моя! Пей, подружка моя, Прозерпина!

Сердце моё трещит – тяжёлая кожура,

Я собираю пальцами с правого лица

С левого лица

Прозрачное мясцо – хрупкие мёртвые зёрна-сердца – кровяные тельца.

А они ломаются.

Истекают гранатовым соком.

неловко и даже страшно

она подставляет лоб.

поцелуй

смеются.

извиняются.

им тоже страшно.

он останется, а она вернётся.

Сад

Это я. И моя немота тупа,

Точно боль от удара губы о зубы.

Я молчу.

Потому что в саду моём не яблоки наливают бока,

А коросты цветут, и вспухают ладони и голени.

Эта осень-зародыш

Под листами не голенькая как евочка.

Грубая, голая –

Погрызёт урожай, наведёт грязищи и сдохнет.

Мне плевать на неё, я молчу.

Мои фрукты, цветочки, ягодки –

Девочки, дедушки, бабушки

Зацветают зимой и летом, зимой и летом.

Всегда сезон.

Я молчу.

Потому что пахнут они

Земляным цветом

Как ни вспахивай их:

«Потерпи ещё, уколю-уколю

Это только начало зимы, но скоро домой и лето,

Выйдешь отсюда и купишь себе путёвку»

Пахнут землёй и снегом

Землёй и снегом

В любое время любого года.

Я молчу. Я молчу.

И это моя работа.

Список кораблей

Золотистое красное и прозрачное вязло на пальцах.

Щипало язык и глаза –

Не от запаха, от идеи.

От того, что не знаешь, что лучше – смерть или это.

И кого сильнее жалеть – тех, кто сдался

Или

Остался бороться. И сдался.

Или себя – спасителя-сопроводителя пыток.

Тем виднее, кто чувствовал-видел с чужого места.

Кто себя знал, помнил и видел только по чёрные локти работы.

На кого смотрели, не видели, путали, не узнавали.

Кто себя перестал узнавать за зрачками другого.

Кто касался внутри и снаружи.

Виднее.

Не легче.

Он знает:

Ни один из списков не будет прочитан,

Но важен список.

Имя – звёздочка в Яд Вашеме, ахейцы, данайцы, мемориальные плиты, архивы историй болезни.

Имя – дюйм на пластинке лунного ногтя,

Чтоб кто-то уснул спокойно –

Полнолунный, вневременный,

Объятый невидимых наблюдательных глаз руками,

На середине списка.

Ты

Ты весь для меня состоишь из слова:

От голени и пупка до яблока-кадыка.

От кадыка-яблока

До кивка.

Вот так

Мы соревнуемся в витиеватости звука,

Неприкасаемой форме,

Выверте языка.

Если бы целовать как слова выворачивать,

Если б лизнуть солёную шкурку запястья,

Как-нибудь обозначить,

Оклеить каркас,

Отчеканить имя твоё, не выплюнув букв...

Не хочешь и рассыпаешься.

Что я могу?

Сахаром имя твоё закладывать за губу.

Цветок

Точка в грудине – вершина конуса –

Тянется в позвоночник.

Из-за свисающих с основания рук, головы и ног

Я – цветок.

Я прорастаю в себя –

Ногтями в пальцы, корнями в волосы.

Вижу ртом, слышу кожей.

Нету меня.

Совсем почти уже нет.

Но, Боже,

Какая ужасная

Жгучая

Загрудинная тяга к свету!

Эвридика

Объятья – жгут.

И мучают, и жгут,

И как кисель под костью нёбной тают.

Я доношу до дома послевкусье,

Шаги считая,

Тенью уходя,

Пыталась оглянуться Эвридика,

И ступни зарывала в ещё теплый

Орфеев след.

Но пальцы леденели,

Песок мертвел и комьями крошился.

Никто за мной к Аиду не приходит.

А я могу. Могу и возвращаюсь.

Что не случится –

Значит, так и надо.

Да будет твоё имя невредимо.

Да буду я живей, чем Эвридика.