Дмитрий
Московин

Мой дед пёрся по джазу

Эдди Рознеру

Труба

В моих ушах звучит труба

А то и две трубы

Из которых выдувает всю дурь

Могучий белый Армстронг

Из холодного союза

Врубись в эти звуки ментовских сирен

Это Эдди

Лабает Сент-Люис блюз

В старой Москве

Прямо на улице Горького

Тридцать седьмого.

Труба

Нам всем

Труба

Слякоть

Колючие ветки сухих деревьев

Стремятся ударить

Меня по лицу.

Оконное стекло трамвая

Препятствует этому их желанию,

Но я всё равно рефлекторно шугаюсь их,

Снова

И снова

Отводя лицо от окна

Резкими

              порывами.

За окном холод и вечерняя тьма,

Местами озаряемая

Фонарями.

Их попытки превратить

Ночь

В день

Смешны и наивны.

Луна лукаво наблюдает

За своими меньшими братьями,

Периодически выглядывая из-за

Чёрных,

Как грязь под моим трамваем,

Туч.

Я вижу хитрый прищур её глаз.

Мой взгляд

Похож на её,

Но он

Более сдержан.

Здесь, внизу,

За такой взгляд

Могут от...дить.

Мы с Луной переглянулись.

А трамвай рассекает по улице,

Устало проплывая

Мимо стоящих в пробке машин.

Его рабочий день

Скоро кончится.

А завтра ему снова в слякоть,

Как и мне.

Танечка Окуневская тут ни при чём

Таких девушек любил Берия,

И Калинин, возможно,

Но не я.

Пустой взгляд,

Неясная талия

И короткие ноги рояльные.

В переулках Москвы тёмным временем

Одинока идёт

Сквозь тени.

Отчего же идёшь ты

Совсем одна?

Полезай в воронок немедленно.

А она бы и рада побыть одна,

Но неможется ей,

Наверное.

И садится в машину чёрную,

Ведь дозволено,

Всё как велено.

И наутро вернётся с задания

Комсомолка,

Спортсменка мамина.

И припудрена,

И накрашена,

И по имени не названа.

И любим иногда был такими я,

Временами взаимно,

Но менее.

«Извини, –

Отвечал им уверенно, –

Таких девушек любил Берия».

Пролетели все годы ветрены,

Уж на коже её

Отметины,

И на кухне пьёт чай

С вареньем

Та, которую любил Берия.

Эту бабушку любил Берия,

И Калинин, возможно,

Зарился.

Постаревшая и уставшая,

Воспитавшая поколение.

Хитин

Когда мне было семь лет

Я играл жука

На школьном утреннике

Эта роль удалась мне блестяще

Я был натурален в хитиновой оболочке

Из старой коричневой скатерти

Которую сшила мама

Я размашисто шагал на полусогнутых

А за моей спиной плелись ещё три жука

Рангом пониже

Спустя почти двадцать лет

Лицедейство не удаётся мне так же хорошо

Хотя жизнь

Всё больше напоминает утренник

Я русский

Отец моего друга детства

Покончил с собой,

Когда тому исполнился год

Или около того.

Он был мусором

И застрелился из своего пистолета Макарова,

Потому что запутался в бабах.

По крайней мере,

Так мне сказал

                         мой отец,

Выслушав его историю

В исполнении восьмилетнего меня.

Всё дело в том, что

У отца моего друга детства была любовница,

К которой он хотел уйти,

Бросив жену с грудным Кириллом –

Так его звали.

Не знаю, что именно

Заставило его покончить с собой,

Но мужик застрелился

И Кирилл рос с мамой и бабушкой.

Тогда я не знал, что значит

«Запутаться в бабах»,

Но точно знал, что такое пистолет Макарова

И что такое «застрелиться».

Сейчас мы с Кириллом не общаемся.

Кстати,

             он – татарин.