Борис Борисович Рыжий родился 8 сентября 1974 года в Челябинске.
С 1981-го по 1991-й учился в средней школе на рабочей окраине Екатеринбурга. В 1989-м стал победителем городского турнира по боксу среди юношей.
Работал в геологических партиях на Северном Урале. В 1998-м окончил Уральскую горную академию по специальности ядерная геофизика и геоэкология. В 2000 году успешно окончил аспирантуру.
Опубликовал 18 научных работ по строению земной коры и сейсмичности Урала и России.
Стихи публиковались в журналах «Звезда» и «Урал», в альманахе «Urbi» (Очерки о названиях и пространствах России и её окрестностей. СПб., 1998), в антологии уральской поэзии (1997–2003), в двухтомной антологии «Лёд и Пламень» (М., СРП. 2009), в антологии «Русская поэзия XXI века (М.»Вече».. 2010), были переведены в Италии и Голландии.
Первая публикация в «Знамени» (№ 4, 1999) – принесла Борису Антибукеровскую премию в номинации «Незнакомка». Журнал «Знамя» печатал стихи Бориса ежегодно, а то и дважды в год: № 3 и № 9 в 2000-м году, № 6 в 2001-м, № 1 в 2002-м, № 1 в 2003-м году. Кроме того, в № 4 за 2003 год был опубликован «Роттердамский дневник» Бориса Рыжего. Издательство «Пушкинский фонд» выпустило три книги Бориса Рыжего: «И всё такое» (2000); «На холодном ветру» (2001); «Стихи» (2003). В 2006-м в издательстве «Эксмо» вышел сборник стихов «Типа песня», лучший в составительском плане (составитель О. Ермолаева). Борис Рыжий стал (посмертно!) лауреатом премии «Северная Пальмира».
Жил и похоронен (май 2001-го) в Екатеринбурге.
«45»: рекомендуемые ссылки –
Иза Кресикова. Последний поэт Империи...
Поэзия, жизнь и смерть Бориса Рыжего –
http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=4237&level1=main&level2=articles
Яков Каунатор о Борисе Рыжем.
Милый, милый, смешной дуралей… –
/yakov_kaunator/milyy_milyy_smeshnoy_duraley/
Поэт Борис Рыжий поставил точку пули в своём конце (вернее, точку петли) и какую-то жирную точку концу эпохи. Эпохи смутной, замороченной, постмодернистской…
И проглянуло поверх всего этого нормальное солнце поэзии навсегда двадцатисемилетними глазами свердловского «мальчишки в серой кепочке», которым он стремился остаться. Он и остался им. Расхватанный по рукам, по сердцам, по душам… Распечатанный, разъяснённый, распетый… Тем не менее, сфинксовый… Для каждого доставшийся по-своему. Ибо поэзия – не хоровое пение, а личное.
Но вот – теперь уже вечный, тупиковый и мучительный вопрос (сколько б ни пытались объяснить это на бытовом уровне): откуда в нём эта коренная гибельность? Красной нитью пронизывающая его стихи. Именно коренная, глубинная, изначальная… И совсем не важно – была ли на самом деле эта «документальная» ситуация с гадалкой.
Погадай мне, цыганка, на медный грош,
растолкуй, отчего умру.
Отвечает цыганка, мол, ты умрёшь,
не живут такие в миру.
Социально запредельная, маргинальная…
Станет сын чужим и чужой жена (! – В. С.),
отвернутся друзья-враги.
Что убьёт тебя, молодой? Вина (! – В. С.)
Но вину свою береги (! – В. С.).
Может, потому что сама природа поэзии гибельна? Потому что попался на «строчки с кровью», которые – «убивают, Нахлынут горлом и убьют»? Его спринтерский рывок жизни как-то так по-быстрому проскочил период «искусства» и «задышал почвой и судьбой». И дело опять-таки не в приёмах, которыми он овладел, испытав определённые влияния. И не в приземлённой «вторчерметовской» манере – лексическая раскованность характерная черта поэзии двадцатого века.
Поэта Рыжего не объяснить частностями анализа. Теперь он всегда будет «мучителем нашим», как сказал Мандельштам о Лермонтове. Кстати, в чём-то сближающийся с ним: «Отчего так больно и так трудно…» – «Что убьёт тебя, молодой? Вина». То ли это слово – «вина»? Перед кем вина? Не перед сыном и не перед женой, которые становятся чужими.
Перед кем вина? Перед тем, что жив (! – В. С.).
Чувство находящееся вне «механистичности» жизни, заскобочное чувство… Чувство изумления перед «подвохом» и немыслимостью самого феномена жизни… Впрочем,
Но мальчик был, хотя бы для порядку (! – В. С.),
что проводил ладонью по лицу,
молчал, стихи записывал в тетрадку,
в которых строчки двигались к концу (! – В. С.).
И, несомненно, к началу!.. Всё совершилось по писаному…
Виктор Стрелец
Тольятти
Памяти поэта
Погиб поэт!
Опять?! Опять…
И на устах его печать,
И мгла его невеста.
С такой отъявленной тоской, –
Между Уралом и Москвой
Ей не хватило места.
Взлетел он в рай?
А может в ад,
Сошёл,
шатаясь,
наугад
С петлёй или наганом.
Он словом к музыке привык, –
Что русский сделал, ты, язык
С еврейским мальчуганом.
Что сделала родная ширь
Во весь Урал, во всю Сибирь
Продутая до свиста, –
Но разве ж виновата даль,
Когда душе мила печаль,
А счастье ненавистно.
И родилась такая боль,
Что не помог ни алкоголь,
Ни женщина, ни слава…
Течёт-течёт река Исеть;
А что такое жизнь и смерть
Мы представляем слабо.
И здесь у края бытия
Мерцает лампочка твоя
В каких-то нежных ваттах.
А ты летишь сухим листом, –
И виноватых нету в том,
Нет в мире виноватых.
Виновных в нашей боли нет,
И в этом может быть ответ
На всё, – мы дышим кровью.
Хоть прекословь, хоть сквернословь –
В боль превращается любовь,
Чтоб снова стать любовью.
Погиб поэт, что на Руси –
Не новость. Господи спаси!
Печаль не терпит крика…
Зато над каждою душой
Он нынче дождик небольшой,
И тайна.
И музыка.
Борис Скотневский
Николай ЕРЁМИН к подборке «Смерть, поэзия и звезда» Бориса Рыжего 24 января 2014 года
Добавить комментарий