* * *
Апатия свисает с языка,
Как облако, висящее на нёбе.
На что Сизиф физически способен,
На то способна дума мудака.
Двойное дно придумывает Бог,
Перебирая каменные чётки,
Светило разворачивает лодку,
И крыша едет прямо из-под ног.
Апатия оближет мне плечо,
Я закачу на гору свою участь.
Господь опять решит меня помучить,
А я ему отвечу: – Ну и чё.
* * *
Вскрыла чекушку стая
Ёбургских алкашей.
Слышится соль морская
В раковинах ушей.
Можешь сказать, что пили,
Но забываешь, где.
Берега нет. Приплыли
По синусоиде.
Слово качают волны.
Море твоё – уха.
В чём же она виновна?
Чем же она плоха?
* * *
Дождь идёт от тебя к реке,
И от реки – к мосту.
Бог отрекается, в молоке
Топит свою тоску.
Рыбы метят игру в слова,
Небо лежит на дне.
Дождь идёт через рукава
И по рукам – ко мне.
Тишина над рекой течёт,
Только молчит, куда.
Радужка прячет в себе зрачок,
Чёрная, как вода.
* * *
Иже со мной – болят,
Воздуху лучше спится.
Всюду твоя земля,
Тыльная, как глазница.
Слышишь ли ты её
Памятью подневольной,
Что же ты не поёшь,
Разве тебе не больно?
Где твои небеси –
В травах сухого лога.
За ухо укуси
Первого неживого.
Медленно, по чуть-чуть,
Станешь водою талой.
Что же я не лечу,
Если меня не стало?
* * *
На горький город падают снега,
И гаснет рот, и тьма терзает связки,
Как умница в смирительной коляске,
Смиряет голос. Нега не нага,
Но столь же вожделенна, сколь строга.
Подол дерев провалится под лёд,
Укутаются сумерки в утробу,
И небо, засыпая, обретёт
Размер и цвет младенческого нёба.
* * *
Остывшая гортань строки.
Прерывистые рыбьи крики
И металлические блики
На церебральности реки.
В молчанье гулком и пустом
По тонкошеему каналу
Бумажный ледокол Урала
Плывёт и тонет под мостом.
По високосному лицу
Проходит тень дугой железной,
И палец ввинчивает бездну
В висок, соосный близнецу.
* * *
Падёт с небес откормленный телец
От недостатка кровяных телец.
Небесный бык, покорный алтарю,
Воткнёт рога в брюхатую зарю,
И пряный свет прольётся, словно кровь,
На лица вавилонских пастухов.
И спросит кто-то, разогнавший пыль,
Не напророчат злые языки ль
Крылатый сон, застенчивую тьму
И притчу, неподвластную уму.
* * *
Перо по птичьему закону
Гореть не хочет, но горит,
Сидит под лёгкими ворона
И по-вороньи говорит,
Как в чреве серости дремучей,
В порочной череде причуд,
Крик, обречённый на беззвучье,
С листа прочтут.
* * *
с твоих закрытых глаз мне пить бы молоко
но гости как всегда уходят глубоко
за полночь заплатив дежурное пока
похитив молоко и пенку с молока
на газовой плите не вовремя шутя
где третий год подряд ты плачешь как дитя
и небосклон как двор забором обнесён
под светом фонаря не смотрится как сон
* * *
Синеет сенильным закатом
Разбитый об лоб горизонт,
Свои разбрелись по палатам
И смотрят последний сезон.
Ты тянешь за краешек неба,
Как агнец, глядишь, обомлев.
И хочется зрелищ и хлеба,
Но воля твоя – на земле.
Душа изнывает по сути,
Ведь сути сытнее в нытьё.
А по небу ангелы шутят,
И вышутят имя твоё.
С оливковой ветошью – Аве!
Что должно, тебе прощено.
Да святится всё, что лукаво,
Да святится всё, что смешно.
* * *
Слово начнётся со слова,
Т. е. с себя самого.
Что на бумаге не ново,
То для меня не ново.
Спит у порога тревога,
Словно живая коса,
Видно за то, что я Бога
С маленькой буквы писал.
* * *
Стакан пустой, и обелиска
Бутыль пустая,
Глаза, посаженные близко,
Не прорастают.
А над тобой телец и овен.
Тепло и сыро.
И, раз твой мир лежит спокоен,
Покойся с миром.
* * *
Ты оставлял во сне
Зарубки на сосне.
Ненайденное тело
Являлось по весне.
Наутро ты болел,
Как метка на стволе,
Как выпавшее слово,
Заснувшее в смоле.
Но всё казалось зря,
И в недрах янтаря
Лицо твоё немело,
Иначе говоря.
* * *
Ты тонул, превозмогая
Гордость и печаль.
Лодочки ладонь нагая,
К берегу причаль.
Перекинься через пену,
Через пелену,
Через папино колено,
Пробеги по дну,
Где у мамы на рассвете
Руки глубоки,
И некормленые сети
Ловят башмаки.
Где бродил ты, не замечен,
Холоден, высок,
Где трава качает вечер,
Босый, как песок.
Не грусти, солёный невод
К свадьбе заживёт.
Глянь – старик кидает небо...
И оно плывёт.
* * *
Устали стены от стыда,
Виски остыли.
Стреляет страх, но в никуда,
И холостыми.
За спину прячут гаражи
От впёртых окон,
И время зря за мной бежит –
Я в землю вкопан.