Алексей
Королёв

The medium is the message

(13 апреля 1944, Москва - 10 ноября 2017, Москва)

Родился 13 апреля 1944 года в Москве, в Измайлово.

Окончил МФТИ. Тридцать лет трудового стажа по профессии физика-теоретика: занимался исследованием ионосферы, в частности, полярной, в Радиотехническом институте Академии наук СССР.

Автор книг стихотворений: «Зеница ока» («Советский писатель», 1980), «Синица в небе» («Современник», 1981), «Ех Libris» («Советский писатель», 1988), «Вокруг да около» («Предлог», 2002).

Публиковался в журналах «Новый мир», «Литературная учёба», «Дружба народов», «Наша улица», «Согласие», «Юность», в альманахе «Предлог» и др.

* * *

Алексей Королёв вошёл в духовный и цитатный обиход моего поколения в самом начале 80-х годов прошлого века: как мастер созвучий, виртуоз синтаксиса, тонкий знаток фразеологии и изощрённый стилист. Это не просто техника – это как раз тот случай, к которому напрямую приложима известная фраза Маршалла Маклюэна «The medium is the message». В стихах Королёва, кажется, говорит сама русская языковая стихия, и это не может не восхищать. Три его сборника – «Зеница ока», «Синица в небе» и «Ех Libris» – давно стали постоянными моими спутниками, регулярно и с удовольствием перечитываемыми.

В чём же состоит это удовольствие? Рассмотрим всего одно, в 14 строк, стихотворение, своего рода сонет:

Сквозное чередование «ла» и «ала» – способ рифмовки, могущий считаться фирменным знаком Королёва, – есть не что иное, как (вполне по Сельвинскому – но отнюдь не в одних только глагольных окончаниях!) воплощение женской сущности, здесь – своенравного женского характера; «з», пронизывающее стихотворение, даже во «взяла взаймы» приобретает черты озноба; а уж в стыке «у аэровокзала», в тройственном этом зиянии, явственно чувствуется кавернозное пространство, способное вместить огромное количество люда. В ненавязчивой перекличке звуков слышны и «аллилуйя» («толику малую»), и «амен» («на нет метелица»): ведь речь идёт о разлуке, сожалении и – одновременно – некоем облегчении. Всё это, вместе взятое, представляется мощной обратной волной русского стихотворного неоклассицизма – не в смысле знаменитого триединства времени, места и действия, но в смысле органичного соединения классической строгости метрики и рифмовки с лёгкой текучестью синтаксиса, соединения, позволяющего достигнуть подлинной поэтической синергии, где фонетика и семантика, композиция и стилистика катализируют друг друга, взаимно обогащаясь и усиливаясь.

Каково же было моё удивление, когда, обретя доступ к Интернету, в ответ на соответствующие запросы я получил лишь ссылки на журнал «Наша улица», сайт MIMINO да альманах «Предлог»! Любимые строки (например, «Ветер выроет в кроне нору, / не по росту ли, не по нутру – / бросит эту и роет другую...») вообще оставались ненайденными.  Сочтя такое положение дел глубоко неправильным, я решил непременно восполнить пробел в сетевом стихотворном изобилии, опубликовав подборку Алексея Алексеевича в «45-й» – и успешно заразил этой идеей своих друзей и добрую часть нашей редколлегии. А в феврале 2014-го удалось дозвониться до самого Королёва и заручиться его принципиальным согласием (всё-таки, наверное, не каждый день звонят автору читатели из 80-х!).

В основе публикуемой ныне подборки – стихи, сканированные мной, а также набранные Хыйсой Джуртубаевым, моим другом и тоже большим поклонником Королёва, из указанных выше сборников, в которых (стихах) за время того телефонного разговора было выявлено и исправлено несколько досадных опечаток, долгие годы заставлявших нас ломать голову в догадках. Например, на бумаге в строках «а вечность, знать не зная рубежа, / окрестности заснежа и завьюжа, / по-прежнему нежна и неуклюжа, / гармонии одной принадлежа» вместо «неуклюжа» почему-то значится «завьюжена». Так что возвращение поэта – через Сеть – в поле читательского внимания сопровождается ещё и восстановлением оригиналов. Хотя главное, конечно, в обретении новых читателей.

Георгий Яропольский

Невозможное слить с неизбежным

Звук играл в его поэзии, будто золотая рыбка, то плещущая изящным хвостом, то слегка беспокоящая поверхность метафизических вод, но звук – сопряжённый со смысловыми разводами глубокого содержания, ибо подлинная поэзия, помимо создания собственной реальности, исследует окружающую, используя инструментарий, которого нет в других областях деятельности:

Разумеется, академия одиночества не представлена в официальных реестрах учебных заведений, тем не менее, ощущается она каждым художником (в широком смысле), ибо искусство – дело одинокое, хоть и связанное со всем человечеством сразу.

…и как красиво сочетаются в особенные, словно отдельные орнаменты «п» и «з», запущенные А.  Королёвым в пространство яви…

Вечная история блудного сына, истолкованная на волнах современности: но – притча остаётся притчей, и афоризм, оперённый рифмой, завершающий стихотворение, логичен:

Здесь раскрывается метафизика: точности в том числе, ибо виртуозное определение сердца (возможного вместилища души) поражает, непроизвольно заставляя сопоставлять опыт поэта со своим, наработанным за жизнь, читательским.

И – снова ликуют звуки: приглушённое «п» перекликается с острым, как перец, «с», и широко вибрируют раскаты «р»… Изящество и грация точно вшифрованы тайным кодом в поэтическое дело А. Королёва; здесь стих имеет прихотливо-благородный рисунок, и никогда не изменяет точности глазомера и вкусовому калибру.

Поэт смотрит вглубь жизни, нагружённой суммами человеческих взаимоотношений, правды постижения верных ракурсов яви:

Счастье безмятежного взгляда упирается и в радужную надежду, и в расплывчатую, как облако, нежность…

Иная строка обжигает, и великолепие зафиксированного ощущения онтологически обогащает читательский опыт:

Но – без оной мучительности нет человека, не состоится он, не сможет раскрыться на пути к смерти. Ибо жизнь, увы, есть движение к оной: движение наощупь, с массой догадок о грядущем за острой гранью рубежа.

Вырисовывается – поэтическим усложнением – формула работы поэта:

Сложная засада, требующая столько усилий терпения, что… и не дождаться можно…

Благородно звучат стансы, наименованные «Подмалёвок», благородно, отчасти аристократически осмысливая вёрсты собственного бытия поэта:

Высота благодарности звучит мудростью принятия жизни: со всем её скарбом, с потрохами скорбей и порохом творчества, с онтологией отчаяния и бездной беды, с радугой счастья и великолепием восторгов.

Тон Королёва – всегда спокоен, даже стоичен, никакой аффектации, никаких разрывов струн, даже когда речь о запредельных состояниях:

И, подходя к самому главному, поэт живописует его финальной строкой:

Ведь «невозможное» и «неизбежное» есть категории слишком сложные, требующие симфонии сил для исполнения, а тем более – слияния.

Алексей Королёв оставил яркое наследие: в нём блещут золотые нити озарений и филигранно играют грани мастерства, в нём сочетаются качества различно наполненного сада и высокой, рвущейся по известному адресу архитектуры, и таковые качества говорят о значительности оставленного, а уходящие быстротечно года словно одевают дополнительно таинственной аурой поэзию поэта.

Александр Балтин

Написано к пятилетию со дня смерти Алексея Королёва

Творчество