* * *
Апрельское тёплое солнышко
снег последний растопит
и все до одного
члены тела согреет.
Настежь окно распахну
и водки от радости выпью,
в пятитысячный раз
супруге в любви признаюсь.
Похоже, и вправду весна наступила...
В городе
Таинственная девушка с третьим глазом на лбу
остановила меня,
предложив познать духовные глубины Кама-Сутры.
Юная пара представилась
шведской семьёю неполной. Предлагая заполнить пробел,
в ЗАГС позвала.
Загадочный мужик с накрашенными
губами подмигнул игриво,
за задницу щипнул...
Как много на свете хорошего,
интересного,
неизведанного...
Но, валенки себе купив и грабли новые,
Жене и ребёнку конфет в гостинец,
С грустью в деревню домой возвращаюсь.
* * *
В порыве восторженной страсти
Брошусь весне навстречу,
Чтоб ощутить всем телом
Прекрасное буйство жизни!
Но вдруг с крыльца услышу:
«Ты чего это, старый, надумал?»
И домой побреду печально,
Пряча за спину крылья.
В троллейбусе
К 201-й годовщине
со дня рождения А. С. Пушкина
Гильотиной лязгнули двери,
И ухо мне защемили...
С криком кондукторша
Двери пытаясь раздвинуть,
Монтировку совала
Между дверями и ухом,
А я и не чувствовал,
Что со мной происходит,
Стихами Пушкина
зачитавшись!
* * *
Величия и красоты души поэта
людям не постичь,
их взгляд поверхностный
проникнуть в сердце не умеет.
Судьба поэта – быть непонятым...
Вот так и за моей наружностью дебильной
таится множество незаурядных мыслей.
Весенний триптих
I
Солнышко еле светит,
от холода съёжившись,
Вороны простуженные
чуть слышно каркают.
Я пью чай с малиной,
зябко вздрагивая,
И мечтаю о днях,
когда зима закончится.
Когда на улице
я буду плясать от радости,
Целоваться с собаками
соседскими долбанными,
Нужду справлять с ненавистью
на снег не дотаявший,
И пустыми бутылками
сбивать сосульки последние.
II
Коты запели и сирень цветами покрылась.
Я хожу по улицам лёгкий, почти невесомый.
Будто бы мир наполнился музыкой нежной и тихой.
Чувствую, не быть мне трезвым сегодня.
III
Когда окованные в бронежилеты
Милиционеры
Грубо волокли меня
К машине вытрезвителя,
Я, из последних сил вырываясь,
Продолжал воспевать весну
Во весь голос!
* * *
Весенним томленьем сердце наполнит
Аромат сирени цветущей
В сумерках майских нежных
Бродят юные пары
А я у калитки стою и слушаю с грустью
Как, тихо шурша, песок из задницы сыплется.
* * *
«Все вокруг – говно!» –
сказал мне мрачный философ.
Да это как же – «говно»?..
Я огляделся растерянно:
День чудесный весенний,
Птички щебечут, пиво в киосках,
быстрозадые девки мелькают.
радуя взор...
И я ответил философу убеждённо:
«Это сам ты – говно».
* * *
Гантели купил небольшие,
Подражать атлетам смело пытаюсь,
Делаюсь на глазах стройнее и краше,
В зеркало собой украдкой любуюсь.
...Мой кот ухмыляется гадко,
Катая по полу бутылку пивную.
* * *
«Да, красота обладает невероятною силой» –
думал я, наблюдая,
как жена мясорубку вращает.
* * *
Долгожданная мудрость с годами приходит,
Простые радости жизни
иначе теперь осмысляю...
Козявку большую из носа достал,
Смотрю на неё в изумленье.
* * *
Замок хрустальный у синего моря,
мраморный берег, певчие птицы,
и я – в костюме белом и трезвый,
в руке бокал с лимонадом прохладным…
…
Я с треском лицо оторвал от пола,
приклеенное портвейном липким,
и, оглядевшись, вздохнул с облегченьем –
сон неприятный всего лишь приснился!
* * *
Зачем нужны слова,
когда яблоня цветом покрылась,
когда солнце играет на гранях стакана,
когда буря весенних чувств
из груди вырвет сердце,
но залечит рану бальзамом
или портвейном.
Зачем нужны слова –
Их уже и двух не связать....
К 8-му марта
Любимая! Я достал бы с неба звезду,
но это лишь в песнях возможно...
Во имя твоё я небо готов покорить,
но крыльями лишь в стихах обладаю...
Я поэт, но земной и обычный...
И за здоровье твоё
будет запой мой ближайший!
* * *
К людям простым я на улицу вышел –
умный, красивый и добрый.
«Ах, как наша жизнь хороша!» –
я громко и весело крикнул.
И люди, дела свои побросав,
ко мне отовсюду сбежались,
и били меня инструментом рабочим,
от удовольствия щурясь.
* * *
Какой вечер вчера был дивный,
И водка казалась живой водою,
И воспевал я её
в стихах своих глупых.
А сегодня, не в силах с кровати встать,
Голосом слабым шепчу
Полные гнева и боли
слова в её адрес.
И Дмитрия Ивановича Менделеева
Вместе с его таблицей
нехорошо вспоминаю.
* * *
Капля дождя на ладони...
Долго смотрю на неё,
И открывается великая тайна
Гармонии мира...
Молнии эзотерических истин
Вошли в моё сердце,
Сознание моё
Космические вихри охватили.
Я потерял своё «Я»
И, не в силах владеть собою,
Ладонь сложивши в кулак,
Прохожему в ухо заехал.
* * *
Когда выросли крылья,
Полёт превратился в дело обычное...
Людей не вижу, только шляпы под проводами.
Скучно.
Серые крыши домов,
Котельных трубы кирпичные.
Хамы-лётчики,
Да изжога от пирожков с воробьями.
* * *
Когда по улице иду,
Объятый бодунищем страшным,
И вижу множество людей,
здоровых и счастливых,
Презрительную жалость я к ним чувствую –
Им не постичь возвышенных страданий,
Которые – лишь избранных удел,
И я себя сверхчеловеком ощущаю
И думаю, что был философ Ницше
Из наших, из простых, из пьющих.
Когда я сочиняю стихи
Я сочиняю стихи!
И ветры покорно утихнут...
Вдохновение вспыхнет
яркой звездою,
Мой ум, как отточенный меч,
вознесётся над миром.
И книги известных поэтов
попадают с полок.
Я сочиняю стихи!
И народ затрепещет.
Милиционеры
глаза от страха зажмурят,
Под грохот грома
буквы в слова соберутся
И рифмы на небе сплетутся
в сверканье молний.
Но в общем-то парень я скромный,
Сам себя стесняюсь немного,
Когда в сортире сижу подолгу
И сочиняю стихи.
* * *
Когда я стану богатым,
Я приеду в родную деревню
На ослепительно белом тракторе,
В фуфайке с золотыми пуговицами.
И, небрежно сгибая пальцы,
Я куплю землякам изумлённым
Бормотухи лучшей – десять ящиков!
Кильки в томате – тыщу банок!
Ну а после наш участковый
В вытрезвитель меня проводит,
Пылинки сдувая с фуфайки моей
И кланяясь мне почтительно.
* * *
Летняя ночь, мир и покой над деревней.
Где-то калитка стукнула,
вполголоса лает собака.
Нежный запах черёмухи в воздухе,
девки поют вдалеке.
Напильником подправляя топор,
сижу на крылечке с двухтомником Ницше.
В тихие летние ночи так хорошо
размышлять...
* * *
Медитация – это чудо:
Могучим усилием воли
выпитую рюмку
я превращаю внутри в поллитру,
и с улыбкой довольной и хитрой,
под столом в нирване валяюсь.
А жена лишь моргает растерянно.
* * *
Мерцает загадочно сумрак вечерний,
Опадает листва, что-то шепчет невнятно,
Тайны исполнены древние книги...
Вот куплю пистолет, и все станет понятно
* * *
– Молодой человек!.. – сегодня
ко мне обратились в трамвае.
Это ж надо – я – молодой...
Расскажу супруге об этом.
Будут рады жена и дети –
молодым посчитали папу!
А что человеком назвали,
не скажу – всё равно не поверят.
* * *
На лавке сидел я,
терзаемый похмельем и безденежьем,
и размышлял о скуке бытия,
и об отсутствии всего чудесного,
Но проходивший мимо милиционер
окинул меня взглядом строгим,
вздохнул о чём-то,
и из кобуры чекушку и стаканчик вынул.
А мне казалось – нет чудес на свете...
* * *
Над Кремлём-зданием,
Над Москвой-городом
Щука фаршированная
Летит по небу!
Шолом! – кричит весело,
Шматом сала махая,
Антисемитов и семитов
Одинаково возмущая.
Поэт
Поэт выходит из дома!
И мировая культура приходит в движенье.
Политики игры свои оставляют,
Влюблённые – отвлекаются от совокупленья.
Поэт идёт по городу,
Чувствуя взгляды восторженные,
Ему дарят улыбки девушки
И дядьки нетрадиционные.
А вот бьют его в морду дубинами
Милиционеры встречные,
Но, узнав Поэта, смущаются
И автографы просят застенчиво.
Поэт и муза
Где ты, о Муза! прошу, подскажи мне хоть слово...
Смеётся в ответ, в облаках кувыркаясь,
Только и видно румяную задницу в небе.
Швырнул чернильницей... и – промахнулся.
Стою у окна одинокий, никем не любимый,
Пером гусиным бесцельно в зубах ковыряюсь.
* * *
С тремя монахами из Шао Линя заспорил
На предмет сомнении в истинности
их ученья.
Теперь лежу на берегу реки,
Ударом пятки в лоб ошеломлённый,
А надо мною в небе месяц молодой и звезды
И чувство странное,
Как будто в первый раз всё это вижу.
* * *
Самураем себя представляю,
Благородным, красивым и сильным.
Или учителем древней борьбы,
Взмахом ноги врагов повергающим в ужас.
Но в зеркало гляну – плюну в сердцах,
И горько навзрыд заплачу.
* * *
Светлая ночь... На крыльцо выхожу,
аура надо мной неброско сияет,
«Харе Кришна» вполголоса напеваю,
духовности моей высокой радуюсь.
Но в полутьме на грабли ступил,
в третий глаз мой палка ударила…
Долго кричал с крыльца гадости всякие,
припомнившиеся вдруг во множестве.
* * *
Тихие, светлые дни вдруг случаются,
Когда на душе поют колокольчики,
Когда умиляют и радуют вещи привычные,
И даже голос жены
чудесной слышится музыкой.
Птичку увижу – от нежности сердце защемит.
Солнце на небе – руками всплесну от радости!
Хоть ненадолго гармонию с миром почувствую,
И по собакам соседским
в тот день кирпича я не брошу.
* * *
Цветок хризантемы хотел я воспеть
И красоту его уподобить
Красоте супруги моей,
Но разве может цветок этот жалкий
Сравниться с моей женою!
Её брови, как чёрные молнии,
Глаза, словно звёзды карие...
А как она в гневе прекрасна,
Когда своей нежной рукою
Дверь мне навстречу откроет
И крикнет голосом страшным:
– Опять ты, сволочь, нажрался!
* * *
Широка, глубока река Енисей,
Но вряд ли глубже бутылки с водкой, –
Подумал я и вздохнул тяжело.
* * *
Я ветер поймаю, сожму его в кулаке,
Он затрепещет в ладони моей, вырываясь...
И с ветром в руке я буду ходить, как дурак,
Размышляя, куда б его взять, да засунуть..
* * *
Я ворвался в город на белом коне,
Голый, но с крыльями на спине.
Медные крылья, сигара в зубах,
С саксофоном в руках.
И люди на улицах вскрикнули «Ах!»
Я промчался сквозь город на белом коне,
Я покорил этот город.
Только на хрен он мне?
И исчез я, растаял, как дым,
Пусть стоит себе город,
Хер с ним.
* * *
Я смотрю на небо, на асфальте лёжа,
Сверху падают звёзды – и все мне по роже.
Надо вставать – пора бы домой.
А на небе месяц, надкушенный мной.
* * *
Я сожгу парашют, съем пепел,
Компас достану в кустах,
На дорогу тёмную выйду
В чёрных как ночь очках.
И вот я иду –
Прост, как Толстой, напорист, как Гитлер,
С холодной, как у Дзержинского, головой,
Куда я иду?
А хер меня знает…
Да и разницы никакой.