Житие поэта Васильева
«45»: Уже не впервые в рубрике «Из первых рук» появляется материал, связанный с поэтом, чьё творчество представлено в нашем альманахе. И это – сознательный шаг! Мы дарим читателям всё новые и новые подробности о литераторах, заслуживающих внимания – доброго, пристального, сердечного… В ряду таких людей – и Алексей Васильев.
В августе-2012 старинный город Устюжна отметил 785-летие. На Вологодскую землю приехало множество гостей из разных уголков России. Праздник удался на славу. Помимо официоза, проходили и нестандартные события, которые не особенно жаловала администрация города. Точнее, полностью их игнорировала, но дала «добро» на проведение. Например, «Арт-мосты», на которых выступали профессиональные музыканты и поэты (хорошие и разные). «Мосты» длились два дня, и концерты посетили тысячи устюжан.
Группа энтузиастов второй год собирает исполнителей на это непривычное для местной публики действо, посвященное памяти замечательного русского поэта Алексея Васильева. Ведь именно в этом городе прошло его детство, именно в этом городе душа поэта ушла в Космос.
2012 год – особенный. Он полностью посвящён памяти Алексея Васильева, до следующего Дня города. 21 октября аукнулась грустная дата – прошло десять лет, как не стало поэта, а 10 марта 2013 года будет отмечаться его 80-летие. Как всегда, в школах пройдёт массовое чтение его стихов. (Ведь поэзию Алексея Васильева изучают на внеклассных уроках).
Что можно рассказать о Васильеве, с которым я был знаком с сентября 1974 года? Основное написано в предыдущем эссе «Куда уходят поэты». Но разве можно вместить в один очерк всё, что связано с его именем? Осталась масса историй, ничем между собой не связанных, за исключением того, что главным действующим лицом в них был (и остаётся) поэт Алексей Васильев. Получилась этакая мозаика, которая позволяет шире раскрыть характер Лёши, показать истинно народную любовь к его творчеству и личности…
Однажды провожаю АВ в Устюжну. Как всегда, плацкартный вагон. В вагоне Васильев встречает земляков. Обычные возгласы, приветствия, и тут же чья-то просьба: «Лексееич, почитай!» Поэт сразу же начинает выдавать свои стихи: и новые, и старые. А тут посадка! Не все пассажиры успели занять свои полки. Проводница выгоняет возмутителя спокойствия на перрон. Чтение продолжается на улице. Собралась толпа, человек сто. Пора давать отправление, а народ не расходится. И вот невиданное для Ярославского вокзала дело – поезд отошёл с опозданием в семь минут!
Васильев был страстным поклонником футбола. Он не болел ни за какую команду, а просто любил красивый футбол. И вот нелёгкая занесла нас как-то на стадион «Динамо», где шёл матч Динамо – Спартак. А места нам достались в «динамовском» секторе. Спартак наступает, Васильев кричит, радуясь удачно проведенной комбинации. Я сам, поклонник московского Спартака, стараюсь сдерживать эмоции. Оглядываюсь. Ловлю на себе косые взгляды, потом тихонько говорю поэту: «Лёша, не кричи так, ведь побьют!» Куда там! Он ничего не слышит, он весь в футболе. Я же просидел весь матч, как на иголках, в ожидании, когда нас поволокут с трибун. Но ничего плохого не случилось. Более того, в очереди на выход Васильев начал для окружающих нас фанатов делать профессиональный анализ матча, и «старика» зауважали…
Всё было в ритме – зло и молодо:
Прорыв, рывок финтов каскад…
И аплодировала Вологда
Моим отчаянным броскам.
Кричал мне Вовка, друг-товарищ:
«Бросай стихи! Стихи – мура!..
Дурак! Цены себе не знаешь!
Тебе дорога – в мастера!»
А эта история произошла уже в Якутске. Пригласили нас в дом, где жили весьма высокопоставленные люди. Мороз за 50, всё в тумане. Зная, что автобусы ходят редко, выпили бутылку водки. Но всё равно не помогла – промёрзли до поросячьего визга. Еле нашли этот дом. Звоним в дверь. Открывает хозяйка – миниатюрная якуточка. За дверью слышны голоса гостей. И вдруг на нас нападает миниатюрная собачонка, (под стать хозяйке), размером с двухмесячного котёнка, и начинает громко и противно тявкать. И тогда Васильев, каким-то неуловимым движением, не сгибая колен, ловит эту собачку, и засовывает себе… в рот! Я посмотрел на хозяйку, в её глазах читался ужас, ведь азиатские женщины редко проявляют эмоции. Сколько он её там держал, я не считал, думаю, не больше 15 секунд. Потом Васильев опустил животное на пол, и собачка, по-пластунски, на полусогнутых лапках исчезла в недрах квартиры. Больше мы её в тот вечер не слышали и не видели…
…Мороз был зол, пар изо рта был густ,
И всё же не хотелось торопиться:
Я как художник открывал Якутск,
В туманный мех одетую столицу.
Или вот ещё одна история. Она произошла уже в Мирном. Васильев какое-то время трудился в геодезической партии, рабочим. И вот наш общий друг, фотокор Пётр Ушницкий сделал групповой снимок рабочих партии. Его напечатали в местной газете. Пётр получил за него гонорар 90 копеек. Радости рабочих не было придела. И, по инициативе Васильева, каждый поставил фотографу по бутылке коньяка. А Ушницкий не пил! Так что этот благородный напиток почти весь достался Васильеву, и был честно поделён между членами лито «Кимберлит». Редактору газеты также понравилась работа Ушницкого, и он дал фотографу задание чаще делать подобные снимки. Почти два месяца, чуть ли не в каждом номере печатались коллективные портреты бригад, звеньев, экипажей… И, притом, не каких-то передовиков, а самых обычных работяг. Сарафанное радио быстро разнесло весть, каким образом можно попасть в газету. В конце концов, Ушницкому надоело поить поэтов, и он вновь начал снимать природу…
Без конца и без края тайга.
Стынет сердце в январский мороз.
Затерялся в айхальских снегах
Наш фанерный вагон без колёс.
Но в работе нам жарко, как летом.
Мускулистые руки гудят…
Журналисты районной газеты
Написать о «героях» хотят.
Вот мы сбились под ёлкой, вот сели
Прямо в снег. Хлещет юмор из глаз…
Напишите статью «Мы и Север».
Дескать, Север придуман для нас.
Мы бы в отпуск с газеткой летели –
Пусть завистников хватит инфаркт!
Мы б такое девчонкам свистели,
Раздувая отмеченный факт!
А в конце, созерцая понуро
Кошелёк, как иссохший родник,
Мы б сказали: «Опять потянуло,
Видно, Север до сердца проник».
В «Биографии» Васильев много рассказывает о своих родителях, их взаимоотношениях, большой внутренней культуре, порядочности, о том, чего так не хватает в наше время. А приведённая ниже история для кого-то может стать темой для очередной литературной работы.
«Родился 10 марта 1933 года в Устюжне. (В других документах Алексей Васильев называет Москву – В.Л.) С отцами у меня дело обстояло сложно. Знаю по рассказам, что мой родной отец, Васильев Алексей Васильевич, был родом из Самары, жил в Москве, а познакомился с моей мамой в Устюженском народном доме. Говорят, что был он человек незаурядный, с блеском играл в театре, хорошо пел под гитару, прилично рисовал, в общем, был душой общества. В 1934 году пропал в Москве…
Но истинно моим отцом стал Вячеслав Владимирович Дьячков. Широко эрудированный человек, имевший два диплома о высшем образовании, самозабвенно любивший родную природу, посвятивший зрелые годы свои выращиванию и охране леса.
О человеческой порядочности.
Если я это помню всю жизнь, значит, случай этот всю жизнь оказывал на меня влияние, и достоин того, чтобы о нём я рассказал в своей биографии.
Второй муж моей мамы, Пауков Николай Васильевич (помню его смутно, кажется, кудрявый и чёрный), работал в Устюжне председателем райпотребсоюза. Из Устюжны он уехал в Сибирь вместе с мамой. Я остался с бабушкой, Собакиной Надеждой Каземировной. В печально известном 1937 году Паукова арестовали и увезли в «Кресты». Мама носила передачи, обивала пороги приёмных в надежде получить свидание с любимым человеком, но всё тщетно. Вскоре передачи перестали принимать. А на языке того времени это означало, что человек расстрелян…
Мама в ранге жены врага народа возвращается в Устюжну. Знакомые от неё отворачиваются, избегая встреч. Водить знакомство с женой врага народа опасно. Она целыми днями не выходит из дома, много курит. Ей 25 лет. У неё тонкой лепки лицо. Лёгкая спортивная фигура и длинные, стройные ноги. Ещё совсем недавно ей не было прохода от почитателей её красоты и поклонников. Когда она выходила на лёд устюженского катка, на ворожском мосту собиралась толпа поглазеть, как катается Милочка Собакина.
Прошло всего несколько лет, и… жена врага народа. Ни друзей, ни знакомых. Вот в это время и появляется в Устюжне с шестимесячным сыном Владимиром Дьячков Вячеслав Владимирович (жена умерла), кстати, незаслуженно забытый устюжанами. А ведь никто иной, как он, со своими учениками, посадил и вырастил нынешний парк. Вот и назвать бы его парком имени Дьячкова.
На биографии этого человека, заслуживающего всяческого уважения, я хочу остановиться подробнее. Ибо то, о чём я расскажу далее, станет понятно при условии более близкого знакомства с ним.
Уроженец Боровичей, офицер царской армии, чудом оставшийся в России (его полк передислоцировался в 1917 году во Францию, а он с товарищами офицерами был посажен на гауптвахту как участник и организатор дуэли на «ку-ку»). Была в царской армии среди господ офицеров такая, с позволения сказать, «забава».
Как кадрового офицера, перешедший на сторону народа, его привлекли к работе в управлении РКК. То, что нужно служить Отечеству, было для него аксиомой. Но как? Армия – в качестве инструмента, предназначенного для убийства, претила ему. Он экстерном заканчивает экономический институт и работает в Орджоникидзе. Но экономика тех лет оказывается опасным и грязным занятием. И тогда он делает окончательный выбор, решая посвятить жизнь русскому лесу. Вновь экстерном оканчивает лесной институт, обрастая интересными связями и знакомствами. Среди знакомых – лесовод, профессор Эйтинген, писатель Леонид Леонов, который в те поры собирал материал для своего знаменитого романа «Русский лес», академик Ферсман и другие.
Выбор сделан. Пора думать и о семье. Женился он в Ленинграде на дочери главного дирижёра Александровского театра Александровой, работавшей конструктором в авиационном конструкторском бюро. Увы, брак не был долговечен. Родив сына Владимира, Александрова умирает. Вот так, с шестимесячным сыном на руках, в надежде пристроить малютку у своей сестры, которая проживала в Устюжне, он и оказался на устюжанской земле.
А на новогодней ёлке для детей, которую в 1938 году устроил устюженский лесхоз, пересеклись судьбы сорокашестилетнего офицера царской армии Дьячкова Вячеслава Владимировича и двадцатипятилетней жены врага народа Людмилы Александровны Собакиной, в девичестве, а в данный момент повествования – Пауковой. Для Вячеслава Владимировича, прекрасно понимавшего, что творится в стране, сообщение от бабушек-старушек, что это жена расстрелянного врага народа Паукова, возымело действие противоположное: он сразу же сделал предложение!
В Устюжне в то мрачное время пышным цветом процветало доносительство и стукачество. Как и всюду, «брали» по ночам. У Казанского кладбища, под обрывом, щёлкали выстрелы… Дьячков это понимал, и наша семья оказалась на Урале, на станции Миасс, а точнее – в Ильменском заповеднике, где отец работал старшим лесничим. Мама вела дом и хозяйство. Там я пошёл в первый класс, там узнал, что началась война.
И вот тут-то я подхожу к главному. Шёл второй год Великой Отечественной войны, и вдруг приходит письмо… от Паукова! Он жив. Выпущен на свободу и разыскивает свою жену! Паукова мама любила, как может любить женщина лишь один раз в жизни. Но рядом подрастающий Володька, который зовёт ее мамой и не подозревает, что она не родная мать. В этой ситуации отец пишет письмо Паукову, приглашая его к нам. Высылает деньги на дорогу. И вот они сидят за столом, друг против друга. Мама пристроилась в торце стола. Мы выдворены в детскую. Но я всё слышу и многое понимаю. На календаре 1942 год.
Идёт мужской разговор.
Отец:
– Николай Васильевич, я человек, воспитанный в христианстве и офицерском понятии чести. Надеюсь, вы меня таким и воспринимаете.
Пауков:
– Безусловно.
Отец:
– То, что произошло, это нонсенс, но ни вы, ни я в этом не виноваты, а расставить точки над «и» придётся нам, а точнее, – отец поворачивает голову к матери. – Ей. Она решит, с кем ей жить: с вами или со мной. Чтобы она имела возможность сделать правильный выбор, я предлагаю следующее: вы живёте у нас в течение десяти дней. Вот ваша комната. Но я ставлю условие: в течение этих десяти дней ни я, ни вы не предпринимаете никаких попыток склонить её принять решение в мою или вашу пользу. Людмила с детьми будет жить в детской. Через десять дней вот за этим столом она объявит о своём решении: уедет с вами или останется со мной.
Пауков:
– Я принимаю ваше условие.
Отец:
– Питаться будете у нас. За десять дней можете на тракторном заводе подыскать работу. Но это не желательно, ибо при любом раскладе, останется ли она со мной, или вернётся к вам, нечаянные встречи… Одним словом, вы меня понимаете.
Пауков:
– Да, я вас понимаю.
Отец и Пауков жили в одной комнате, иногда играли в шахматы и вели долгие разговоры о войне, о России. Отношения были сдержанными и доброжелательными. А что бушевало внутри каждого из них, вообразить не сложно. К маме оба обращались нейтрально – на Вы и по имени-отчеству. Она должна была решить судьбу пятерых. В эти десять дней у неё появились первые седые волосы. Привязанность к маленькому человечку, который называл её мамой, оказалась выше любви. Через десять дней она объявила о своём решении.
Сколько воды утекло, а событие это в моей памяти не стушевалось, и когда я думаю о человеческой порядочности, всегда почему-то мысленно обращаюсь к нему…»
…Детей хватает. Женщин?
Женщин – тоже, вот только мать
Под Вологдой одна.
Одна она. Совсем-совсем одна…
Дым над трубой. Сугробы у забора.
И тишина. Такая тишина! И холод,
Как в машине без мотора.
Трудно как-либо комментировать эту историю. Из неё каждый сам может домыслить недосказанное. Ведь жизнь нам иногда подбрасывает такие сюжеты, что и не вышепчешь.
А теперь стихи, в конце подборки – «хулиганские» с купюрами. Наш вдумчивый и высокоинтеллектуальный читатель, как мне кажется, не будет на них рассержен, а только улыбнётся.
Вячеслав Лобачёв
Август – октябрь-2012
Москва – Устюжна – Москва
Иллюстрации:
фотографии поэта Алексей Васильева разных лет
PS-45. В номере от 1 ноября 2012 годы мы публикуем ещё одну подборку Алексея Васильева: «Это я её отцеловал».