* * *
Стой, солнце!
Иисус Навин
Заведи мою жизнь и на полдень поставь,
И ни с места, любимое солнце!
Я добуду победу важнее, чем встарь,
Не взнуздав на заре иноходца.
Видишь, мой карандаш, вот, простой карандаш…
В нём и радости мало для глаза.
Но когда он что пишет, чего не отдашь
За победу его над алмазом.
* * *
Так замечтался, что забыл своё имя,
Словно дым я просеял сквозь облако в сини
И какою-то силой вознесён был за ним.
Может, я херувим или ангел? О Боже!
Может, я – это Ты? Или тот, кто в ночи
Получил своё имя, Тебя поборов?
Да! Таков я! Я вспомнил! Я – всё!
Ты же – сон мой, который простил я
В дикой пустыни – на торге людском.
* * *
Тёзке
На высоте, где небеса из лилий
И Лия любовалась на стрекоз,
Я коз пасла, и ты пришёл, мой милый.
Вдруг молнией желание зажглось,
И Лось на зов из северной долины
Так торопливо повернул земную ось,
Что встретились, пылая, наши взоры –
И горы вновь сверкнули среди молний
В юдоли, где не жизнь мне без тебя.
* * *
Ты лань ливанская, а не Лавана дочь…
Мне ночь твоих волос замена сновиденью…
Я тенью стал, я стал заложником терпенья…
Теперь я только пленник обещанья…
От тщанья моего пустыня зацветёт,
И скот умножится Лавана без числа…
Ты так несла весть обо мне Лавану!..
Что лань ливанская перед тобой, Рахиль?!
* * *
Моя заря за ночью бесконечной,
Мой свет предвечный, жизнь моя, любовь,
Я вновь один на торжище земном,
Где зной сердец простёр вокруг пустыню.
Рахиль, не стыну без тебя в ночи
По той причине, что забвенья нет –
Семь лет я ждал твой жар, мою зарю,
И всё горю спустя пять тысяч лет.
* * *
ной. Камни и пески сквозят
Игрой воздушных переливов,
А в памяти неприхотливо,
Как – вон – тюлень блестит на солнце,
Видением всплывает миг,
Когда в сюжеты многих книг
Тысячелетия назад
Тебя я встретил у колодца.
В те дни, как ныне и всегда,
Мир мерила бесчеловечность,
И над изгоем был любой
Всевластен в алчности безмерной.
Но ты подругой стала верной,
Напитком счастья для раба,
Среди безводия вода –
И отступила несудьба
Перед тобой, моей судьбой.
Идут года, летят года,
Но что и вечность пред тобой,
Рахиль! Моя Рахиль! Любовь!
* * *
У ворот Сиона, над Кедроном,
На бугре, ветрами обожжённом,
Там, где тень бывает от стены…
Бунин
Не мной стена возведена у врат Сиона,
Не мной она низведена в земное лоно.
Густой до дна, где глубина от счастья плача,
Настой вина, а не волна напев Кедрона.
Мечтой весна опьянена, струится воздух,
Под зной она защищена масличной кроной.
Мечтой шурша, как с полотна слиняло солнце,
Листвой шурша, уже видна луны корона.
Струёй вина оживлена, душа ликует.
Постой луна, как солнце дня над Ганаоном.
Слезой пьяня, вознесена молитва к небу,
Нельзя стенать, будь как стена, сын Аарона.
Брат мой, струна души нежна как утешенье:
Глянь, мной стена возведена вновь над Кедроном.
* * *
Какие сваты в древности и сводня?
Без них любви послушен был мой пращур.
А в остальном всё так же, как сегодня –
Трещит земля – за мной в погоне ящер.
И вопрошаю сам себя я: где ты?! –
Так память тетивой натянет нервы –
Дома взлетают, падают ракеты,
Век наступил убойный, двадцать первый.
Грядёт потоп – и вновь ковчег без лота,
И вновь никак Ной не сойдёт за брата,
Пока трудом солёным, щедрым потом
Не оросят долину Арарата.
Я вновь с тобой, любовь, моё спасенье.
Трещит земля – за мной в погоне ящер…
А кто-то жнёт, что в поте ты посеял,
Любовь моя, великодушный пращур.
* * *
Давай, мой пращур, ещё раз тебя помянем.
Армянам черпать из караса к изобилью,
Хоть былью поросло, что было до потопа.
Чем больше нам нальют, тем будет год грядущий
Богатством пуще, так гласит поверье,
И я по мере сил своих напьюсь.
Вино мой дедушка пить с детства приучил,
С тех пор ручьи я осушил, а может, реки,
Навеки оценив древнейший дар, вино.
Давай, мой пращур, выпьем за пещеру –
На языке той эры «дом» твой под горой –
И за пчелиный рой и сладость его мёда.
Когда поля, как горы, в серебре,
Тебе нужна добротная доха из барса,
Ты возле Карсе да добудешь её в срок.
Красавицу ты встретишь у ручья,
Чья б ни была, веди в свою страну,
Я за неё, как мать свою, охотно пью.
Ты выточишь божественный дудук,
И каждый звук любви ты посвятишь –
Я лишь один тебя поныне слышу. –
Ещё давай с тобой на посошок
За дивный сок – за виноградный сок –
И что с тобой я столько выпить смог.
* * *
Армения, реки твои поют за дальней далью,
Алая полоса зорь твоих за полосой границы,
Которую птицы твои не признают –
Что тут поделаешь с птицами, они гордые,
Орды кочевников – им место отхожее. –
Как похожи черноголовые люди твои на шумеров!
От золотой эры ты сохранила лишь карасы –
Разве нынешние кувшины вместят слёзы моей матери? –
Горя б не знать, если не предатели – князья-перебежчики,
Ставшие трещиной прямо в сердце твоём.
Да! Твой окоём нынче торчит за границей,
Но сердце моё – тоже птица – границы не признаёт.
* * *
Там вдали – за бугром – серебрит Арарат паруса,
Небеса приплывают и падают синью в Севан,
Караван динозавров – зелёные склоны под зноем –
С мезозоя бредёт к араратской долине с зерном.
Гром и молнии тем, кто похитил армянские горы,
Гром и молнии тем, кто не хочет вернуть Арарат.
Караван мой крылат, пролетят пусть и тысячелетья,
Эти все паруса вновь в армянскую гавань войдут,
Потому что приют человеку нужнее, чем зверю,
Потому что я верю, зверьё человек победит.
* * *
Откупорим карасы, зачерпнём
Ведёрным черпаком рубиновую влагу
И флягу петь заставим по стаканам,
Стакатто вызвонив земле своей родной,
Той, за горой, меж Тигром и Евфратом,
Обратно нас зовущей горным рёвом,
Нам зачарованно шумеры подпоют –
Зальют свой Ур, откупорив карасы.
* * *
Синим пламенем сияло от тутовки небо в солнце,
Но всё льётся по стаканам из бочонка родничок…
Светлячок уже мигает, мол, пора и расходиться,
Чудной птицей распласталась тихо ночь туманная.
Словно тканая рубаха, тень легла на Арарате,
Голова его в объятье братском Млечного Пути. –
Как уйти от светлой сказки, от бочонка, от веселья?!
Над селеньем хвост павлиний мироздания раскрыт.
* * *
Бьют у ручья копытцами газели,
Журчат свирели киликийских пастухов,
Скалистых мхов нежнее шерсть овечья,
А вечер сказочный как тема для стихов.
Под головой моей мои ладони,
И донник сладко мне щекочет нюх,
Пастух знакомый словно тень подходит,
Заводит разговор как давний друг.
И вижу вновь я Сириус над Нилом,
Под илом плодородные поля,
Земля летит со мною в сновиденье,
Под пенье звёзд и неземного корабля.
А в круг меня глазастые газели.
Печаль свирелей киликийских пастухов.
Скалистых мхов нежнее шерсть овечья.
И вечный кровей родных сердечный зов.
* * *
И горы, и зори, и кони, и ветер в ушах –
И вот на часах золотистое множество стрелок
В горелки сорвались, от льдистых вершин побежав,
Чтоб в жар всех мальчишек-наездников бросить.
Белёсые росы белеют ещё на кустах,
И каждый мастак барьеры берёт, словно птица,
А солнце лисицей крадётся вдали от погонь,
Где конь мой уже на соперника жарко косится.
* * *
Прекрасным любоваться не устану –
Севану зябко, хоть прошёл апрель,
На трель свирели, как к родным ребёнок,
Ягнёнок, блея, радостно спешит.
Он сшит из облачка среди лазури,
Глазури озера и ветерка…
Ах как он мил и как дитя неловок,
И лёгок на руках у пастушка!
* * *
Не насытит мой взор Арарат,
А ещё виноград, а ещё,
Где вершок Араратской долины.
Тот – из глины – не родственник мне,
Ведь в огне был мой пращур рождён,
Чтоб вождём стала нелюдь из глины.
Длинный путь предо мною лежал,
Как чужак я прошёл его в горе,
Горы так и остались вдали.
Замели к ним пути, кто из глины,
И пытали, пытали – что черти в аду?! –
А дадут ли они уголок для могилы?
* * *
Если бы не была вас,
Армяне,
Не было у меня деда,
Бабушки, тётушки,
Трёх ненаглядных сестриц,
Которые мне были двоюродными,
Потому что их родила
Моя тётушка, а не мама.
Не было бы армян,
Не было мамы,
Не было меня и, наверно,
Не было бы в мире горя.
© Яков Маркович, 1971-2017.
© 45 параллель, 2018.