Я хочу не пенять – понять…

«Хрустальный шар» Георгия Яропольского

(Нальчик, 2016)

 

Уже назад не повернуть,

ступая на кремнистый путь…

Георгий Яропольский

 

Несколько лет назад я получила в подарок  от Юры знаменитую тютчевскую формулировку: «Ширококрылых вдохновений / Орлиный, дерзостный полёт, / И в самом буйстве дерзновений / Змииной мудрости расчёт». «Наполеон». Написано не позднее начала 1850-го года. Вне контекста стихотворения – формула дерзновенной Поэзии, в которой не вступают в неразрешимый спор Гармония с Алгеброй. В самом же тютчевском триптихе – формула Дара и его наполнения. Что стоит за этим подарком? Воспоминание о будущем или Будущее в Прошедшем Георгия Яропольского?..

 

 

«Хрустальный шар». Стихотворения. Поэмы. Стихотворное переложение Апокалипсиса святого Иоанна Богослова. 630 страниц текста…

Я всегда думала, что знакома (разумеется, без неуместно-невозможного – знаю!) с человеком и поэтом Яропольским, его габитусом и его стихотворной стихией. Но это посмертное издание заставило меня и усомниться в этом, и радостно изумиться обыкновенному чуду творчества, встреча с которым всегда сегодня, завтра, в будущем, но только не вчера, не когда-то, не в прошлом. Как написал Георгий – Лишь одна есть дорога. Лишь она вдаль ведёт, эпилога лишена. Думается, творчество и эпилоги – вещи совершенно несовместные.

Особенность, особость любого поэта в том, что он – поэт. Георгий Яропольский – Поэт. На этом можно было бы с чистой совестью остановиться, потому что всё остальное – в его стихах. И, как каждый поэт, Яропольский – существует на границе Бытия и Небытия, на перекрестке Прошлого и Будущего, в самом средокрестье Жизни Слова. Он – его Содетель.

Сборники Георгия – от первого до последнего – лежат у меня на одной из книжных полок, часто перемещаясь на рабочий стол, но «Хрустальный шар», едва оказавшись у меня в руках, каким-то парасимпатическим образом дал мне понять, что места, в обычном библиотечном смысле, я вряд ли для него найду, потому что он – шар, потому что он хрустальный.

 

 

В предисловии к этому изданию его составитель – редактор издательства «Эльбрус», поэт Джамбулат Кошубаев, друг Георгия – так и написал: «Георгий… оставил нам, читателям, сияющий красотой и мерцающий неразгаданными ещё смыслами Хрустальный шар своей поэзии». Действительно, иначе не скажешь: образ безупречный, прозрачно-непроницаемый, как Апокалипсис Иоанна Богослова, стихотворное переложение которого великолепно дерзнул сделать Яропольский:

 

 

И, само собой разумеется, что именно стихотворение «Хрустальный шар» открывает книгу, которую меньше всего хочется назвать поэтическим итогом, поскольку одно из её главных достоинств – непрестанное движение мысли поэта, которое становится нашим – совместным с ним движением в многослойной, магнетической реальности, неподвластной обычной хронологии. И как только мы вовлекаемся в гармонично-вихревое движение поэтического мира Яропольского,  оказывается, что сегодняшнее эврика здесь означает завтрашнюю потерю, а в основе системы смыслового отсчета – байроновское I deny nothing but doubt everything: ничего не отрицаю, но сомневаюсь во всем. Поэтическое так ли? свойственно поэзии во все века, поскольку за ним – не обретение достоверности подобья, не большее или меньшее уподобление искомому, а неустанный поиск, страстное желание вплавить мир в слово, как в янтарь. Здесь нет приблизительности, кажимости, а есть взыскуемая сущность:

 

 

Приходящие на память всечеловеческие, яснеющие в Тоскане холмы и флорентийская тоска Мандельштама точно вычерчивают-определяют дорожную карту поэта Яропольского, движение по которой непредставимо без органной полифонии всемирного концерта культуры с его особым полисиндетоном: всё должно отразиться во всём… И звуки – в вещах, и цвета – в каменьях, и вода – в деревьях, и звезды – в морских глубинах, и птицы – в нотах, и взгляд – в лунке, заполненной водой, а звёзды – в небе и на земле… И стихи – в стихах.

Искус-Поиск-Иск-Искусство… Я не назову это алгоритмом поэзии Яропольского, но то, что она подчиняется единому ритму живого дыхания, систоле-диастоле сердца Поэзии как таковой, несомненно. Рифмы, размеры, образы, метафоры, композиция в этой поэзии – сверхточные, личностно-отличные проявления союза граций и ума.

 

 

Поэзия Яропольского – это непрекращающаяся рефлексия, помноженная на чувство, обострённую сенситивность и хищный глазомер. Он синтетичен в своей основе. Всё, что оказывается высвеченным яркими прожекторами на его поэтической Сцене Мира – ночь, снег, кровь, маятник, пламя, тень, рыдание, календарь, холмы, черновики, тела, числа, изгибы, асфальт, пустыри, ладони – становится осязаемым инсайтом, встраивается-вливается в единый поток его мысли. Эта поэзия полнокровно интеллектуальна и одновременно сердечна – по-японски, где умное сердце есть двойник сердечного ума.

Для Георгия Яропольского Поэзия – это блаженная каторга обретения Смысла, который возникает в зеркальном лабиринте подобий и отражений … Но… есть зеркало и «зеркала». Первое  – безупречная способность воспроизведения аутентичных проявлений макро- и микрокосма, природы и человека. Не фактологичности ради – ради Гармонии как созидающей и определяющей существо Мира силы. «Зеркала» же – ловушки, симулякры, подделки. Явная ложь и ложная явь. Знать разницу между ними поэту жизненно необходимо, чтобы избежать анабиоза души.

 

 

Поэт Яропольский – чистейшей воды алхимик, о чём он сам откровенно заявляет не только в великолепном венке сонетов «Реторта»: «Соединяя небо с грудой хлама, я истину хотел извлечь упрямо», но и всем химическим составом своей поэзии. Вспоминая об исходном смысле слова химия, в очередной раз подчеркнем: у Георгия – белейшая поэтическая магия, даже когда ингредиентами в его лаборатории становятся силы Гекаты и их проявления.

 

 

Мера наполненности Яропольского – экзистенциальный контраст полым людям Элиота – такова, что способна справиться с главным делом поэта, как он его понимает: совершая одиночный полёт за письменным столом, отчётливо, безукоризненно различать свет – и в неполных восемнадцать, и в неполные шестьдесят («Триптих»). А если это выполнимо, то и роль сумасшедшего (Яропольский-Гамлет – один из лейтмотивов его поэзии) – как римские инсигнии – знак отличия, и никаких споров между силлаботоникой и верлибром, и кремнистый путь преодолим.

 

 

Видеть в каждом стихотворении часть, вмещающую в себя целое и наоборот – воспринимать целое как нерасторжимое единство частей? Соблазн? Соблазн ли? Лирический герой Яропольского неравен самому себе, но всегда тождествен своей сути и Существу Поэзии. Не иначе. Ведь Георгий так определяет для себя Позу Поэта – в тёмном проёме встать дирижером:

 

 

К слову, интертекстуально возникающие здесь Гамлет Шекспира и Гамлет Пастернака, вновь и вновь отсылают нас к одной из характернейших черт поэтики Яропольского – метакоммуникации, которая проявляется  как особое качество его поэтической рефлексии.  На мой взгляд, эта рефлексия тяготеет к поэзии Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Тютчева, Ходасевича, Мандельштама, Самойлова, Бродского, Кушнера.    

За обращением к творчеству, личности, биографии другого поэта стоит не только личная потребность пишущего, но и одно из насущнейших проявлений жизни повторённого, умноженного слова, его отзвуков и новых обертонов. Пушкинское доколь в подлунном мире в данном контексте звучит не как его собственная уверенность в продолжении жизни слова Александра Пушкина, а как закон действия универсальной программы жизни поэтического Логоса. Вспомним, Пушкин иронично, но, по сути, точно называл себя «министром иностранных дел» на Российском Парнасе. Его переводы, вольные переложения, стилизации в духе различных источников из мировой литературы свидетельствуют о глубоком понимании им онтологии искусства слова.

Плотность цитации, поэтические коды, палимпсест – не самоцель и игра ради игры в поэзии Яропольского, но органичное проявление его понимания Искусства Слова. Художественный текст всегда находится в процессе движения, а значит – генерирования новых смыслов. У Юрия Лотмана это доминирующий аспект той работы, которую выполняет текст в системе культуры. Хочется вспомнить здесь Николая Заболоцкого с его декларацией человека-поэта:

 

 

Скоро должен выйти в свет сборник тринадцати нальчикских поэтов – в рамках всемирной серии «13х13», посвящённой 13-ти поэтам того или иного города//региона, открывшейся книгами, изданными в Красноярске и Ставрополе. А Ставрополь, он же – Град Креста, малая родина международного поэтического интернет-альманаха «45-я параллель», к которому Георгий имеет самое непосредственное отношение. Скорее не отношение, явственно выступающее здесь на поверхность, а растворенность в нём: раствор-створы-творение.

Позволю себе автоцитату. В послесловии к этому сборнику я написала: «У Людвига Витгенштейна есть следующая мысль: то, как ты употребляешь слово “Бог”, показывает, не кого ты имеешь в виду, а что ты подразумеваешь. Мы говорим “поэт”, а думаем о нерасторжимом единстве жизни и поэзии, единстве, которое, как, это было всегда, есть самая очевидная, но и самая невероятная вещь на свете.  Нечто, вроде бы пребывающее за гранью повседневного опыта, и, тем не менее, составляющее самую его сердцевину. Как, например, у Георгия Яропольского: окно открыто в дождь. И всё. И, действительно, ВСЁ: нечто обыденное и одновременно – абсолютное. А если попытаться эту строчку развернуть, то… наступит сплошное блаженное головокружение, и века, которое проживает в это мгновение сердце человеческое. Никак Евгений Баратынский? «Пиры»?.. Цитаты-цикады, аллюзии, реминисценции…

Но не будем, разумеется, забывать и о том, что однажды сказал Блез Паскаль, читая Монтеня: во мне, а не в Монтене, содержится то, что я в нём вычитываю. Коротко и ясно. Я сейчас говорю не о праве на ошибку и, к сожалению, не одну, которые возможны при восприятии любого текста. Я – о  Диалоге как основе Культуры. Пожалуй, самое время вспомнить и о Поле Рикёре, о проблемах интерпретации, о единстве семантических, рефлективных и экзистенциальных планов, изначально в ней заложенных. Рикёр полагает, что множественность и даже конфликт интерпретаций того или иного произведения не только не является недостатком, но становится достоинством понимания, поскольку любой сложно организованный текст есть пример Полисемии высокой степени достоинства.

 

К слову, об интерпретации и окнах: Память – окно, Язык – окно, Сны – окно… Глаза, зеркала – окна… Душа – окно… Страницы книг – окна… Истина – окно. Прекрасная бесконечность отражения-выражения-познания… очей дома человеческого» («Вечных строчек строй»). Конец цитаты.

 

 

Поэзия мира это целая вселенная взаимно отражающих друг друга зеркал, где Зеркало выступает и в его образно-метафорическом смысле, и в смысле культуротворческом – аллюзийно-символическом.

Зеркало и Зазеркалье… Вспомним «Узнавание имени» Геннадия Айги. С его названием-процессом, проявлением-проступанием имени. Перед сознанием как перед зеркалом:

 

 

Зеркальная история в русской поэзии XX века это многочисленные метаморфозы: скептическая формула Георгия Иванова; любимый Олакрез Владимира Набокова; мучительное одиночество с двойником  Владислава Ходасевича; эмблематический знак Арсения Тарковского; прозрачная боль Леонида Губанова; многоликие зеркала-оборотни Геннадия Айги; культурное эхо Бориса Рыжего и Сергея Гандлевского… Поэтический сингармонизм. Поэтическое Мироощущение, соразмерное Миру и соответствующее его экзистенциальным законам. Поэзия природы, природа поэзии…

 

 

Это – один из поэтических манифестов Яропольского, его венок сонетов «Кремнистый путь». Не забудем: у Лермонтова этот путь в ночи блестит, сполна восприняв свет луны. Отражение отражений, зеркальная Вселенная…

Полагаю, самое время вспомнить о принципе чтения-восприятия, который Александр Жолковский назвал просвещённым эклектизмом. Да, в век беспрецедентного преобладания коммуникации, её новых возможностей, несметного числа знаков, особых взаимоотношений прозы и поэзии, национальных и мировых традиций поэтический текст оказывается в зоне повышенной ответственности и особого риска, поскольку, по Яропольскому, –  

 

 

Слиток, свечение-отсвет, неоспоримость, весомость, дух-пилигрим… Скажем прямо – катехизис не для неофитов Поэзии и Высокого Слова!.. А если добавить сюда Зрячесть, Зрение – помноженное на слепоту других и этой слепоте противостоящее, то становится совершенно очевидной Миссия поэта, который, как бы ни был немощен физически, духом… Умолкаю, поскольку Георгий здесь непременно бы выпустил на арену сарказм. К слову, его поэтическая оркестровка необычайно разнообразна: от полнозвучной тишины и полихромной ироничности до симфоничности, карнавальности и исповедального трепета.

 

 

Владимир Вейдле утверждает, что  искусство это целостное прозрение и неделимая вера. Но никогда – не  расчленяющее знание («Умирание искусства»). Предоставим слово Георгию Яропольскому:

 

 

Позволю себе еще одну автоцитату из послесловия к сборнику «Нальчик-13», дабы вернуть Георгия Яропольского в столь хорошо знакомое ему время английской грамматики – Future in the Pаst, Будущее в Прошедшем. Выйдет сборник «13», и мы вновь встретимся с Георгием, его стихами, собратьями-поэтами, с поэтами, которых он переводил. В послесловии к этому сборнику я написала: «Чудовищно уплотнённая реальность Поэзии – абсолютно разреженная реальность рекламистого скудоумия, ставшего фетишем начала двадцать первого века. Кстати, в каком же это летоисчислении?.. Если – Поэзии, то на её Календаре всегда высвечивается сейчас. В соответствии с Ним, Воскресение возможно в любой день недели, в любое время года. В согласии с Ним  простор от nebula до неба ежедневно открыт для полёта…»      

    

Яропольский и Гамлет… Ночь, сон, зеркала, подобия, граница, жизнь, смерть. Время –роль – уход…

Жизнь – Смерть. Видимость – Суть. Слова – З-з-з-вуки…

Природа – Культура.

Полагаю, здесь  уместно  высказывание евангелиста Иоанна, которое Бенедикт Спиноза взял эпиграфом к своему «Богословско-политическому трактату»: «О том, что мы пребываем в Боге, а Бог – в нас, мы знаем из того, что он дал нам от духа своего».

Вернемся к Федору Ивановичу Тютчеву и его «Наполеону»:

 

 

Это – о неравновеликости Дару, о горении без Озарения. У Георгия Яропольского и его поэзии даже стояние бездны на краю рождено духом и Духом движется. Это – классическая и аполлоническая поэзия, в которой безупречно-зеркально отразились все Музы-Камены. Это прозрачная герменевтика большой Поэзии.

   

PS.

 

Эта книга – «Хрустальный шар» – издана  любовью и стараниями Дианы Аркадьевны Яропольской, сделавшей для сына то, что не могла не сделать мать поэта. Это – Осенний Ренессанс Георгия, шагнувшего к нам в своем новом облике из своего близкого далека...

 

 

Наталья Смирнова

Специально для интернет-альманаха «45-я параллель»

 

Нальчик,

Ноябрь 2016