Крымское
Вспоминать – словно кожу ссадить о наждак.
Забывать – словно лист отрывать от тетрадки.
О курортных романах судачит Судак.
Может быть, и о нашем, приврав для порядка?
Безобидностью цели оправдан мотив
Полнить слухами город с уездным укладом,
Что легко наблюдать, взгляд потом обратив
На стакан в золотых пузырьках лимонада.
Я бы внёс обязательно в крымский буклет
Даже глиняный голос из уст окаринки,
Чебуреки с дымком, и счастливый билет
Попугая-гадалки, и пряности рынка,
Что слегка осовел от жары и стряпни,
На котором не страшно прослыть легковерным,
И по пальцам считать календарные дни,
Что со внутренним временем не соразмерны.
Потому сочетаются бледность лица
И желанье на фоне скалистого мыса
Поэтический символ извлечь из ларца,
Затаённого в тёмном стволе кипариса.
Как уйти от каракулей тех адресов
К серым канцеляризмам, простудной погоде,
В свой умеренный климат, где стрелки часов
Переводят, чтоб жили мы не по природе?
В чаше синей долины остался Грааль,
Спор наш на поцелуй и мой проигрыш в споре,
Привкус позднего лета, как терпкий миндаль,
Что растёт вдоль дороги, впадающей в море.
День осенний
Не так в сужденьях опрометчив,
Как просто занятый собой,
Он, походя очеловечив
Пустой квартал, по мостовой,
По тротуарам и газонам
Без остановки, напрямик
Прошёл в пальто демисезонном,
Подняв шершавый воротник.
Шагал, по сторонам не глядя,
Так отражая встречный норд,
Как в дом щенка несут и гладят
Рукой, заложенной за борт.
И потянулось ожиданье,
Вслед за рассеянным «да-да»,
Часы сверяя по свиданьям
И по морским волнам – года.
Но ты уходишь, словно время,
Ещё отпущенное нам.
Куда? Зачем? И день – не в теме,
И нет следов, чтоб по следам
Идти, как по врачам занудным,
Как будто всё пошло вверх дном.
День был не страшным и не судным,
А лишь простым осенним днём
В плену забот и долгостроя…
Прости, а будешь ли прощён –
Уже не важно. Бог с тобою!
Ведь жизнь не кончена ещё.
* * *
Нам ни к чему теперь обиняки…
Вот, растопырив пальцы, мокнут клёны,
Идут к окрестным рощам грибники
Земным дарам отвешивать поклоны.
Так низко хлябь небесная висит,
Что заклинать дожди не нужно жабам.
Теперь – ссылаться многим предстоит
На смену амплуа и кризис жанра
И головную боль за счет ходьбы
Лечить вдали от всех. Однако стоит
Идти в осенний лес, как по грибы.
Искать печаль, что сердце успокоит.
Острее станет в поисках чутьё,
Когда преломит свет пора грибная.
Взгляну в тебя, как в зеркало своё,
Но я себя в нём больше не узнаю.
В приморской степи
Где, словно скифский щит, звенела
Кочуя, медная луна,
С утра, что петь могло – то пело,
Что возвращалось – то сполна.
Но проступали за туманом
Века в крови и молоке.
И был Андреем Первозванным
Здесь след оставлен на песке.
В одной истрёпанной сорочке,
Прожжённый солнцем до костей,
Он шёл на бесов в одиночку
И гнал непрошенных гостей.
Не знавший разочарованья
Глашатай каменных цитат,
Он, избегая подражанья,
Был на косом кресте распят.
Сливался с ветром вой волчицы,
Копыт рассыпалась печать.
Я шёл к тем далям приобщиться
И в той же тишине молчать.
Но даже здесь был отзвук драмы,
Где роли распределены,
Где метят выродки и хамы
Попасть в державные паны.
Избранцы лгут, чины шельмуют,
Сгущая дым народных смут,
И втайне родиной торгуют –
Совсем задаром отдают.
И покаянья их притворны,
Как милость к нищим у ворот…
Кто Первозванного повторно
На землю скорбную зовёт?
И дрогнул сизый можжевельник,
И тень поднялась надо мной,
И вновь суров святой отшельник,
Занёсший посох над страной.
* * *
Вместо счастья мне обещай
Даль и клинопись птичьих стай.
Ночь и августа маков цвет,
Рунной музыки флажолет.
Я прошу у тебя не много.
Подари мне на память дорогу.
Пусть догонит меня жеребёнком,
Не откажет в лёгкой суме.
Тайно благословит иконкой
И утешит вином в корчме.
А другого не обещай.
Я потом оглянусь невзначай
На подаренную дорогу
С лебедой её и тщетой,
Пусть мешали пыль под пятой,
Острый камень, подъём крутой.
Но она и была от Бога,
Но она и была золотой.
* * *
Небесный отлив зеленей
На вестничьих перьях сорочьих.
И близость весны всё видней
Из окон, заклеенных скотчем.
Рассеянный гнёздами март
Настолько наполнен харизмой,
Что входишь во вкус и азарт
Летучих его афоризмов.
Он с первым трамваем встаёт
И пенки с рассвета снимает,
И чистит ковёр-самолёт,
И стереотипы ломает.
И разве не радостен плач,
Что хлопнула фея в ладоши,
И утром магический плащ
Вновь сделался платьем в горошек?
* * *
Давай сегодня мы опять
Сбежим, как школьники с уроков,
В дом с желудёвым водостоком,
Где виноградной ветки прядь
Давно не дразнит никого
За исключеньем домового.
Он нам, о том не молвив слова,
Устроит в шутку сватовство.
Мы будем несколько часов
Жить в наспех созданной державе,
И воцарится равноправье
Двух разнородных полюсов.
Но чайник свистнет, как с кормы
Матрос, уставший быть скитальцем,
А месяц, погрозив нам пальцем,
Вернёт из тёплой полутьмы
К урокам детства и толпы,
На «ять» не выученных прежде,
К нестрогим правилам надежды
И строгим формулам судьбы,
И к предназначенному нам,
Пока по солнечной аллее
Бегут два взрослых дуралея,
Счастливые не по годам.
Волк
Спят медведи, спит слониха,
Тишина смежает веки.
В зоопарке ночью тихо,
Как в живой библиотеке.
Сторож, спящий на кушетке,
Дверцу с пьяных глаз не запер.
Серый волк у края клетки
Встал… Ощерился и замер.
Степь мелькнула, как виденье,
Волчьих ягод привкус горький.
Весь простор его владенья –
Два прыжка до переборки.
Да, ограниченья бесят,
Как в одном диапазоне
И сердцебиенье бегства,
И ознобный жар погони.
Волк всю ночь стоял у входа,
Подвывая, как от боли:
То, что в клетке – то свобода,
Что за клеткой – то неволя.
* * *
Если лампа горит до утра,
Мудреней светотени игра.
Разделился пространственный круг:
Север мне выпадает, а юг
Остаётся тебе предпочесть.
Всё как есть на земле, всё как есть.
Можно взгляд обратить на луну,
Чародейства добавить к вину,
Примешать к оправданию лесть…
Зря, конечно. А, впрочем, как есть.
Над ненужностью лишних вещей
Светит лампочка в сорок свечей
И ручная уложена кладь.
Будут в крышу дожди забивать
Гвозди – только бы не потекла!
Домовой кашлянёт из угла.
Всё как есть? Соглашаюсь: как есть.
Что за всем этим скрыто? – Бог весть!
В день рожденья
Обязывает возраст по-другому
Смотреть на жизнь, и то, что там, за гранью,
Предчувствовать.
По случаю искомый
Размер стиха зависит от дыханья.
Сильнее вдох, а выдох – дольше пауз,
А бденья чем длинней, тем плодотворней.
Дождь серебрит причалы и пакгауз
Из красных кирпичей. И непритворны
Косой фонарь, замеченный волною,
И блик, который, что ни миг – дороже.
Здесь всё, происходящее со мною
Или во мне – почти одно и то же.
И взгляд на вещи в первом приближенье –
Почти как с круга птичьего полёта.
Но перепад высот при наблюденье
Намного интересней, чем высоты.
И всё, с чем не расстаться мне уже,
И то, с чем был я вынужден проститься,
Безжалостно вмещается в душе,
Не зная, как в сознании вместиться.
Соловей
В горле шарик раскатал,
Выдувая трель,
Превратился в чернотал,
Песенку, свирель,
Ручейком и эхом стал,
Ливнем за окном,
Всем, что долго я не знал,
Как назвать потом,
Что в незнанье приняла
За своё душа,
Став прозрачнее стекла
В мыслях камыша.
И казалось ветерку,
Что она легка
Так же, словно на бегу
Пенка молока.
А она, и правда, сев
Около ручья –
Тот же след волны, припев
Песни соловья.
24 февраля 2020 года
© Владислав Китик, 2017–2020.
© 45-я параллель, 2020.