Душа
Тает в сумраке весеннем
Потускневшее окно,
Свет печален, свет рассеян
На стене, полу, трюмо,
Обезличен, обездвижим,
Свёрнут в маленький кулёк,
Мне в пространстве сонном ближе
Твой осенний мотылёк.
Тает месяц раскалённый –
Одиночества причал,
Потемневшей веткой клёна
Ветер небо раскачал.
В этом странном притяженье,
Только полночью дыша,
Отражаясь отраженьем,
Тает снежная душа…
Этюд
Джаzz на карниз, в окно,
бьются тарелки,
сводит на полюсах
магнитные стрелки,
франт столичный – факт,
блеск зубов и штиблетов,
мадера, небрежность галстука,
смог сигареты,
если ты любишь Джаzz,
значит, ты – чёрный,
парень, включаем бас
брутально-перчёный,
нам сейчас не до
темперированных клавиров,
в широкоплечем пальто
шагает по миру...
Джаzz,
искрящийся нотный бисер
дрожащей антенны,
человеческий вымысел,
трубачу надувает вены,
рвутся бешеными борзыми
из такта синкопы,
Джаzz, стреляющий холостыми
в сердце Европы,
там, где в уютном бистро
стареющий классик,
ловит и сворачивает в листок
летящий праздник
Тихий берег
Земная ночь горька, – цветёт давно полынь,
Посуда и Моне за синей гладью света,
Печаль – в твои глаза, сомнения откинь,
За арками окна вопросы без ответа.
Там ветер шелестит бумагой и пером,
Неоднозначность строк – слепой порыв иль приступ,
Я, наконец, нашла твой сумеречный дом,
Где ангельская тень – окаменевший выступ.
Опустится ладонь на гладкие цветы,
Их силуэт прямой так в будущем уверен,
А я молюсь о том, чтоб мне поверил ты, –
Нет ближе ничего, чем этот тихий берег.
Песня и Ветер
«Колокольни, деревья, всё тянется к небу,
И кладбищенский крест тоже тянется к небу,
Был так весел ребёнок и к небу тянулся,
И почти прикоснулся к бездонному небу».
Эту песню я слышал однажды в Толедо,
Направляясь под вечер в лимонную рощу,
Чтоб увидеть, как дождь нежной грустью полощет
Тонкоствольной весны молодые побеги.
Колокольни, деревья, как вечные братья,
Обнялись, темноте свой черёд уступая,
И луна, одеваясь в туманное платье,
Тонким шлейфом легла у подножия рая.
Ах, и сам я не прочь стать беспечным ребёнком,
Проскользнуть за пороги привычного дома,
Чтоб в карманы набрать звёзд упавших осколки,
Чтобы вновь ощутить, как земля невесома…
* * *
Кому – терновник и поминовенье,
Следы разлуки – нити на запястьях,
Их тонкий обруч крепок, неподвластен
Ни снам, ни акведукам, ни ступеням.
В пустой колодец тщетно шепчешь имя,
Земля впитала горечь вод небесных,
Луна в ущербе обнажила местность
Лучом подвижным, словно хвост змеиный.
Одна отрада, скинув с плеч котомку,
Глотнуть туманы пряного нагорья,
Осенней ночи своды, всплеск негромкий
Потерянного где-то в прошлом моря,
Оно твоей молитве тихо вторит…
И лёгкий ветер гладит изголовье.
Прости
Нет места золотому кошельку,
Нет серебра, лишь жар рукой грести,
Я отпускаю этих птиц, прости,
Чтоб море прикоснулось вновь к виску.
Но осень золотые украдёт,
А серебро – прохладу сонных уст,
Нет моря и карман бездонный пуст,
Все птичьи перья сломаны об лёд.
Нет серебра, – растратил всё январь,
Склевали птицы золото свечи,
И моря нет, и в пустоту кричит
Песок, попавший в крошечный янтарь.
Нет янтаря, нет перелётных птиц,
Кольцо сломалось в половинки лун,
Всё серебро – в стекле, в осколках рун,
В крупицах звёзд, лежащих вдоль страниц.
Нет звёзд, нет слов, и лодки тоже нет,
Как нет весла, весны и серебра,
Все птицы – прочь из моего ребра
Спешат увидеть в море солнца свет.
Прости!.. Разбей отравленный хрусталь,
Нет ничего, что можно удержать,
Лишь золотой рапиры рукоять,
Лишь серебра тончайшую скрижаль.
Мхи и камни
Мхи и камни, мёртвые лилии,
На задворках лопух.
Превращаю пунктиры в линии,
В ливни – розовый пух.
Ткани – в рубашки, в платья пышные,
В гобеленовый мак.
Ваш берет горностаевый с вышивкой –
В разноцветный колпак.
Мхи и камни, ручьи тенистые
Заблудились во мне,
И слова цветками петлистыми
Прикоснулись к стене,
А за ней корабли с туманами
И большая земля,
Но лишь тени, как прежде, желанными
Будут для короля.
Я сплетаю осиновой веткою
Полевые цветы,
А Вы тешитесь птичьими клетками
И боитесь воды.
И лишь изредка шепчете, шепчете
Моё имя в сердцах:
«Ах, Офелия, снова мерещится
Бедный призрак отца!»
Виноград
Виноград – в вине. Виноградарь мёртв.
Всё в сентябрьском дне пахнет словно мёд,
Даже змей ручной вдоль небесных русл
Тянет свет речной, пряно-горький мусс.
Мускус тополей, жёлтый звон дубрав,
Я вернусь сюда, в ворох мягких трав,
Их теплом вздохну, спрячу пыль в ладонь,
Чтоб, тебя обняв, стать твоей землёй.
Всё в сентябрьском дне – света побратим,
Чтоб тебя обнять, я шепчу – прости,
Мёртвых мотыльков в камешках не счесть,
Мёд, янтарь, листва – это всё, что есть.
Холмы
Уйдём на те песчаные холмы,
Продлить наш мир ещё на пол-отрезка,
Пока блестит разорванная леска
И рыба ускользает в шум волны,
Уйдём на те песчаные холмы
Есть яблоки, как в том большом саду,
Где ты уснул под мягкой тенью древа,
Их вкус познала солнечная Ева,
И я беспечность с губ твоих краду…
Есть яблоки, как в том большом саду.
Познание, что осень принесёт,
Вдохнув в траву оранжевые блики,
Снег ноября и запах земляники,
Быть может, одиноких нас спасёт…
Познание, что осень принесёт.
Остынет море, высохнут цветы,
Теплее станет дом и мягче руки,
Дожди посеют небо в акведуки,
Но ты ли будешь рядом?..
Ты ли?
Ты?
Бирюза
Ночь – задумчивая птица –
Тихо просится в окно,
Пряной веточкой корицы
Пахнет сумрачное дно.
Перья блещут изумрудом,
Глаз печальных мне не счесть,
Ночь, похожая на чудо,
Ты ль моя благая весть?
Скучно в доме, стынут стены,
Окунаясь в лунный лак,
Эта чаша опустела,
Спрятан день в седой овраг,
Может, ведьма мне прошепчет
Сквозь осенний окоём
Песню, что тоску залечит,
Проскользнёт в дверной проём…
Ночь всё топчется на месте,
Щурит жёлтые глаза,
Облака – как сонмы бестий,
Их морская бирюза
Крошит марево в изгибы
Стульев, чашек, темноты.
Ночь плывёт огромной рыбой
Сквозь сентябрьские мосты.
Солнечное письмо
Вазы с горлышком журавля
Свет оконный коснулся тихо,
Дождь бесшумно укрыл поля,
С бездорожьем слилась гречиха.
И в прозрачность своей тоски
Города так беззвучно пали…
Эти белые лепестки
Мы когда-то перелистали.
Слишком солнечное письмо,
Всё в нём пусто, умыто, просто,
Скрылись тени в тропе лесной,
Превратились в плывущий остров
Эти дни… Как следы варяг, –
Ветры, помнящие кочевья,
Повторяю их быстрый шаг
В никуда, в пестроту теченья.
Околдованы книгой книг,
Небом, льющим беспечно воду,
Вещи скроют свой бренный лик
В наше пятое время года.
* * *
Вот дерево, способное расти,
томить столетье ожиданьем плода,
вот облака, по вечному пути
несут дожди, не прекращая хода,
вот дерево, несущее дожди,
вот облака, способные цвести
на перекрёстках севера и юга,
дарить изгиб и лёгкость белых форм,
вот каменеет сумеречный дом,
сплетаясь с корнем умершего дуба
на перепутьях, где бежит вода
и мальчик ловит удочкой свеченья,
срастаются причины и значенья
того, что ты придёшь опять сюда.
© Ульяна Карпова, 2006-2012.
© 45-я параллель, 2012.