Блузки, юбки, макси, мини,
Шум и гам,
толпа к киоскам,
Светофора хвост павлиний
Над бурлящим перекрёстком.
Свёртки, сумки,
в сумках пропасть
Магазинного улова –
Снисходящая духовность
До насущного
земного.
Взгляды, колкости, усмешки…
На пределе жизнь и нервы –
Всё летит в угаре спешки,
В смерч закручено полдневный.
Спор горячий, шёпот жаркий,
Учащённое дыханье –
В этой броуновской давке
Вновь на грани закипанья
Город шумный, суетливый,
С тормозами и басами,
Где бессовестно счастливый
Замер мальчик
Проклятый и попранный
век наш безутешен –
И плюют, и хают
все, кому ни лень.
Но зачем так розово
цвёл восход надеждой,
Коль сырой и ветреный
Правит миром выгода –
цепко держит вожжи –
По виновным, праведным
хлещет злобы плеть.
Ах, зачем ты, Господи,
дал нам искры божьи,
Если в душах каменных
Сильные, убогие –
жизни всё едино –
Спотыкаясь, падаем
в мути дум и слёз.
Чем же ты дорогу нам
выстлала, Судьбина? –
Пожалела скатерти –
Наши спины гнутые
истомило бремя –
Словно паутиной,
мы обросли тщетой.
И куда ж так истово
нас ты гонишь, Время? –
В безутешность прошлого
Иглами забвения
сыплет снег колючий.
Зимы всё назойливей,
вёсны всё скупей.
По какому ж поводу
нас ты сводишь, Случай? –
Не хвалить, не потчевать –
Полон задумок, загадок, сюрпризов,
Май за окном беззаботно смеётся.
Из граммофонного сердца нарцисса
Музыка запаха
Чувства играют всё звонче, всё громче –
Бродят по лицам их яркие блики.
Ох уж мне эти бессонные ночи –
Смех беспричинный,
В новых войнах небывалых,
Лютой смерти суховей,
Не жалей больных и старых –
Ребятишек пожалей.
Пусть закаты и восходы
Ждёт надежда впереди:
То, что дать сумело всходы,
Пусть сумеет подрасти.
Снова дань свою сбирая,
Отходную проча нам,
Не ходи с косой, Косая,
Ты – из сонмища тайн,
нераскрытых, неузнанных.
Неприступность твоя
горячит и гневит.
Из каких ты видений
пришла необузданных,
Королева огня
и колдунья любви?
Тёмный шёлк твоих кос
рассыпается золотом,
Твой насмешливый взгляд
ворожит и кружит,
Но цветёт твоя жизнь
зачарованным омутом,
И весёлый твой смех
дрожью боли бежит.
Ты играешь, скорбя,
и страдаешь, играючи,
Из языческих снов
до конца не избыв
Эту зелень в глазах,
потаённо-русалочьих,
И заломленных рук
Опять назревает ненастье погрома –
Чревата грозою
тревожная затишь.
И окна – глаза беспокойного дома –
Разбужены ветром,
распахнуты настежь.
И ливнем –
вопросы,
вопросы,
вопросы –
До самой до сути велят докопаться.
Что ж зябко дрожит огонёк папиросы
В кольце непослушных
негнущихся пальцев?
Порой вопреки всем запретам, заклятьям
Приходит прозренье и к сытым, и к нищим:
Осмыслить былое хвалой иль проклятьем,
Направить заблудших,
напомнить забывшим:
Смирению духа воздастся грехами,
Когда, осквернённые, гибнут святыни.
За облачком белым живого дыханья
Чернеют пустыни,
пустыни,
Земля, зерна заждавшись, молится
О лучшей доле.
Что ж полегли вы, добры молодцы,
Во чистом поле?
Не в час полуденного отдыха,
А в час кровавый,
Хватив с лихвой свинца и пороха,
Упали в травы?
Зачем войной решали споры вы?
По чьей затее
Те – за богов сложили головы,
Те – за идеи?
Лишь вдовий взор кружит тоскующий:
Кто мёртв?
Кто ранен?..
Лишь ворон, истово жирующий
Распластано чадом и паром,
Под веником, знающим дело,
Пылает безумным пожаром
Безвольно размякшее тело.
Но пар ещё пуще всклокочет,
Лишь угли почувствуют воду,
И рвётся душа, что есть мочи,
На воздух, на воздух, на волю!
Где ветра влажнеет загривок,
И прядает сумрак тягучий,
И месяца мокрый обмылок
Белеет на краешке тучи.
Где прямо из кадки рассвета
Ознобом окатит прохлада,
И ночь растворится бесследно
Колдует бабушка над плиткой –
Ну, как же! – Гость пришёл –
внучок!
Желтков оранжевеют слитки,
В борще румянится лучок,
Грибочки нежатся в сметане,
Лоснятся ломти ветчины,
Вздыхает паром плов бараний,
И маслом светятся блины…
А он кемарит в уголочке,
Свернув под щёчкой кулачок –
Мужчина в сорок пять годочков –
О ком всё чаще год от года
Скорбишь, кормилица-земля,
Когда сухотка недорода
Печалит скудные поля?
Когда над тощими стадами
Смыкает мор беды клыки,
Когда победу над садами
Без боя празднуют пески,
Когда отравленные реки
Пугают рыбой в неводах,
О ком грустишь? –
О человеке,
Холодной синевой
Разверзлась ширь небесная.
И криком рот забит,
И страхом грудь свело…
Смотри смелей, сынок,
Ты – властелин над бездною –
Пришёл и твой черёд
Опробовать крыло.
Всё время буду около,
Но жизнь твою не жить –
Мне песнь твою не спеть.
Что может помешать
Стать соколёнку соколом? –
Всего лишь только смерть –
Одна лишь только смерть.
На все четыре стороны.
Тебя ль мне защитить
От всех врагов твоих? –
Из воронят, дай срок,
Повырастают вороны,
И на твой век, сынок,
Меня иль себя пожалеть ты пришёл,
Мой недруг – мой век?
Хоть и скуден мой стол,
До зависти нету мне дела.
Замешен мой хлеб
на слезах и золе
Того, что варилось
в житейском котле –
Да мало ль, что там накипело?!
Наивная мудрость:
«Всему – свой черёд»,
Ведь каждый достоин того,
чем живёт,
И нищему быть ли богату,
Коль свет вдохновенья
в темнице зачах,
И выстудил душу
остывший очаг,
И близится время к закату?
Ты выпит мной,
полдень,
до самого дна –
Всего от тебя получила сполна –
С судьбой мы давно уже квиты.
Так полно, жестокое время, пусти!
Ведь дважды нельзя
в ту же воду войти,