Святая копеечка и главная Родина

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать...

С. Есенин

 

Тихо ушла в мир иной Валентина Алексеевна Синкевич – русская поэтесса, эссеист, переводчик и критик, а также бессменный редактор филадельфийских поэтических альманахов «Перекрёстки» и «Встречи». Мне выпала большая честь быть автором «Встреч» с 2003 по 2007 годы, вплоть до его закрытия. Знакомство же наше, включая заочное, состоялось чуть раньше: в 2001 году и продолжалось почти до её смерти. Мой последний телефонный звонок, на который она ответила, был в феврале. Через четыре месяца её не стало. О наших дружеских отношениях, несмотря на разницу в возрасте (были моменты, когда я испытывал к Валентине Алексеевне даже сыновьи чувства) хотелось бы поделиться. И ещё, считаю, что его величество Случай сыграл в моём знакомстве с Валентиной Синкевич определяющую роль.

В лаборатории университета Филадельфии, куда я устроился на работу, я познакомился с заместителем заведующего лабораторией – моей соотечественницей из России Еленой Дубровиной – поэтессой и публицистом. Немудрено, что мой первый тощий на количество, и особенно на поэтическое качество сборник cтихов, попал к ней в руки. Елена дала мне адреса двух редакторов филадельфийских литературно-поэтических альманахов: «Встречи» и «Побережье». Редактором «Побережья» был поэт Игорь Михалевич-Каплан. «Начните со "Встреч"», – посоветовала Елена.

Валентина Синкевич с автором воспоминаний в гостях у Зои ПолевойСинкевич... Валентина Синкевич... Где-то я уже слышал эту фамилию. И я не только вспомнил, но и нашёл, где. В одном из номеров литературно-художественного журнала «Слово» за 1991 год, который я выписывал, живя ещё в СССР, была опубликована статья публициста Владимира Бондаренко «Казнённые молчанием» (Архипелаг Ди-Пи), где он в частности писал: «... остаётся чисто человеческая, да и мировоззренческая близость Ирины Сабуровой, Валентины Синкевич, Владимира Маркова, Ивана Елагина, Лидии Алексеевой...»

«Она, точно она», – ёкнуло от радости моё сердце. Отобрал стихи, не постеснялся приобщить к ним свой тощий сборник и отправил, терзаясь в душе противоречивыми чувствами. На удивление ответ (да ещё какой!) пришёл быстро: «Многоуважаемый Геннадий Головин (...). К сожалению, весь материал на 2002 год (... ) собран. (...) С уважением – Валентина С.» – Обычно это означает отказ.

Уверенный в том, что навсегда похоронил возможность публиковаться в этом альманахе, я не оскорбился и не обиделся, как часто бывает в таких случаях, хотя бы потому, что одно слово Многоуважаемый отметало все обиды. Как сейчас помню, я решил упорно работать над стихосложением и... позвонил Игорю Михалевичу-Каплану.

«Приходите ко мне на литературный вечер со своими стихами», – в конце нашего разговора дружелюбно пригласил Игорь. И в марте следующего 2002-го года я пришёл. Так началась моя поэтическая жизнь за границей. А через восемь месяцев, десятого ноября, на очередном вечере поэзии у Игоря присутствовала Валентина Алексеевна или Валечка, как её все любя называли. После окончания вечера Игорь попросил подвезти её домой (Валентина Алексеевна не водила машину и к тому же оказалось, что мы соседи). Пока ехали, она попросила меня рассказать о себе. При расставании она предложила прислать мне свои стихи для следующего номера в 2003-м году. Так состоялось моё знакомство с этой удивительной, милой и обаятельной женщиной, к тому времени пребывающей в зените славы, путь к которой начался у неё в 1973 году с выходом в Нью-Йорке первого сборника стихов «Огни», отмеченного поэтами первой волны эмиграции Ириной Одоевцевой (1895-1990) и Юрием Терапиано (1892-1980).

Ещё до опубликования своих стихов во «Встречах», я побывал на чаепитии в её доме-пенальчике на Woodbine Avenue (Проспект Жимолости) 7738. Комната для приёма гостей, уставленная полками с книгами, знаменитый диван, на котором (в шутку), по её словам, протирало штаны много известных поэтов, на стенах – иконы и картины, среди которых удивительный портрет Гоголя работы Владимира Шаталова – друга Валентины Алексеевны. (К этому портрету замечательный поэт второй волны эмиграции Иван Елагин написал своё последнее, не менее знаменитое стихотворение «Гоголь».) Справа лестница на второй этаж. Далее по ходу столовая с выходом на деку (балкон) и слева от неё маленькая кухонька со столом и стульями. Часто за этим столом мы беседовали, когда я бывал у неё перед поездкой на поэтические вечера, на просмотр документальных фильмов, на выступления общественных деятелей либо просто в магазин за продуктами ей или едой для постоянно живущих у неё на прокорме не менее трёх безродных кошек и котов, которых она, однако, наделяла благородными именами: Ксения, Вассилиан, Кристина. А чего стоило имя её собаки-овчарки ‒ Шэрон или просто Шэрка, ассоциирущееся у меня с именем известной американской кинозвезды.

В положенный срок, в опубликованном 27-м номере альманаха за 2003 год, появились мои стихи. Но мне довелось быть не только автором «Встреч», но и свидетелем встреч и знакомств с известными литераторами и общественными деятелями, как в её уютной квартире, так и на различных литературных, культурных и общественных мероприятиях. Первой такой встречей был прилёт в Филадельфию в 2005-м году редактора томского литературного альманаха «Сибирские Афины» поэта Александра И. Казанцева (1952-2007). В следующем году в Филадельфии было широко отпраздновано 80-летие Валентины Алексеевны. Когда я приехал домой к юбилярше, чтобы отвезти её на торжества, у неё были две гостьи: общественный деятель и писательница Людмила Оболенская и поэтесса Ираида Лёгкая. На юбилейных торжествах среди присутствующих были художник и поэт второй волны эмиграции Сергей Голлербах и Марина Адамович – главный редактор нью-йоркского «Нового журнала», в котором Валентина Алексеевна состояла в редакционной коллегии и публиковала свои произведения. В 2008 году у неё гостил киевский поэт – Председатель Земного Шара Юрий Каплан (1937-2009), которого я возил на экскурсию в Атлантик Сити. Последними яркими и насыщенными встречами c 2010 по 2012 годы были поэтические вечера у поэтессы, организатора клуба литературы, искусства и культуры «Экслибрис» в Нью-Брансуике штата Нью-Джерси Зои Полевой. Обычно в первой части вечера выступал я, во второй Валентина Алексеевна.

Начиная с 2013 года, наши личные встречи пошли на убыль по причине ухудшения её здоровья, но я продолжал ей звонить время от времени. Последний звонок, как было сказано выше, был в феврале этого года. Тогда она мне сказала возможно последнюю рифму в своей жизни: «Голова моя ясная, а тело мне не подвластно». 25 июня её не стало.

В моём архиве сохранились наши разговоры с Валентиной Алексеевной, выдержки из которых я хотел бы донести читателям.


Из разговоров с Валентиной Алексеевной


Я – Каким размером лучше написать стихотворение?

В. А. – Вы пишите, а потомки разберутся, какой это размер.

 

Я – Мне нравится творчество Бунина и Набокова. Если их сравнить...

В. А. ‒ Сравнить Бунина и Набокова это равносильно сравнению торта и борща.

Я не стал уточнять, кто из них кто.


В. А. – На встрече с графиней фон Пален последняя вспоминала, что когда была маленькой, ей на день рождения подарили ожерелье с бриллиантами. Она заплакала и сказала:

– Не хочу ожерелье, хочу маленькую беленькую собачку.

– Вот как воспитывали дворян – подытожила В. А.


В. А. – Андрей Седых* рассказал ей при встрече, как какой-то начинающий литератор из Европы, будучи его почитателем, и узнав его адрес в Америке, написал ему откровенное письмо, в котором просил посодействовать опубликованию его произведения, жалуясь на то, что в Европе все журналы и газеты захвачены евреями, а вы, как русский человек, должны помочь русскому. Повторял он о русскости Седыха несколько раз, – засмеявшись закончила В.А. (Настоящая фамилия Седых – Цвибак).


Валентина Алексеевна вела уроки русской литературы при Рэднор университете, близ Филадельфии.

Я – Какого писателя Вы сейчас изучаете с учениками?

В. А. – Ивана Бунина «Тёмные аллеи». Да, как говорят: седина в бороду, а… Бунину в ребро.


Заговорили о Набокове и его переводе «Евгения Онегина».

В. А. – Набоков перевёл так, как американцы: что читают, то и переводят. Например, у А. Вознесенского: «А мне до лампочки» или «ни хрена». Лампочка, значит лампочка; хрен – значит хрен.


Разговаривали о Бродском.

В. А. – С сопровождающим пришли на презентацию книги Бродского. Заодно получить автограф. Бродский сидит в свитере за столом уставший, отсутствующий.

Подходим, а он, не глядя:

– Как подписывать?

Сопровождающий:

– Иосиф, это же Валя Синкевич.

Поднял голову и после секундной паузы сказал:

– Валя, время нас не щадит.

И в этот момент в помещение заходит молодая, красивая девушка. Сразу распрямил плечи, живо встал и, улыбаясь, бодрой походкой направился к ней.


Копеечка.

Приехали в магазин за продуктами. У порога лежит цент. Валентина Алексеевна не без труда подняла его и плавно сказала:

– Вот, копе-ечка.

И произнесла это «копеечка» с такой воистину святой русскостью, ещё той, царской, и столько доброты, нежности, мягкости было вложено в это слово, что я подумал: «Нет, Валентина Алексеевна, несмотря на Вашу фамилию и малую родину Украину, несмотря на большую родину СССР, наконец, несмотря на Вашу новую родину – США, Ваша Родина – Россия!»

Низкий Вам поклон.

 

Геннадий Головин

 

Сентябрь-октябрь 2018

Хавертаун-Филадельфия.

 

Фото из архива автора