Из цикла «Преодоление»
* * *
Снежинок лёгкая пыльца
летит.
Новорождённый на отца
глядит.
И мягок этот долгий взгляд
как шёлк.
Он сообщает: «Просто я
пришёл».
И что б ты в пальцах не вертел -
он есть.
«Я помню, ты меня хотел –
я здесь…»
2006
* * *
Ту, что между стрелой и птицей
в прорицательницы и жрицы
прочат.
Та, что меж колесом и спицей
просто взять и остановиться
хочет.
Та, что ходит в змеиной коже
безмятежна, на дождь похожа –
редко.
Жертва собственного режима,
будто сдавленная пружина
крепко.
Ей бы вздоха сейчас, покоя –
отпустить себя, стать такою
слабой.
Нет – меж порохом быть и пулей,
превращаться в гудящий улей
надо,
распадаясь на дух и тело.
Утвержденье, что нет предела -
ложно…
Не поймёт, кто без меры не был.
Лбом горячим прижаться к небу -
можно?..
2006
Я – мишень
Я – мишень. Это всё меняет.
И в укрытии замер тот,
кто сегодня в меня стреляет
из отзывчивой М-600.
Мне заранее все известно –
нет цевья, станет бить с руки.
А в глазах у него, так тесно,
концентрические круги.
Продолженье его – винтовка.
И, конечно, моя вина,
что его рекогносцировка
слишком точно проведена.
Я – мишень. Ты ещё не знаешь?
Успокойся. Не подходи.
Если сто раз не умираешь,
может, нет ничего в груди?
Я – мишень. И он наблюдает.
Те же жесты и мысли те.
Не мешай. Человек стреляет
по убитой уже мечте.
И хоть крик мой надежно заперт,
ты закрой мне ладонью рот.
Ведь пока я мишень, он – снайпер.
И пока я живу, он – бьёт.
2006
В кафе
С горчинкой хлеб, но воздух сладковат.
Слова твои, что сахарная вата.
Я избегаю паутины дат,
а ты плывёшь как новенький фрегат
ко мне, сияющий, не верящий в пиратов.
Ты говоришь, что хватит в жизни драм,
моё отсутствие – ужасная утрата.
Ты шепчешь мне, что нужно сжечь мой храм,
и видишь, как его сжигаешь сам
с блуждающей улыбкой Герострата.
И я не спорю. Мне с тобой молчать
теперь всё проще. Ты забавен в рвенье
соткать нам жизнь из прерванных мгновений.
Jamais, серебряный. Ja-mais... Откину прядь
и вздор сотру одним прикосновеньем.
2006
Аргентина
Успокойся, ты слишком нежна, Аргентина!
Твой любовник уродлив, и нет ничего в этой страсти.
Не мычи словно бык, эти звуки как вязкая тина,
как огонь и слюна из зловонной и сморщенной пасти.
Замолчи. Этот summer, плюс сорок и скука...
По вискам из стакана бежит похотливая льдинка.
Уходи, я устал, разве я не назвал тебя сукой?
Да, ты конечно Испания, только всё же простолюдинка.
А в России опять – этот год, этот день, этот вечер.
Рыжей женщины тень замирает, как в раме картина.
Я не стану любить, я устал, я тобой искалечен.
Я раздавлен тобой, что ты хочешь ещё, Аргентина...
2001
* * *
Меня не душит тишина…
Легко дышать с тобой в покое.
Когда я слуха лишена,
в работе сердца – перебои.
Когда надвинут капюшон
серебряный, по доброй воле,
когда ты запаха лишен,
лица отсутствием доволен,
когда ты – гнев, когда ты – крик,
но крепко заперт и зашорен,
то умираешь, как старик –
бессилен, немощен, покорен.
Когда всё так – тончает нить…
Ни голоса, ни чувства плоти.
И всё немыслимей простить
существование напротив.
Меня не душит тишина –
ясней движение любое,
когда она обнажена.
Когда мы в ней. Когда нас – двое...
2006
* * *
Вокзальные птицы кричат. Как ножи,
вонзаясь мне в шею – «останься!». Чужая,
как косточка скользкая, узкая жизнь,
и я навсегда из неё уезжаю.
2005
Солнце из флаконца
Если ты не видишь солнца
это, право, ерунда!
Из заветного флаконца
наливай себе тогда!
Как увидишь в небе солнце,
пополняй скорей запас!
Отворяй души оконце –
заливай туда за раз.
Выпей солнца! Выдуй солнца!
Запусти себе в живот!
На довольного чухонца
стань похожим! Вот же, вот!
Капли солнца во флаконце
помогают от хандры!
Хватит всем его лучонцев –
от морей и до тундры!
Даже если из флаконца
солнце здрызднет на Тибет,
если солнце все японцы
захомячат на обед,
даже если вдруг эстонцы
солнце схватят – «визы нет!»,
подставляй свои ладонцы –
я накапаю тебе!
Потому что там, на донце,
в личном радужном флаконце
обещало мне навечно
солнце яркое сиять!
Ни японцам, ни эстонцам
ни каким-нибудь пиздонцам
из далёкого Поречья
наше солнце не отнять!
2007
* * *
Посвящение Нино Катамадзе
Как будто Землю расправляя в пяльцах,
шепча ей, глупой, раненой: «Дыши...»,
взлетает голос, вышивают пальцы
и заполняют полотно души.
2005
* * *
Я слышу рифму, да не ту.
С ней не нырнуть, с ней не взлететь.
Ни в глубину, ни в высоту.
Преодолеть. Преодолеть.
Я слышу чьи-то голоса,
они приказывают петь.
Но здесь сплошная полоса –
преодолеть. Преодолеть.
Найти и вырвать эту нить,
что не дает средь связок петь.
Перевернуть. Поймать. Продлить.
Преодолеть. Преодолеть.
2001
Из цикла «Во времена дождей и холодов»
* * *
Снег был не белым. Он был чужим –
будто бы сжатым – хлебом.
Я же была – словно сто пружин
между землёй и небом.
Я улыбалась, держа дугу –
отпрыск кариатиды!
Зная – сорваться вот-вот могу
в бешеный бег рапида...
В бешеный звон – изо всех ушей,
в сложный узор распада!
Я – королева для всех пажей –
ненависть злого стада!
Я – не подруга для брачных игр!
Снегом звеня не чистым,
Вам бы любовь ваших фрачных фибр
перевести на числа!
Перевести – и забыться сном!..
Тем, что скользит, мне вторя,
В нём Вы – пусть страшен Вам будет он –
пьёте глотками море...
1997
* * *
в которой то сталь, то муть!
Её леденят века,
меня опьяняет суть.
К ней поступь моя легка,
и в мире ста тысяч рек,
есть только одна река,
которой я – человек!
Оковы её – гранит –
граничат со мной. Рука
так словно скрижаль хранит:
«Есть только одна река...»
Глаза широки и вдаль.
На стрелку уходит век.
Дневных фонарей миндаль
не треплет усталых век.
Что так остановит бег,
уняв и обняв слегка,
из всех многоруких рек
есть только одна река.
Названья моих мужчин –
лишь «брат» или «сын» пока –
стараньем своих морщин
придумала ты, река!
C Васильевского островка
летящему вслед рублю
шептала – одна река,
которую я люблю!..
Которой любить меня
в каком-то, с нулём, году.
Есть только одна река,
в которую я уйду...
1998
Колыбельная
Спать хочется. И в этом суть.
На то и сумерки – чтоб в них заснуть.
На то и ноченька – дай задремать.
Спать хочется! Невмоготу не спать.
Забыться в горечи, в слезах, в бреду.
Не слышать голос свой, свою беду;
не слышать шаг свой и слабый стук
из сердца сонного, из сонных рук
лишь душу сонную не выпускать.
Спать хочется. Нельзя не спать.
Не спать – обречь себя на шелест губ,
на злую музыку из вечных труб;
заснуть – и тенью навечно стать.
Спать хочется... И страшно спать.
1996
* * *
Незлым, как солнце, маленьким, как ветер
ты мне казался в голубом рассвете.
И в детской зацелованной горсти
узоры я пыталась заплести.
Но взглядом тусклым по стене скользя,
ты еле слышно прошептал – «нельзя».
И не рождённые мне улыбнулись дети,
как солнце ясные и легкие как ветер.
1998
* * *
Интуитивная близорукость.
Потенциальная шизофрения.
В грубом есть ласка, а в ласке есть грубость.
Просто мы странные или немые...
Даже в душе – то нет места, то гулкость.
То толстокожи, то слишком нежны мы.
Интуитивная близорукость.
Потенциальная шизофрения.
1992
В белое
В белое, в белое взгляд упирается.
Дух восстает, а рассудок смиряется.
В белое, в белое, страшными ямами –
пьяная, пьяная, пьяная, пьяная.
Кровля обвалится – копоть на кости!
В бешеной, смешанной, плачущей злости.
В белое, в белое всё опрокинется –
чёрным окажется, красным прикинется.
Красным, ковровым покатится под ноги.
Вместе ли – розно ли, рано ли – поздно ли!
Сутью представится, в знаке изменится,
но донага никогда не разденется.
Но, если в белое взгляд твой закатится –
дух ослабеет, рассудок утратится.
Нет больше чёрного, нет больше красного!
Есть только звуки, лишь звуки согласные.
В белое, в белое взгляд размывается.
Разум – молчит. Только дух задыхается.
1994
Ерушалаим
До той поры сильны, покуда
живущим – чудо, мёртвым – тлен!
Воссоздавая мир из круга
непреклоняемых колен...
Не нарушая песнопений,
порядка для, сомнений без –
Закат спускался на ступени
с Ерушалаимских небес.
И той же ночью в сиплом лае
зашёлся. И обрушил стон
Ерушалаим!.. Ерушалаим!..
непререкаем, как Закон.
Воздетых рук не узнавая,
рождал истории виток
Ерушалаим! Ерушалаим!
Последней горечи глоток.
Мешались равно кровь и слёзы
на сжатых крепко кулаках.
Закат. И ViaDolorosa* –
как отражение в зрачках.
Свободой вечной обладая,
высокой властью облечён,
Ерушалаим! Ерушалаим!
Заплачь по нам.
Не плачь о Нём...
---
*крёстный путь
1998
* * *
Любить одиночество...
Бояться матового запотевшего счастья.
Любить одиночество...
Кричать от него, пытаться избавиться.
Любить одиночество...
Мучиться, мучить и знать точно:
любить одиночество –это тоже порочно.
Как порок сердца...
1993
* * *
Во времена дождей и холодов,
во времена всеобщего бессилья,
когда простых не хочешь слышать слов,
к тому «бессилью» рифмой – только «крылья»!
(По чёрно-белой улице бежит,
раскрашивая за собой колодцы,
несчастный клоун. Он так хочет жить,
и всё смеется, всё ещё смеется!..)
За скобками останется любовь.
В игре ее живой осведомлённость.
Изыск печальный трёх открытых строф,
всё ж не печаль... но Вами окрылённость.
1997