Совпадая с пульсом

Ерёма умер.

Это слишком красивая аллитерация,

чтобы быть голой правдой.

И поэтому не вмещается в сознание.

Да и он сам не любил такие красивые тропы.

Ходил по другим.

Олег Хлебников

Акцент-45. Воспоминания об ушедших... Подчас публичные фразы настолько разнятся с приватными, что диву даёшься: неужто это сказано об одном и том же человеке? А сам герой умилительного (или зубодробительного) эссе уже, увы, не может вмешаться в процесс создания своего нового (иного) образа (портрета). Но – выпущенную стрелу и камню не остановить! – и пошло-пошло-поехало...

На публичные (отчасти шутейные) воспоминания об Анатолии Богатых и Александре Ерёменко я решился в ту пору, когда первого из поэтов уже не было с нами, а о втором, ещё живом, слава Богу, мы с моим другом Славой Лобачёвым не раз говорили: мол, надо бы для «Сорокапятки» интервью с Ерёмой подготовить да подборку его стихов опубликовать. Долго запрягали... Только и сожалеть можно. И – нужно!

Убеждён: открытий, сделанных метаметафористом Александром Ерёменко и его друзьями, метаметафористами Иваном Ждановым и Алексеем Парщиковым, на добрый десяток филологических факультетов хватит!

Ну да... Ну да... Судьба сводила меня, что называется, глаза в глаза, рука в руке, и с Иваном Ждановым, и с Александром Ерёменко. Но на публичные воспоминания о поэтах, принадлежащих, как и я, к поколению тех, кто родился в пятидесятых, честно признаюсь: не решаюсь. И вряд ли решусь. Шапочное знакомство – не повод для серьёзных эссе о личностях такого масштаба. Приватные байки? Ради бога – с утра до ночи и с ночи до рассвета...

Ну так вот: считаю, мне как главреду в очередной раз помог соборный проект-45 – совершенно случайно выяснилось, что с Александром Ерёменко (с давних времён) была знакома Наталья Розенберг, наш постоянный автор. Спасибо, Наташа, за мужество Ваше, доброту, нежность и силу духа! Спасибо и за эмоциональные воспоминания, и за уникальные фотографии, и за составленную Вами – специально для «Сорокапятки» – подборку прекрасного поэта Александра Ерёменко.

Сергей Сутулов-Катеринич

2021, 3-4 июля

Ставрополь

* * *

Саша Ерёменко любил библиотеку Чехова, и ласково говорил о её посетителях, что именно они последние оставшиеся ценители истинной поэзии. Я верила. Мы даже один раз ходили туда вместе, обсуждая дорогой литературные новости, осторожно похваливая стихи друг-друга и, в частности Ивана Жданова, которым он откровенно гордился. Остановившись и глядя в глаза своему спутнику, я произнесла: – Ему до тебя, как до луны! – поскольку была в этом абсолютно уверена. Луна рядом, смотри, сколько влезет, но она при этом – одна среди звёзд разной величины. Сашины стихи поразили меня сразу и навсегда лет за пять до личного знакомства и продолжали гореть ровно и неостановимо в глубине сознания. Потом я случайно прочла определение Ольги Седаковой – «Возвышенная грубость», как у Маяковского, и не могла не удивиться такому попаданию в точку, в самый центр. «Погружай нас в огонь или воду, деформируя плоскость листа, – мы своей не изменим природы и такого строения рта…». Особенно хорошо эти слова характеризует группу стихов поэта, которые можно назвать программными и которых, конечно, не мало в его творчестве, но для интуитивных, лирически перекликающихся с Мандельштамом, подходит так же несомненно определение «нежность». «По вечерам я полюбил смотреть, как в перекрёстке высохшего зева спускается на ниточке припева цветок в цветок, как солнечная клеть»… А можно выделить очень важную подборку былинных стихов, которым прекрасно подходят оба определения, да ещё свободное, летучее многообразие, многовариантность прочтения предполагаемой фабулы: – «Туда, где роща колыбельная лежит и смотрит, как живая, выходит девочка дебильная, по жёлтой насыпи гуляет»… Можно назвать подобные стихи условно фабульными, но ещё и просто гениальными или простыми до гениальности. Кому как, конечно, но лично для меня это безусловно. Потому, что уже сейчас определилась группа поэтов, выделяющих большую часть ерёминских стихов как интересную только наличием «фиги в кармане», то есть предполагающих некий социально мотивированный эффект, по сути своей недолговечный. Что и объясняет нежелание поэта в последние годы периодически печататься и выступать с новыми стихами перед широкой аудиторией.

Придерживающихся такой точки зрения немало, или хотя бы не возражающих против неё открыто, тех, кто радуется подобному лукавому объяснению популярности погибшего поэта. Увы. Однако, перед наступившей вечностью у Саши есть оправдание, и оно бьёт на голову все враждебные выпады. У истинных, больших поэтов, а уж тем более у гениальных, всегда должен быть свой собственный, личный язык. Именно за это они и платят своей личностью, судьбой, говоря проще. У поэта Александра Ерёменко такой язык несомненно есть – присутствующий только у него одного, с чего я интуитивно и начала свой рассказ. Талант, блестящее владение словом можно наблюдать у многих, а вот своего языка нет. Таковое утверждение легко подкрепляется документально и неопровержимо напечатанными Сашиными стихами, и немногими имеющимися статьями, и пояснениями к стихам, интервью, поступкам. Думаю, постепенно количество исследований творчества Ерёменко, самобытности его языка намного превысит количество строчек первоисточника. Подобное случается во всемирной истории литературы не так уж редко.

По мне, так для истинного поэта, избранника Бога, необходимо некое целомудрие, чистота души, постоянная сосредоточенность на одной главной идее. Так, например, относился Мандельштам к Пушкину, по наблюдениям его неотлучной жены Надежды, чистота этого чувства доходила до суровой грозной силы «И вчерашнее солнце на чёрных носилках несут»… Это о Пушкине, опять же по утверждению жены «его доченьки» из лагерного письма поэта. Так и Саша Ерёменко, именно в силу своей нежности не может утаить от нас, читателей, как они в окопах, под взрывами снарядов, разливали в железные кружки спирт с Мандельштамом, Пастернаком. Читая, нельзя усомниться в подлинности сказанного. Разливали, и обнимались потом! Природа любви подлинная, такую не выдумаешь для понта. И ещё, вдогонку «И вчерашнее солнце в носилках несут из подвала в подвал»… Вот они, истоки поэзии Ерёменко. А остальное – свойства характера человека, рождённого в суровом Алтайском, чтобы не сказать грубоватом, природном крае.

Родился в октябре 1950 в деревне Гоношиха, алтайского края, трудился в рабочем посёлке, поступил самым естественным образом в Литинститут в 1974. Дар Алтая русским людям, Москве. Но не только наделил поэтической силой суровый край, но и дал ему практически гениального «кто мог подумать?» учителя математики. В той же самой незабвенной, любимой Сашей библиотеке им. Чехова, частенько проходили творческие вечера и конкурсы. Один из них посвящался русскому верлибру, и выиграл его в те незабываемые времена Виктор Мурзин – тонкий и грамотный в поэтическом деле человек. Мы сидели в перерыве за соседними столиками, и Витя услышал, как я говорила с мужем о Рубцове. Да, как? С восхищением, естественно. Большой и гибкий Витя перетянулся через спинку стула и спросил с некоторой досадой, чем уж так замечателен этот велосипед среди полей и его ездок с букетом цветов? Я ответила, что всё дело в том, что услышав нечаянно эту песню, каждая нормальная девушка позавидует той, кому вручат букет, и проводит тоскливым взглядом худенького Рубцова на велике, потому что он живой и родной ей человек. Таков уж дар ему от Бога вышел. Витя неожиданно согласился с моими доводами и попросил взглянуть на последнюю книжку своих стихов, выразить моё мнение. Так мы стали друзьями. Годы спустя именно Витя рассказал мне, что дружил с человеком, учившимся когда-то в алтайской школе в одном классе с Ерёменко. Тесен мир. Но так уж заведено испокон веков, особенно у поэтов. Так вот, учитель математики алтайской школы смог настолько поразить юный ум своих учеников, что все они стали, в какой-то мере, тоже настоящими математиками. Особенно Ерёменко. Все его стихи выверены с математической точностью, согласованы с высшей гармонией мироздания. Недаром говорят, что существование математики более всего доказывает существование Бога. Не раз слышала подобные утверждения от настоящих учёных-«технарей», но не думала, что это коснется меня самой. Так вот, Саша не меньше недели держал у себя большую подборку моих стихов, и возвращая среди деревянных зверушек детского уголка сквера, серьезно произнёс, что проверял мои стихи, как мандельштамовские, подвергая их математическому анализу «с середины текста и вверх», и что они, стихи, это проверку с честью выдержали! Здесь, в папке, «куча прекрасных стихов». Я благодарна за такую работу с моим творчеством Саше Ерёменко на всю оставшуюся жизнь, ибо не сомневаюсь в его искренности и профессионализме. Возможно, что я даже в долгу перед ним, его чистой для меня лично памятью, и именно поэтому пишу сейчас эти строки.

Наталья Розенберг

Фото из рабочего архива автора.