Софья Александрова

Софья Александрова

Четвёртое измерение № 8 (464) от 11 марта 2019 года

Из земляники

Романс

 

На болотах лежит постаревшая матерь Семёра,

Магистраль номер семь, федеральная трасса М7,

Где в канун Рождества пресловутые свечи мотора,

Зажигаясь, горят, но горят почему-то не всем.

 

Замыкает Семёра развязки дорожных объятий,

В неживой колее, в снежной каше, в холодной грязи

Под колёса летит Санта-Клаус в свалявшейся вате.

Я хочу танцевать! Тормози, тормози, тормози!

 

Я хочу Рождество, торжество ледяного осколка,

И когда темнота поцелует меня не при всех,

Не забудь попросить придорожную пыльную ёлку,

Чтоб оставила мне к Рождеству золочёный орех.

 

* * *

 

Ей передали целый таз хурмы.

Медбрат принёс, выспрашивал: не ваш ли?..

Давиться нелюбимым словом «мы»,

Проглатывать и кашлять, кашлять, кашлять.

Такая сказка: кто-то где-то слёг.

Неясный кто-то, кто-то андрогинный.

Улыбчивое слово «королёк»

Не помогает справиться с ангиной,

Которая «у-кошечки-боли»,

Которая Ангина-Антигона,

Жена-Больна, Ангина всей земли,

Больного нёба, спального вагона,

Бросавшая хурму в больничный сад...

Они давно закончились друг в друге

И развестись хотели год назад,

Но – таз хурмы и общий дом на юге,

Матрас, навес, к обеду клонит в сон,

Копчёный сыр, полусухие вина,

(Он возмущался: в бархатный сезон

Она сумела подхватить ангину!).

Потом была недолгая зима

(Он даже думал заново жениться).

А по весне не выросла хурма

Под маленькими окнами больницы.

 

Аборигенка Ялты

 

Вот существо: mantis religiosa

Внезапно приземляется на стол.

Который день не удаётся проза,

И головой качает богомол.

 

Скажу за тайну, каждый первый пишет.

Готовят суп. На пледе месяц вышит.

В бокале чахнет «Крымская лоза».

 

Друг-стихотворец, до сих пор не дал ты

Ни пятака аборигенке Ялты,

Совсем по-скифски щурящей глаза.

 

Аборигенка ловит богомола

На старый «Филипс» или «Моторолу».

Цвет профиля напоминает йод.

 

Здесь каждый первый пишет, а девица

Готовит суп из чёрной чечевицы

И за пятак приезжим продаёт.

 

* * *

 

я замолчавший краденый кларнет

на холоде сдыхающий мобильник

искр электричества за шиворотом нет

как будто кто-то выключил любильник

эх шапки в снег динамик чёрный жги

меня как Масленицу рок-н-роллу на смех

любимый мой давай играть в снежки

не в детские в другие чтобы насмерть

давай сдадимся местной голытьбе

чтоб выбивали дурь и альтер-эго

в каком сосуде будто не в себе

я вырастила столько снега?

 

* * *

 

а среди остальных богородиц

светлый образ которых един

у неё народился уродец

сизолицый картофельный сын

обувала кургузые ножки

а мерещились ей костыли

закопала младенца в картошке

в том же месте в котором нашли

мой сыночек звоночек хороший

и картофельным полем ушла

в борозде завязали калоши

зацеплялся за стебли бушлат

здесь не помнят событий и чисел

не грустят никогда ни о ком

но запрыгал-посыпался бисер

да по красным углам из икон

 

Из земляники

 

Я собрала в саду стихотворенье

Из земляники. Мама, подержи

Его в руках хоть чуточку! В варенье

Кладёшь полночных яблок падежи,

Увы, стихи не сахарно-янтарны,

Неизмеримы их объём и вес.

А я тебя люблю эпистолярно,

Что означает пару СМС,

Нет, пару яблок, падающих в лужу,

Что не сгодятся даже на компот.

А ты готовишь на террасе ужин,

Варенье на плите произойдёт

Из яблок, чьи нежданные удары

В полночный час отчётливо тихи.

Я до сих пор не отыскала тары,

В которой бы произошли стихи.

Недолго их в ладонях подержи-ка,

И ты поймёшь ‒ по солнечным холмам

Растёт-растёт такая земляника…

Я покажу тебе, ну правда,

правда, мам.

 

Комариная элегия

 

В железной чашке плавают чаинки,

Кусок фольги, четыре комара.

Молиться солнцу? Мы-то, чай, не инки ‒

Оно не всходит месяц-полтора.

Смотреть на небо и молиться Богу,

Он поголовно всех тут наказал

Шугой, пургой, полярной безнадёгой,

Велев креститься на ж/д вокзал.

Задёргивая клетчатые шторы,

Свезя ногой узоры на ковре,

Окурок затушу о День шахтёра

В настольном отрывном календаре.

А я отсюда всё-таки уехал.

Сто сорок раз. Нет, тысячу! Во сне.

По Первому поёт Эдита Пьеха,

В кормушке птичьей серебрится снег,

К столовой ложке прилипает тельце

Помянутого выше комара.

И я подумал: все мы здесь сидельцы,

Сидельцы на диване у ковра.

 

* * *

 

Больше других полюбил    непокорный поэту гекзаметр

Жуков Геннадий, почивший    в горячих песках Танаиса,

Он из земли в небеса    заозёрными смотрит глазами,

Будто щегол золотой    из большого куста барбариса.

Ночью приходят к могиле    слепые античные волки,

В их же числе и волчица,    вскормившая Ромула, плачет,

Чьё молоко ароматней    и крепче «Слезы комсомолки»,

Веничка, выпив его,    утолил бы душевные все недостачи.

 

* * *

 

Стащила у брата пластинку БГ ‒

Пока непонятно, зачем.

Рябиновый лист прилипает к ноге,

Гитара висит на плече.

Квартирники, песни моих seventies –

А, впрочем, пустая возня.

Прилипший к ботинку рябиновый лист ‒

Ни сбросить, ни стронуть, ни снять.

А брат в полушубке и берцах ч/б

На маминой полке возник:

«БГ и Битлов я оставил тебе,

Другие… ты тоже возьми».

Песчаный «Икарус» ушёл на восток

Надёжной таёжной грядой.

Заело пластинку, как будто водой

Плюётся кривой водосток.

 

* * *

 

Чёрная-чёрная рамень,

Чёрная птица каюк.

Клацает зверски дверями

Поезд, что едет на юг.

Здесь GPS не канает.

Это тебе не 3G.

Баба-Яга костяная

Точит о камень ножи.

Едут по взгорьям Кощеи,

Жутко скрипят стремена.

Я с каждым днём хорошею ‒

Мой поезд следует на...

Впрочем, неважно. Воронеж,

Россошь, Ростов-на-Дону ‒

Где ты меня похоронишь,

Где в целине утону?

 

* * *

 

вода течёт налево и направо

лежачий камень в озере абрау

а вот змея прокладывает путь

вдоль берега блестящим чёрным телом

в зените солнце делается белым

я наблюдаю не тревожь забудь

*

должанский пляж советские турбазы

взгляд снизу вверх на высохшие вязы

взгляд на былинку на велосипед

лежим в тени на общем полотенце

мы савроматы мы переселенцы

тень уползает наступает свет

*

аб-ра-у и а-на-па и дол-жан-ка

три клавиши задетые случайно

а мы нашли внутри фортепиано

кусочек мыла треснутую банку

и обнимались посреди таймлайна

пока тепло светло обетованно

*

мы откопали несколько иголок

булавок шпулек пуговиц и кнопок

берет из фетра клетчатый осенний

и ты вздохнул как древний археолог

вздыхает после месяца раскопок

устав от хлама от перечислений

*

вот комнаты ‒ матрёшка в ней матрёшка

и в ней матрёшка ‒ сталинская трёшка

утратившая зрение и слух

псише трюмо зовите антиквара

пусть этажерке уготовит кару

а мы не здесь мы люлех палех лух

*

мы верхний ландех странная считалка

в печной трубе измученная галка

заканчивает свой земной полёт

в село вплывает человек на лодке

чтоб отобрать у нашей черноплодки

её гнилой последний черноплод

*

земля наутро становилась пухом

я объясняла засыпавшим мухам

вы не умрёте это лишь зима

безумные собаки ночью выли

я просыпалась кажется в могиле

но не могла утешиться сама

*

пускай от неба войлок оторвётся

ты не умрёшь ты спишь внутри колодца

пока вода сосёт осевший сруб

не называйся этим мерзким словом

то слово пахнет поминальным пловом

ты поняла о чём я ‒ словом труп

*

а я вчера видала у колонки

старушку двухсотлетнюю святую

просвирку вынимает из платочка

суёт под нос какие-то иконки

мне на погосте маленькую тую

ты посади как время будет дочка

*

у нас в избушке семеро по лавкам

мы трясавицам лихоманкам навкам

выносим в сени выпить и поесть

они привыкнут к человечьей пище

мы гончаково кромы беклемищи

мостовка суздаль мы уже не здесь