«Слова, которым нет прощения»

(О самом поэтическом из русских математиков – Александре Хинчине)

В ранней юности он мечтал стать поэтом. Посылал Блоку изданные в Калуге свои первые книжки стихов с высокопарными заглавиями: «О деве с тайной в светлом взоре», «Слова, которым нет прощения», «Пленения» и другие.  Очаровывался  и пытался сблизиться с Маяковским.  Блок мягко посоветовал не подражать и искать свой путь в творчестве. Маяковский же, скорее всего, юного «калужского Шиллера»  просто не заметил. Тот, однако, не унывал. Пробовал ставить спектакли в отцовских владениях – на Кондровских бумажных мануфактурах. Гастролировал с ними в близлежащий пушкинский Полотняный Завод. Изредка взимал скромную плату со зрителей. На неё вывозил фабричных артистов в МХАТ. Сам брал уроки сценической речи у корифеев московской сцены.
Слыл увлечённым книгочеем. Достоевского перемежал книжками по дифференциальному исчислению и теории чисел. Начав среднее образование в Калуге,  продолжил его в  Цюрихе и закончил в Москве. С детства на слух  подбирал классику на домашнем рояле. Писал на русском, думал на немецком, говорил на том и на другом, плюс ещё на французском.
Говорил всегда точно, ёмко, выразительно, как это, видимо, и подобает бывшим поэтам-романтикам, вовремя переквалифицировавшимся из  посредственных   стихотворцев в яркие и сильные математики. Те, как известно,  принуждены сообщать своим словам и выводимым формулам как изящный литературный  стиль,  так и непобедимую силу научной аргументации.

«Не простит» свои ранние поэтические опусы он и много лет спустя, когда один из его учеников на Мехмате МГУ решит сделать своему любимому преподавателю  подарок – отыщет у московских букинистов редчайшие издания 1910-1914 годов с грифом «Калуга. Губернская Типо-Литографiя» и именем автора на обложке – Александр Хинчин.  Профессор Хинчин нахмурится и раздражённо отодвинет бесценный букинистический дар со своими ранними творениями в сторону.
Но это будет много позже.  А пока бурные творческие поиски приводят юного калужского поэта и горячего кондровского театрала на Физико-математический факультет Московского университета. Некоторое время он ещё продолжает настраивать свою поэтическую лиру, терзаясь переживаниями о доминирующих в ту (символистическую) пору пышных и жарких  апелляциях вроде: «О, звёздочка, возьми всю душу! Тебе – последний сердца крик...»
Вскоре же, подпав под очарование более высокого, нежели поэзия, искусства – искусства интегрирования и извлечения логарифмов – перестаёт рифмовать и полностью отдаётся математическому творчеству. В дверь уже уверенно стучала Первая мировая война, за которой уже прослушивался гул Революции. А Саша Хинчин слушает отныне совсем другие голоса.
Уходят  с пьедестала его былые кумиры – Блок и Маяковский. Их места занимают новые – Егоров и Лузин, под началом которых он наконец-то добивается всеобщего признания, как сочинитель. Его сочинение «Бесконечные ряды функций, их сходимость, почленное интегрирование и дифференцирование»  отмечается в качестве лучшей на Физико-математическом факультете МГУ. Работу перепечатывает Парижская академия наук.

По окончании университета Александр Хинчин навсегда уходит в математику. Сначала уезжает преподавать оную в только что учреждённый Иваново-Вознесенский политех, а с 1927 года окончательно закрепляется в своей альма-матер – на Мехмате МГУ. Здесь в профессорском звании он обретёт настоящее признание в качестве разработчика многих  ключевых разделов теории множеств, теории чисел, теории вероятностей, теории информации. Даровав своё имя таким известным математическим закономерностям, как интеграл Данжуа-Хинчина, теорема Винера-Хинчина, неравенство Хинчина, формулам Леви-Хинчина, Паллачика-Хинчина, плюс, открыв закон повторного логарифма, также неразрывно связанный с именем этого выдающегося математика.
В качестве «бонуса» на общественных, так сказать, началах  создаёт новую по тем временам теорию «массового обслуживания» – когда в столичных телефонных сетях возникла нужда распутывать сложные трафики городских соединений. Наконец накрепко прикипает к ставшему, наверное, основным призванием несостоявшегося поэта поприщу – педагогике. Хинчин пишет  статьи и учебники по большинству ключевых курсов высшей математики, добиваясь в них не только научной строгости изложения, но и так волновавшего его в пору ранних поэтических опытов изящества стиля.

Имя Хинчина в математике приобретает вес. До войны он избирается в члены-корреспонденты Академии наук. В университете работает рука об руку с такими светилами, как академики Лузин, Колмогоров, Александров. И с ними же в 1936-м оказывается вовлечённым в сложнейшую и довольно неприятную перипетию, вошедшую в последствие в историю, как «Дело Лузина». Им сталинский режим в лице московских математиков открыл кампанию по борьбе с «вредителями» в недрах Академии наук. Первой мишенью для атаки был избран глава сильнейшей в стране математической школы, наставник будущих научных светил – Колмогорова, Александрова, Хинчина – академик Лузин. Как это ни прискорбно, но заглавные партии в его травле, наряду с газетой «Правда» и московскими партократами исполнили его лучшие ученики. И только вмешательство в дело академиков Крылова и Капицы избавило воспитанников Лузина от греха оказаться повинными в смерти своего учителя. Лузина не расстреляли и даже не сорвали с него академической мантии. Хотя удалили от всех дел.
По этой ли причине, а может по какой другой, но Александр Яковлевич всегда был крайне скуп на воспоминания, о чём упоминал один из немногих его учеников – математик Гнеденко. Который, впрочем, тоже никогда не распространялся на эту сложную тему. Возможно – просто не знал, поскольку стенограммы заседаний Академии наук тех времён были рассекречены лишь на рубеже XXI века.

Скупость на воспоминания Александра Яковлевича распространялась почему-то и на его семью, не менее выдающимся представителем которой был и его отец – Яков Григорьевич, оставивший по себе в Кондрове добрую память. Более тридцати лет он трудился на местных бумажных мануфактурах, пройдя путь от молодого инженера до управляющего, заслужив своим инженерным рвением и отеческими заботами уважение сотен местных тружеников-бумагоделов. Талант инженера позволил Якову Григорьевичу стать авторитетным специалистом отрасли в целом, доктором технических наук.
Впрочем, особых памятных мет о роли Хинчиных – старшего и младшего – в истории Калужской губернии сегодня найти непросто: нет улиц с этими именами, ни школ, ни библиотек. Разве что в год 110-летия Александр Хинчина в Калужском педуниверситете была проведена научная конференция в память о выдающемся математике. Да учреждена была стипендия в его честь для студентов-отличников. Впрочем – студентов лишь технических направлений. Хотя гуманитарии тоже могли бы присоединиться…

Алексей Мельников

Калуга