* * *
Время ленивой рекой течёт
За утренним кофе-чаем,
Но всякий раз на секунды счёт
Мы просто не замечаем.
Ставим пометку «один из дней»,
Пройдёт, и его не жалко.
Но чашка кофе в руке моей
Нечаянною гадалкой
Туманно станет давать совет
С поправкой на время года...
Да только толку в совете нет,
Когда сквозняком восхода
По сердцу тянет щемящий блюз
пронзительно, без истерик...
Минус на минус давно не плюс,
а строчки в графе «потери».
Потери, в которых твоей вины
На грош, ну на два – не боле,
Но вот, поди ж ты, приходят в сны,
И сердце сжимает болью.
Потери, которых не отыграть,
Не отмолить стихами...
Лишь эти сны – между нами гать
И пропасть в одно дыханье.
Сегодня снились, да не успел
(Будильника трель расстрельна)
Спросить, что у них там, каков удел...
И вот за столом бесцельно
Веду обидам и ранам счёт,
Сижу, головой качаю...
А время мимо рекой течёт
За утренним кофе-чаем.
* * *
Небесные дворники снег метут,
Лопатами вниз бросая.
А где-то тут, не боясь простуд,
Надежда идёт босая.
Горчинкою палевых хризантем
Заправлен вкус снегопада.
Надежда смотрит в окно. Затем
Проходит со мною рядом.
Плантацией хлопка озябший сквер.
И время теряет меру,
Чтоб сотни маленьких белых вер
Сложились в большую веру.
* * *
Когда дождливо в декабре,
И сердце с памятью не дружит,
Я с мандариновым амбре
Устало топаю по лужам.
Ворона в сером армяке
На ветке мается одышкой,
Мой русый ангел налегке,
О жизни парится не слишком.
Он мне прощает все грехи
и меланхолию вот эту,
Лишь говорит: «Мой друг, стихи
не заворачивай в газету.
И электронной шелухе
не уделяй вниманья много...»
Так и идём рука в руке,
И выбирает нас дорога.
Февральская печать
Снеготочит февраль.
Размытый горизонт
слезится на ветру
сырою акварелью.
А Карл опять украл
кораллы, обормот,
и Кларину игру
прервал кларнетной трелью.
И Клара украдёт
в известный Карлу срок.
Кларнету не звучать,
как не блистать кораллам...
Вновь лестничный пролёт
с глазами на восток –
февральская печать,
подкрашенная алым.
* * *
Вновь диковатый
замёрзший март
ломает ветку
оси абсцисс.
Координатор
Рене Декарт
линует в клетку
апрельский лист.
Черкнёт игриво
ось ординат,
выходит чинно
из-под руки
ретроспективой
весны расклад.
А я навинчен
на нервяки.
Лимонной долькой
врачую стресс,
чаёк с мелиссой
мне лучший друг,
плюс бандеролька
c Ali Express...
И отпустило...
На новый круг.
* * *
В серый омут октябрьского неба
Брошен камень – вороньи круги
Разбежались пунктиром нелепым
Над ветвями поникшей ирги.
Пропадают цвета из палитры,
Город этому действу не рад...
То ли заговор, то ли молитву
Я шепчу, повторяя стократ:
«Перекаты предгорий, предзимий,
Пересказы преддверий, предтеч
Перетянуты ниточкой синей...»
И навязчива странная речь –
Грай вороний замешан на глине
Отсыревших со временем слов.
В серый омут осенней полыни
Горьким ветром меня занесло.
* * *
Седьмую ночь артхаусные сны.
Нет нарратива – кадры, пятна, вспышки.
Сквозное ощущение одышки
И запах свежеспиленной сосны.
Обломки мачт и волн далёкий гул
Слепому режиссёру на потребу.
На фоне равноденственного неба
Лишь одинокий колченогий стул.
Вокруг него в мерцании цветном
В движении неровном и латентном
Размытость лиц на мёбиусной ленте.
И я борюсь, борюсь во сне со сном.
Попытки рассмотреть границы лиц
Приводят лишь в объятия тумана,
Где персонажей со второго плана
Выхватывает магниевый блиц.
Фотограф пьян, эмоции мертвы,
На фото постановочное счастье.
Но удается вычленить ненастье
Сквозь паттерны редеющей листвы.
* * *
Эта точка на карте
не город, приятель, а крап.
В этой сборной колоде
такие на каждой второй.
Ты уверен на старте
и вроде в коленках не слаб,
но мечта о свободе
затянет нелепой игрой.
И в безумии страсти,
уставшим чертям вопреки,
ты хватаешь колоду,
опять покупаешь билет...
Вновь тасуются масти,
проливы и материки.
С каждым новым заходом
надёжней теряется след.
С каждой новой раздачей
всё дальше дорога домой,
где червовая дама
давно проглядела глаза.
Ну, а ты наудачу
шагаешь упрямо за той,
что не ведает срама
и прячет в кармане туза.
* * *
Ощущенье весла в заскорузлой сведённой руке
Да предчувствие света вдали, вот и вся недолга.
Я на жалкой лодчонке сную по великой реке,
Как стежками сшивая разорванные берега.
Ощущенье того, что живу эту жизнь не с нуля.
Вот и искорки света на волнах привычно рябят.
Это было уже: приходилась мне домом Земля.
И тогда, и теперь изменить можно только себя.
Изменить можно только себе, и иначе – никак.
Остальное лишь следствие внутренних дрязг и тревог.
Я мечусь по реке, ошалевший от света чудак,
И с улыбкой за мной наблюдает неведомый Бог.
* * *
Не ты это начал,
И выбрал всё это не ты,
И поздно менять
Бескозырные эти расклады,
Но плавится небо
В лучах самой верной звезды,
А значит, стоять
И стоять до вечерней прохлады.
Не ты это начал,
И кончится всё не тобой,
А значит, стоять,
Дожидаясь пришествия смены.
Мол, хочешь - не хочешь,
Ты этой земли часовой,
Как дом на юру
Или этот вот колос ячменный.
Не ты это начал.
Но если нет смены пока,
То надо стоять
И в безлунную стылую полночь.
Колосья уложит
Незримая чья-то рука,
Но может быть ты
И успеешь к кому-то на помощь.
* * *
Фатализм Экклезиаста поделив на свой авось,
Божий промысел рулеткой перемерив,
Мы вращаем по фэн-шую под углом земную ось
И в астрал с носка распахиваем двери.
Нам гадания без толку – ни к чему знать наперёд –
Где, когда, кого настигнет волчья стая.
Ведь всё так же в час урочный наше солнышко встаёт,
И хохочет колокольчик – дар Валдая.
* * *
Наше новое завтра – лишь чьё-то вчера,
Перепетый мотивчик, ремейк декораций.
Окаянные дни, под Москвой вечера –
Сколько было всего, дорогой мой Гораций.
Каждый слышит лишь то, что услышать готов.
Каждый верит лишь в то, с чем согласен смириться.
Полуночные песни ослепших кротов
Да мельканье огней сквозь летящие спицы.
Поначалу в разгон, а потом и вразнос,
Каждой строчкой в мозгу разрывая сосуды,
Каждый день обязательный суточный взнос
В погашение кем-то полученной ссуды.
Строить новый ковчег в виртуальном мирке,
Возводить зиккурат, одеваясь в обноски.
И опять на колючем и злом ветерке
Одинокая женщина на перекрёстке...
* * *
И когда каждый камень займёт своё место,
и незыблемой станет небесная твердь,
утомленные боги объявят сиесту
и забудут в дремоте за нами смотреть,
мы с тобой ускользнём из тяжелых объятий
вездесущих «нельзя» и нелепых «зачем»,
мы с собой не возьмём ни молитв, ни проклятий,
ни долгов, ни имён, ни заученных схем.
На молочном пути кисели отвердеют,
став прокрустовым ложем для белой реки,
озорно подмигнёт интриганка Галлея:
«Ох, ребятушки, сны у богов коротки,
Ну а там, за рекой, жизнь светлей и масштабней...»
И оставим мы всё на пустом рубеже,
пробежим по мосту, и осыпятся камни,
и спохватятся боги, да поздно уже.
* * *
Сто первый день, сто первый километр.
Обыденность, обмыленность, кромешность,
Из всех щелей сквозящая неспешность
Да прошлой жизни потускневший фетр.
Растрачено средь серого сукна
Шальное серебро на ложки-вилки,
И кошка рыжая подобием копилки
Застыла, отвернувшись от окна.
Складывать слова…
Пока моя седела голова,
Я шел через иллюзии и битвы,
Чтоб научиться складывать слова
В неясное подобие молитвы.
Слова толпились, не держали строй,
Я их ровнял то рифмой, то размером.
Приставок гомон, окончаний рой
И суффиксов безумные химеры –
Всё есть игра. В корнях искал я суть,
Вязать старался туже с каждым слогом.
И превращалась в амальгаму ртуть,
И отражалась жизнь в ней понемногу.
Всё чаще проступали сквозь туман
Картины мира, логики начала.
И голову кружил самообман,
Что вот уже молитва зазвучала.
Но каждый раз себя ловил на том,
Что сложностью плетения узора
Гоню я мысли тягловым скотом
И балансирую на грани вздора.
А лёгкость, простота и глубина
Даются трудно, далеко не сразу.
Ах, как же сладко вторит им струна
Неслышная, невидимая глазу...
Но сколько ни тверди себе: «Халва»,
У результата привкус горьковатый –
Я научился складывать слова,
Теперь бы разобраться с адресатом.
.............................................................
Вновь чётки дней в раздумье теребя,
Стихотворю не славе на потребу.
Пишу стихи, чтоб выплеснуть себя,
И раз за разом адресую небу.
© Сергей Востриков, 2015–2019.
© 45-я параллель, 2019.