* * *
И ненароком, невзначай
Я в толчее метро московского
Вдруг вспомню, как ходил трамвай
От Балчуга до Климентовского.
Маршрут был короток и прост,
Пути – понятными и близкими.
Трамвай тот ехал через мост,
Серебряными сыпал искрами.
Он шёл, отчаянно звеня,
Вёз взрослых, девочек и мальчиков,
Моих родителей, меня –
От Климентовского до Балчуга.
Смотри в окно и не зевай,
Восторгом, радостью охваченный...
Давно не ходит тот трамвай,
И рельсы не лежат на Пятницкой.
И всё-таки который год,
Отчаянно звеня подковками,
Он в памяти моей идёт,
Идёт со всеми остановками.
Давно Москва уже не та,
Но я качусь вдоль сквера пышного,
Дуги Горбатого моста,
Метро, кондитерского, книжного.
Необозримый материк,
Смешная детская считалочка,
Вся наша жизнь – всего лишь миг,
Один короткий миг.
Вразвалочку.
* * *
Она довольно рано началась –
Не бог весть что. Пустяк. Такая малость! –
Восторженно-мучительная связь,
Которая с тех пор не прерывалась.
Живи, смотри вокруг и не зевай!
И хоть зимой моё болело горло,
Но я кричал отцу на весь трамвай:
«Смотри, смотри! Река уже замёрзла!»
Я был тщедушен и большеголов,
Словами шпарил как из пулемёта,
И знал уже так много новых слов.
И было мне тогда всего два года.
* * *
Не увидеться нам, не собраться,
Не поехать на ёлку в Кремле.
Где теперь вы, друзья мои братцы, –
На земле на какой?
И в земле…
Снег идёт. Суета на вокзалах,
И на ветках сидят снегири.
По планете нас так разбросало,
Что попробуй теперь – собери!
Всё быстрее, быстрее скольженье
Наших лет быстротечных и дней.
Центробежно планеты движенье.
Удержаться бы только на ней.
* * *
Жизнь так похожа на кино,
И всяк из нас – артист массовки,
И далеко не всем дано
Подняться выше подтанцовки.
Мы полный зал не соберём.
Искусство вечно и условно.
Я – третий справа, с фонарём,
Но свой фонарь держу я ровно.
* * *
Промозгло ночами и сумрачно днём,
Ненастная нынче погода,
И странно мне в городе-граде моём,
Как в храме другого прихода.
А в небе горят и горят фонари,
Проносятся птиц запятые.
И в каждом приходе напевы свои,
Юродивые и святые.
* * *
Чем вдохновлялись мы,
Чем нынче вдохновились,
Что заставляло нас
Спеша идти вперёд...
Часы всё шли и шли
И вдруг остановились.
Внезапно у часов
Закончился завод.
Звенела тетива,
И вдруг она ослабла,
И реку перейти
Легко повсюду вброд.
Вот так и в жизни всё
Кончается внезапно.
Поди узнай – когда
Закончится завод.
* * *
Конечно, врут безбожно зеркала
И по-другому многое сегодня:
Никто не распивает из горла
Теперь чекушку в грязной подворотне
И по утрам уже не пьёт рассол,
В районный центр не ездит на дрезине,
В советский не вступает в комсомол,
Не давится за мясом в магазине.
Но те же клёны листьями сорят,
И на душе по-прежнему тревожно,
И так же, как и двести лет назад,
Бурьян – куда ни глянь –
И бездорожье.
* * *
С годами выше поднебесье,
И, вероятно, неспроста
Бессильна, ничего не весит
Словес трескучих пустота.
В своих твореньях будем кратки,
В них многословье ни к чему.
Весомо – что в сухом остатке,
«Вода» – ни сердцу ни уму.
* * *
Хошь не хошь, но от них мы зависим
Ныне, присно, во веки веков –
От своих неотправленных писем,
От своих недосказанных слов,
От нелепых пустых обещаний,
Что не стоят, увы, ничего,
Торопливых, неловких прощаний
Там, в начале пути своего,
От того, что когда-то не спели,
Недопоняли и не учли,
Что когда-то, увы, не сумели,
Что когда-то, увы, не смогли.
* * *
Ледяная ночь, мистраль,
(Он еще не стих).
Иван Алексеевич Бунин
Век ты мой, лицемер, обормот и враль,
Каждый из нас искорёжен тобой и изломан.
Вот возьму для стихов я затейливый шрифт Mistral,
Он, конечно, изящнее, чем Times New Roman.
Пусть стихи мои злая оставит тоска-печаль,
Стану я веселей и удачливей всех на свете,
Ненароком забыв, что причудливый этот мистраль –
Это дующий с гор холодный северо-западный ветер.
* * *
Рутинных дел невпроворот,
Конфликт между душой и телом...
Какой тяжёлый долгий год,
И как же быстро пролетел он!
Дождь моросящий, ледяной.
И ветки на деревьях гнутся.
Хоть каждый день стоял стеной,
А – не успели оглянуться.
* * *
Он не был, этот дом, воспет
Твоей капризной лирой:
То, что имеем, мы, увы,
Не очень-то храним.
Хотя, конечно, этот дом
Точней назвать квартирой –
Не всё ль равно? Он был твоим,
Но стал навек чужим.
Чужими кажутся в окне
Леса и перелески,
Мы с ним давно разделены
Широкою межой.
Чужие люди в доме том,
Чужие занавески,
Чужие песни там поют,
И дух давно чужой.
Что делать! Прежнего житья
Пролистаны страницы,
Среди созвездий и светил
Проносится Земля.
Но помню – ночью разбуди! –
Как стонут половицы,
А за окном о чём-то всё
Вздыхают тополя.
* * *
Где-то горы встают за окном,
Индигирка течёт и Онега,
А у нас день за днём снег с дождём,
Налипание мокрого снега.
Где-то Лена течёт, Ангара,
Фонари зажигают и свечи,
А у нас, как ни странно, с утра
Не то день, не то ночь, не то вечер.
Но – спускаются с неба слова,
Но – проходит минутная слава,
И несёт свои воды Москва –
Так торжественно, так величаво.
* * *
Тускнеет серебро, недолговечна медь,
И короток наш век, и годы угловаты,
Просты мои мечты и незамысловаты,
Немногое дано на свете нам успеть.
Ещё разок сыграть партейку в домино,
По старому столу костяшкой щёлкнуть звонко,
Ещё раз посмотреть в то самое окно,
Где падал первый снег, когда я был ребёнком.
Ещё хотя бы раз увидеть ледоход,
Не трусить, не ловчить, не лгать и не лукавить,
И снова по весне почувствовать полёт
Во сне иль наяву,
Во сне иль в полуяви.
* * *
Хоть это непросто, сжимай путеводную нить –
Часов и минут заповедные, жалкие крохи.
Приметы ушедшей эпохи успей сохранить,
Приметы своей в никуда уходящей эпохи.
Об этом забыть и придумать такое нельзя,
Что именно здесь довелось мне на свет появиться.
Родители там молодые и живы друзья,
Деревья иные, и флаги другие, и лица.
Другие витрины, и окна других городов,
И души забытой, утерянной ныне закалки.
И небо иное, другой аромат у цветов,
И Спасская башня в окошке моей коммуналки.
Какой-никакой, а привычный, домашний уют –
Пускай в темноте-тесноте, но зато не в обиде.
Я лбом прижимался к стеклу и смотрел на салют –
Такого салюта нигде уже больше не видел.
Наивные песни, и блёстки цветной мишуры,
И Спасская башня – недели её и минуты.
Лишь в детстве повсюду цветут золотые шары
И в небе павлиньи хвосты распускают салюты.
* * *
Это долгие годы почти невозможным казалось,
Только всё же мне здесь наконец побывать довелось,
Дом мой первый, заветный, с которого всё начиналось,
Дом заветный мой, первый, с которого всё началось.
Жизнь за окнами шла – то войны продолженье, то мира,
Люди жили, тужили, любили, сходили с ума,
И где раньше была коммунальная наша квартира,
Там теперь ресторан: хачапури, хинкали, долма.
Впрочем, что нам с того? За окном – тот же снег-беззаконник,
Та же Спасская башня и Храм, что на Рву, Покрова,
Тот же пол деревянный, широкий, как мир, подоконник,
И всё та же река за окном под названьем Москва.
© Сергей Штильман, 2022–2023.
© 45-я параллель, 2023.