* * *
в белом-белом снегу чей-то красный кровавый след. это я за тобой бегу уже где-то полсотни лет. календарь постоянно врёт. тот, кто верил в него – погиб. он людей превращает в лёд, а дома обращает в пыль. нет ни времени, ни границ. пустота. и в ней я и ты.
ты идёшь и не смотришь вниз,
опасаешься высоты.
в белом-белом снегу чей-то красный кровавый след. это я за тобой бегу, испугавшись чужих примет, начитавшись чужих невзгод и нажравшись чужих потерь. я бегу и который год не могу подойти к тебе. это слишком дурацкий квест «ты умрёшь, но пока беги».
напиши мне хоть смс, знаешь, длинное, о любви.
чтоб забыть, что вокруг туман, чтоб развидеть страну чуть-чуть. чтоб подумать, что где-то там будет всё так, как я хочу. говорят, что любовь слепа.
как тошнит от таких речей. я несу её на руках, хотя ей не помочь ничем. снег хрустит, заметает путь, режет кожу морская соль. когда я тебя догоню
растворишься ли ты, как сон?
в белом-белом снегу чей-то красный кровавый след. это я за тобой бегу. зацени же, каков момент… как в «бой с тенью», но в триста раз круче, ибо здесь я и ты. я расту и пишу рассказ, в нём политика и коты. и щепотка вселенских бед, гнев бальзаковского огня. я надеюсь на хеппи-энд. он, наверное, на меня.
я расту, то есть каждый день моя память меняет стиль. даже самый жестокий зверь с бесконечным запасом сил был когда-то малыш, и я, что прочла не один роман, вывожу из себя ребят так, что те валят по домам. видишь, всюду горят мосты. просто так. чтоб теплей спалось. я бегу за тобой, но ты жжёшь асфальт, хотя мог бы мост.
в белом-белом снегу чей-то красный кровавый след. это я за тобой бегу, уже где-то полсотни лет. сколько там этих городов, отсидеться в чужих домах… ты ведь тоже не был готов, но всю жизнь проведёшь в бегах
от себя самого, как лис. чтоб стезя не оборвалась,
мы бежим и не смотрим вниз. только б, господи, не упасть.
человек человеку – бог, мир, война, города, стихи. он – журавль и серый волк.
не смотри на меня.
беги.
* * *
никого не любил из них, не берёг
не жалел, не радовал по утрам
в каждом доме, Зоряна, живёт свой Бог
в моём сердце лишь ты одна
и когда я выгнал тебя на декабрьский жаркий снег
ты несла чемодан и плакала, как дитя
я, наверное, выгнал Бога. скажи-ка, смех:
говорить с другими, верить в тебя.
и когда я строил из себя короля-царя
думал, что умнее тебя, что намного тебя главнее
я, наверное, не знал, что могу тебя потерять
ты поймала машину цвета хаки, что потемнее
и асфальт дрожал, и желтели листья, и гнил металл
и болело всё: слова, голова и время.
* * *
никаких тревог, никаких надежд, проснуться, помыть посуду. город спит, воздух горек, горяч и свеж, а тебя будто ветром сдуло
хоть с тобой жизнь смотрела мне прямо в лоб, будто брат, обнимала пламенно
и хрустел хребет, закипала кровь
мы срастались живыми ранами
и гремела попса где-то там вдали,
страсть сюжета дискавери; странными
нас обоих никто никогда не любил, так что да, все о’кей, каждый сам теперь
это правильно; хищно бегу на крыльцо
ты в другую, конечно же, сторону.
я привыкла к историям с адским концом
и мне всё равно всё равно всё равно
* * *
никогда, но к тебе по дороге каменной
сквозь дома с пирогами их и богами их
сквозь глухие деревни в остывшем пламени
сквозь пустые отели, где все одни
я же вроде охотника, вроде киллера
мне бы просто понять «ты бы смог любить меня?»
в каждом баре щемящее «обійми мене»
так, что что-то дёргается в крови
никогда, но к тебе сквозь шаги вполголоса
через мёртвый пейзаж в освещении розовом
через старые песни, что сплошь разбросаны
через реки, где нет воды
путь извилистый, а значит, дорога верная
сторож кормит собак, значит, я не первая
я прошу, не бросай меня в этом времени
говорю, давай перейдём на «ты»
там, где мы молчали – другие плакали
кто-то вместе с листьями жжёт слова мои
здесь когда-то цвела золотая яблоня
а теперь только дым и жесть
я-то думала, схвачу тебя, ну, чтоб больно аж
так бывает: стучишь в чей-то дом заброшенный «я сюда, мне всё надоело, боже мой.
дай мне шанс ещё, если есть».
так и я иду к тебе; меркнет улица
молодежь таращится, кровь волнуется
здесь легко заблудиться, если задуматься.
здесь ладони становятся горячи
я иду к тебе, чтобы вцепиться в спину и
горячо дышать «твою мать, держи меня,
говори со мной, думай со мной, смеши меня».
а не выгорит – вновь растворюсь в ночи.
* * *
я злой и страшный серый волк
но ты мне нравишься, приятель.
иду к тебе, чтобы обнять, но
тактично пялюсь в потолок
светло, напряжно, как во сне
в словах нет смысла, кроме боли
но сколько нужно алкоголя
чтобы реально всю успеть
и мы молчим, как две реки,
нам больше некуда деваться
и страшно тянет целоваться
но мы сжимаем кулаки
так хищник устаёт от бед
а я беру слова обратно
так ты прочтёшь стишок квадратный
и не поймёшь, что о тебе.
и я курю, глядя в окно
не сплю, наверно, двое суток
свет бьёт стекло, как бьют посуду
вдруг отрекнувшись от всего.
* * *
меня не спасали. всё просто, как марш бросок.
никто на моих врагов не спускал злых псов, никто не ждал меня ни у метро, ни у серых скал, никто меня не искал
никто за меня не дрался, не звал кентов, никто меня пьяную не прятал в своё пальто, никто не выслушивал, не гладил по волосам, никто не смотрел в глаза
никто не будил меня, не слушал мои стихи, никто никогда не ел мои пироги, никто не прощал меня, не пел под моим окном, не спрашивал, где мой дом.
никто не сидел со мной на кухне, кляня судьбу, никто никогда не нёс меня на горбу; как после войны – внутри пустота и грязь, гляжу на тебя – а ты бы, наверно, спас.
и в полночь, когда все сходят с ума от бед, я вместо овечек считаю шаги к тебе, хоть сердце не любит подачек, угроз, мольбы, и вряд ли вообще-то примет тебя любым.
* * *
с кем ты танцуешь, милая? не одна ли?
нас всё не сводит судьба, это, в целом, больно, но
боль – ощущение времени, запах города
если она проходит, то пахнет золотом
не потому ли ты никогда не носила золото?
ты говорила «золото... так вульгарно».
с кем ты танцуешь, милая? что он дарит?
серьги? кастрюли? пошлые анекдоты?
розы? ты никогда не любила розы.
он-то, наверное, думает, что ты любишь.
розы, браслеты, розовые флаконы
гладкие простыни, картины и кружева
что ещё можно желать
он-то не знает, что ты понимаешь в картах
знаешь, что толстолоб обожает зелень
если на хищника – то утром, когда светает
чтобы вода прозрачная и простая
и ты встаёшь, чуть ласковая с похмелья
пьёшь растворимый кофе, хватаешь спиннинг
шутишь, мол, «могла бы дальше»,
хотя нормально.
он-то не видел, как ты тонкими руками,
вооружившись отчаяньем и терпением
лезешь к аккумулятору с фонариком и отвёрткой,
чистишь форсунки, меняешь воздушный фильтр
и проверяешь уровень масла, будто
важный профессор придумывает эпитет.
ты говорила, у нас ничего не выйдет.
но у нас вышло больше, чем бы хотелось
бег по вокзалу, волосы в каждом блюде
вытереть влажной салфеткой твои ботинки
ночью бежать в магазин за коробкой «always»
предугадать, что ты скоро опьянеешь
и накормить, чтоб ночью не стало плохо
да, я бы мог процитировать Фета, Блока
но ты внезапная, ты вечно ломаешь ритм
просто скажи мне, что он тебе дарил?
он-то ведь думает, что ты любишь вино и сёмгу
он ведь не знает, что ты обожаешь ролтон
и макать хлеб в горячий томатный соус
если нет соуса – ты даже за стол не сядешь.
он-то не знает – ты любишь пить пиво летом
чтобы был ветер, но солнце чуть жгло макушку
чтоб официант был улыбчив, но так, не слишком
ведь те, что слишком – обязательно плюнут в кружку.
он ведь не знает... как ты себя стеснялась
зубы кривые, нос чересчур огромный
хотя тебе всё это лишь показалось
со стороны виднее, поверь мне, птенчик.
как ты боялась лишний раз улыбнуться
как ты меня боялась вначале, помнишь?
как тебе было жаль всех детей на свете…
как ты ревела возле бездомных кошек
и как родители выбросили собаку
ты умоляла оставить – не разрешили.
ты говорила: «у взрослых совсем души нет
плотные несчастные сухофрукты».
ты мне рассказывала это на кухне утром
и мне казалось, что ты совсем ребёнок
пусть тебе и за двадцать, и ты умеешь
бить, ловить рыбу, ставить воздушный фильтр
ярко жонглировать матерными словами
но не умеешь принимать решения об ипотеке.
это вроде бы и здорово, но такое.
не понимаешь вначале, что с этим делать.
и я не понял. понял, когда ушла лишь.
понял, что никогда не любил животных
даже людей
потому что в тебе увидел
эту любовь – острее моей намного
точную, будто формула Пифагора.
* * *
я бы мог защитить тебя от всего
от бури, грозы, огня
и от мутной воды, и от тех, кто любил тебя до меня
я бы спрятал тебя в ладонях, тихо, как чистый лист
никакая б грязь тебя не коснулась, войны б не добрались
и зарёванную целовал бы в щёки, слушал бы до утра
прижимал бы тебя, как щенка, к груди, пальцы б перебирал
на любые твои кошмары достал бы хороших пуль
и не ври мне, малыш, что ты большая и
злющая, как питбуль
я бы защитил тебя от насмешек, пьянства и воровства
я бы ждал тебя годами возле подъезда, подмигивал злым глазам
время лжёт, смеётся и дует губы, ангел грустит в гостях
я бы спас тебя от чего угодно
от кого угодно
кроме себя.
* * *
Кто-то из бара ползёт, как жук
Кто-то кривится.
а ты уходишь, я вслед твержу:
посиди со мной.
холодно нынче, а эту боль
мне не вынести
но ты уходишь, и чёрт с тобой.
посиди со мной.
руки в карманы, бегу вперёд
как от выстрела
дом, супермаркет, аэропорт…
посиди со мной.
взлёт, рядом толпы чужих и злых
пахнет сыростью
взгляд наворачивает узлы.
посиди со мной.
выдох, посадка, кафе, такси
сдохнуть мысленно.
как это «я не расслышал, прости»?
ты же близко. был.
не отмотать, не отдать другим
кто ж тут выстоит
три резких слова, какой-то миг.
«посиди со мной»
* * *
девочки плакали, сидя на лавочке, хором, навзрыд, навек
тонкие пальчики держали стаканчики с солнечным божоле
капали слёзы
чёрные, мутные
страшные, как гроза
девочки плакали
каждое утро
об этом никто не знал.
девочки плакали, скрипели зубками,
корчились от огня
девочкам снились леса с незабудками
верёвочки для белья
девочкам снилась война в родном городе
предательство, танцы, смерть
девочки плакали
девочки помнили
всё, что пришлось стерпеть.
* * *
и я наберу тебя, и я соберу тебя, и я тебя заберу
мы выпьем за завтраком, мы вылетим за город, найдём себе конуру
поймаем форель, костер забабахаем, споём, заведём кота
оденемся в лёгкое, схватимся за руки, пока вокруг темнота
«и я наберу тебя, и я соберу тебя, и я тебя заберу»
мне слышится вечером. опять померещилось. иду на балкон, курю.
© Роксолана Гулинская, 2021.
© 45-я параллель, 2021.