Ретросериал-45
Серия 12
...переживать неприятности
по мере их поступления
Александр Ширвиндт. Сентябрь 1992 года, №30
Акцент-45. Не столь давно народный артист РСФСР Александр Ширвиндт принял решение покинуть пост художественного руководителя Театра сатиры из-за проблем со здоровьем. Это произошло осенью 2021 года. Александр Анатольевич, достигший почтенного возраста – ему исполнилось 87! – сказал: «Я же не кокетничаю, я действительно болею, меня не отпускают доктора». Да, грустная фраза. И как всегда в стиле АШ. Поклонники его таланта отлично помнят едкие и остроумные высказывания и афоризмы, принадлежащие мастеру и опубликованные в его книге «В промежутках между». Вот, к примеру, несколько цитат – навскидку.
«В старости есть маразм. В молодости есть тупость. Они всегда сменяют друг друга. Живут на равном расстоянии от главного…»
«Хочу посоветовать человекам: на все позывы организма — физиологические, половые, социальные и творческие — нужно откликаться молниеносно. Любое промедление — а не рано ли, не поздно ли, не страшно ли и так далее — наказуемо».
«Старость — это не когда забываешь, а когда забываешь, где записал, чтобы не забыть».
«Мы обожаем расхожие выражения, которые почему-то становятся истинами. “Если человек талантлив, то талантлив во всём“. Бред. Я знаю нескольких гениев, не способных вбить гвоздь или сварить яйцо».
«После того как мы решили освободиться от советского прошлого, мы ничего не создали, кроме эфемерных надежд. А вектора-то нет! И нет корней, потому что их всё время выкорчевывают. А теперешние саженцы крайне подозрительны».
«Странная актерская болезнь — привыкаемость к узнаваемости. Ужас этого недуга в том, что узнаваемость подчас исчезает, а привыкаемость к ней — никогда».
Хорошо! Очень хорошо! Но пора на машине времени-45, слегка припылившейся в нашем ангаре-архиве, перенестись на три десятка лет назад.
...переживать неприятности по мере их поступления
Театр Сатиры начинается с юмора. Собеседник «45» – актёрище этого театра – тоже начинается, как нам кажется, с юмора. И с обаяния. Перед тем как основательно пристать к Александру Ширвиндту со своими «занозами», наш корреспондент Валерий Харонов спросил:
– Какой вопрос вы хотели бы задать самому себе?
– Не надоел ли я Ширвиндту?
– И ответ?
– Ответ мне получить не с кого.
– Это вопрос такой, конечно, интересный. На прочие вам кое-что могут ответить ваши друзья. У вас широкий круг общения?
– Он сужается со страшной силой, к сожалению. Впрочем, он и был довольно узок, но новых приобретений уже не бывает. Был круг друзей, отношения были плотные и абсолютно кустовые. А когда три четверти друзей умерли, то общение чаще всего случайное. Более-менее милое, но ничего плотного уже не возникает.
– Как у Левитанского: «Всё уже круг друзей, тот узкий круг…» А были ли в вашей орбите люди, оказавшие на вас максимально большое влияние?
– Были люди, которые были сильны. А сильные люди имеют, несомненно, воздействие, если им интересно заниматься кем-то. У меня в жизни были два-три таких человека, к которым я относился серьезно. А так как они были сильными, то я вынужден был подчиняться и что-то такое хорошее делать… Потому что, если сам все знаешь, сам все видишь и понимаешь – то тогда трудно. «Мессией» этаким становишься…
– Может быть, это судьба? Кстати, в судьбу верите?
– В судьбу глобально – нет. В приметы верю. В сочетание каких-то неожиданностей.
– И было мощное такое сочетание, которое что-то изменило в вашей жизни?
– Не знаю. Ведь мы потом все эти приметы «подлопачиваем»… А сейчас и это бессмысленно… Сейчас, вообще, шабаш! Когда эти вялые астрологи с испуганными лицами витиевато рассказывают, что до пяти часов можно жить полной жизнью, но лучше все-таки начать в четверть шестого, – вполне можно сойти с ума! Причем совершенно ясно, что они не могут жить этой жизнью ни в одно время суток. И шабаш астрологов, знахарей и колдунов – все это примета катастрофы времени. Так было всегда.
– Ваше отношение к Богу?
– К Богу уважительное отношение. Очень… Но так как мы атеисты по воспитанию и образованию (по рождению) – то я скорее суеверен, чем религиозен. Причём суеверен довольно противно.
– Но вы, судя по многим признакам, оптимист.
– В принципе я – вялый оптимист. Движения произвожу, но очень медленно.
– У вас, вероятно, есть некий рецепт – как выжить в наше время?
– Ирония и самоирония. Но сейчас, боюсь, этих компонентов недостаточно, надо еще и пистолет иметь на всякий случай.
– Пистолет на всякий случай – не главная черта вашего характера?!
– Главную черту своего характера точно не знаю. Может быть, пассивная воздержанность.
– Что-то хотели бы в себе изменить?
– Многое изменить, но не сегодня, а лет сорок тому назад. Сегодня можно ошибаться. Потерять даже то минимальное, что есть. Одно время я очень хотел стать таксистом – всегда новое общение, много интересного.
– Но ведь и так живете на «колесах»?
– Да, конечно. Но вы знаете, «экскурсии» и за рубеж в том числе – это интересно раз, два, три, ну, четыре… Потом начинает надоедать. Потому что все равно попадаешь в ту же среду эмигрантской оседлости… Публика, в принципе, одна и та же: в Сиэтле, Черновцах или Москве. Только когда выходишь из зала, то на улице Сиэтл. А внутри сидит наша аудитория… причем везде… Жуть! Америка, Израиль, Неметчина, Канада – везде наши! Выйти на мировую аудиторию мы не можем, потому что привязаны к слову, русскому слову. Вот если бы мы с Мишей Державиным были бы Барышниковыми – вот тогда, может быть…
– Вы останетесь?
– Останутся какие-то моменты устного актерского эпоса. Наше искусство совершенно эфемерно, оно не фиксируется. А кино, которое было, все практически уйдет. Ну, может быть, останутся какие-то мемориальные кусочки из истории какого-то театра: там еще можно промелькнуть, зафиксироваться во времени… Вообще, негоже думать, что актер – нечто, сделанное на века. Такое в нашей среде очень нелегко и очень редко.
Мы с Державиным пытаемся что-то делать: идут наши творческие вечера. Но это когда народ раскрепощен, когда он чего-то хочет… народ очень усталый и несчастный. Мы пытаемся не говорить о проблемах – от колбасы до Ельцина. Пусть люди просто посмеются, отдохнут немного. Вот Театр Сатиры – какое-то мистическое название. Какая могла быть сатира?
– Но ещё и пишете?!
– Пишу, но с таким трудом… Еще хуже, чем играю. Потому что, для того чтобы сесть за лист, мне нужно: шесть раз принять душ, десять раз переложить листочки, а потом, зажмурившись – ну, все! Пишу! Не то, что есть люди, которым я страшно завидую, которые пишут, пишут, пишут… Это графомания, но тем не менее, это хороший признак.
– Может, вы хотели бы пожить в какой-нибудь другой исторической эпохе?
– Знаете анекдот? Плывет корабль через Атлантику из США в Европу, а навстречу ему другой корабль с эмигрантами… Они сближаются к борту борт. У бортов стоят два еврея… Один крутит пальцем у виска, и второй делает тоже самое! Так и с историческими эпохами.
А побывать – это другое дело – все-таки в Ренессансе. Интересно, как там все это происходило…
Наше время, с точки зрения постороннего, – замечательное! Но жить хотелось бы, когда об этом времени уже будут писать воспоминания и монографии. Влипли мы, конечно, прилично…
– Остаётся надеяться на чудо. С вами чудеса происходили?
– Чудеса – нет, а неожиданности – да. И самая большая неожиданность, наверное, что мы еще живы. Правда, правда… Жизнь актерская очень сложна. С перепадами бог знает куда, с перелетами – Спитак – Иерусалим – Лос-Анжелес – Театр Сатиры – завод – родильный дом – Владивосток – Петербург… Самолеты, самолеты, самолеты… Поезда, поезда, поезда… Машины, машины, машины…
Конечно, это случай, что мы живы…
Когда умер Володя Высоцкий, я помню, все говорили: ах, он так рано умер – в сорок два года! Но за эти сорок два он прожил по насыщенности жизнь, равную тысяче жизней обывателей. Буквально по всем параметрам. Я так считаю.
С Высоцким мы не были дружны, но были хорошо знакомы и общались довольно часто. Он был очень неоднозначный, очень сложный человек. Знаете, после смерти все превращается в медаль и обелиск. Нормально у нас ничего не бывает… Да, и не надо, может быть…
– У вас спокойное отношение к смерти?
– В последнее время совершенно спокойное. Боязливое, конечно, что не успею вывести внуков на пенсию… Все как-то для них обустроить… Знаете, хорошо умереть так, чтоб не нагружать собою окружающих.
Как Петр Щербаков – во сне… Или как Андрюша Миронов – на сцене… Но это такие редкие случаи.
– Вот вы сказали внуки…
– Двое внуков. Внуки прекрасные. Раньше, когда мне говорили, что чувство к внукам – это нечто совсем другое, чем к детям, я думал, что это литература. Но когда дожил до этого времени, то понял, что так оно и есть. Стал анализировать – почему? А потому, что, когда мы рожали своих детей, сами были знаете кем и бог чем занимались… А сейчас вся эта «старичковая сентиментальность» и дрожь имеет место… Это, оказывается, возвратное, а не смысловое.
Вообще, я – ихтиозавр, может быть, даже монстр в нашем актерском кругу. Потому что практически женат тридцать шесть лет. Это не значит, что все тридцать шесть лет я прожил на облаках, а кругом летали амуры, но факт остаётся фактом.
– Это счастье?
– Счастье – это когда возникает ощущение: «Ну, слава Богу!»
– Пронесло?
– Случилось, удалось… Но чаще всего, вы правы – пронесло.
– Тогда несчастье?
– То же самое… «Тьфу, – слава Богу! – пронесло!» А горе – это потраченные нервы, бессонные ночи… Это то, что остается.
Зато мужчины у нас исчезают просто как класс! Не потому, что у нас мало суперменов с накаченными мышцами… Они есть. Но по совокупности данных понятие «мужчина», по-моему, атрофировалось. Есть самцы, есть культуристы, есть дебилы, есть бизнесмены, есть депутаты… – все это никакого отношения к мужчинам не имеет. К мужчине как к явлению. Поэтому недаром сейчас женщина выглядит гораздо приличнее и оптимистичнее. Во всяком случае, они ещё женственны.
– Вы беспощадны или?
– Я ценю в людях наив, доброту и щедрость. Добро и щедрость – разные вещи. Прощаю недостатки, которые от недоумия, а не от сущности человека или от злости. Беспощаден к предательству, злому умыслу. Круглосуточную интригабельность. Варево интриг.
– Вы различаете любимое занятие и любимое развлечение?
– Различаю, и чем дальше, тем острее… Первое уже несет в себе какой-то труд и даже муку. Второе – отдых и раскрепощённость. Но с годами любое занятие, к сожалению, становится привычкой, а любое раскрепощение уже не приносит облегчения и становится бессмысленным.
– Но все-таки рыбалка…
– Развлечение – отвлечение… Сцена, экран, улица: глаза, глаза, глаза. Круговерть глаз. От этого на самом деле можно сойти с ума!
Возникает желание забиться от всего и от всех сразу. Раньше это всегда были палатки в какой-нибудь глухомани. Теперь, по старости, в палатках холодно и больно пояснице. Еще могут неожиданно подстрелить. Сейчас уже появились «сарайчики». Но все равно времени не хватает на эти сарайчики и рыбалку. Мечтою об этом живёшь все время.
– И, пожалуйста, напоследок любое выражение, этакий ваш девиз?
– Есть такой. Миши Жванецкого. Сейчас он стал моим любимым. «Давайте переживать неприятности по мере их поступления»…
Валерий Харонов
Иллюстрации – портреты героя, кадры
из фильмов – свободный интернет-доступ.