П О С Л Е   Б А Л А

Фельетон

Гуляли мы по высшей мерке,
Ничто нам было нипочём,
Взлетали в небо фейерверки,
Лилось шампанское ручьём.

Какое время было, блин!
Какие люди были, что ты!
О них не сложено былин,
Зато остались анекдоты…

Игорь Иртеньев

В фойе Грибоедов-холла толпились хорошо одетые мужчины и женщины с наружностью лиц свободных профессий. В углу у столов регистрации по спискам выдавали подарки со смыслом: одинаковые для всех, в бумажных пакетах, почему-то, металлические фляжки под спиртное – пустые.

Происходило знаковое событие: юбилей печатного издания с вручением премии творческого Союза имени Адольфа Тяпкина. Читатель уже понял, что мы используем приём Валентина Катаева и зашифруем имена героев, мест и событий, как он сделал это в повести «Алмазный мой венец» (ничего себе аналогия).

Наша героиня, назовём её «белокурая Маргаритка», относительно молодая девушка с двумя детьми и взрослым мужем, впервые попробовала своё журналистское счастье. И стала лауреатом упомянутой премии. Она приехала в краевую столицу вместе со своей коллегой солидного возраста, тоже ставшей лауреатом, Татьяной Микрофон. (Правда, ТМ, Танюшка Микрофонная побеждала уже в третий раз, а рекорды били и не такие: Арчибальд Арчибальдович был награждён 14 раз, другой мастер пера, не будем поминать его всуе – вообще 25).

Оказавшись в шумном и сверкающем огнями роскошном фойе, она на мгновение растерялась. Кто-то махнул ей рукой, она пошла на призыв и в гуще людей увидела столичных коллег: невысокого похожего на тумбочку молодого мужчину в очках и двух очаровательных молодых женщин, в коктейльных платьях. О девушках расскажем особо, они ещё сыграют определённую роль в нашем рассказе. У Катаева, если помните, были две подружки, которых они называли «флакончики», я бы своих персонажей назвал «коктейльными рюмочками». Были они красивы, надменны, с голыми молочно-белыми плечами и длинными и, видно, цепкими руками. Одна – блондинка в красном платье, вторая – брюнетка в чёрном, а может быть наоборот, не помню. Одну звали…, а, впрочем, не будем об этом, ведь женщина прекрасна своей тайной, и для нас тайна, зачем они здесь появились?

Пока они сохраняли доброе расположение духа и пригласили Маргаритку пофоткаться, выкладывая сразу фотографии в соцсети, как с обезьянкой (слова Маргаритки).

И тут, внимание, явление героя, начальника Маргаритки. Назовём его «маленький злобный карлик». Казалось бы, явный плеоназм, но, согласитесь, карлики бывают разные: поменьше и побольше. Наш был поменьше.

Он вошёл в собрание, как капитан выходит на капитанский мостик, без дрожи, но с определённым сладким томлением в душе  и увидел – непорядок. Далее произошло событие, которое будет повторяться в течение вечера ещё несколько раз: «Графиня изменившимся лицом бежит пруду» (телеграмма журналиста о событиях в Ясной поляне после ухода Льва Толстого или телеграмма Остапа Бендера, посланная Корейко, как вам больше понравится). Самый главный руководитель Маргаритки изменился в лице.

– Что вы здесь делаете? – зло спросил он.

– Получаю премию, – послышался мышиный писк.

– Поздравляю, произнесённое сквозь зубы слово сулило несчастье.

Теперь, другая линия. Да, добрый мой читатель, появляется ещё одна героиня, известный творческий работник, назовём её «железный Феликс», это, конечно, не «штурман Жорж», но все-таки.

А в это время встречал всех и уделял протокольное внимание руководитель печатного издания, виновницы торжества, дадим ему псевдоним «Наполеон», не так давно отступивший из Москвы по Старой Смоленской дороге на малую Родину.

Но что это я кормлю вас, дорогой читатель, байками всухомятку. Поднимемся, наконец, в просторный зал Грибоедов-холла.

«Помнят московские старожилы знаменитого Грибоедова!  Что отварные порционные судачки!.. А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой?.. Да джаз, да вежливая услуга!» (Михаил Булгаков).

Признаемся честно, икры и раковых шеек в нашем Грибоедов-холле не было, но «джаз и вежливая услуга» были, да и накрыто все было «чисто, умело».

Стихли последние джазовые синкопы и ведущий предоставил слово «Наместнику». Он был красив и огромен, вызывая в памяти образы эпохи Возрождения. Несомненно прототипом героя бессмертной книги Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» был подобный человек. Он тихим голосом, даже как-то застенчиво указал представленному сообществу правильную стезю, а потом, так же интеллигентно вручил высокие дипломы.

Один из награждённых, мы уже встречали его в фойе под шифром  «Тумбочка» (тоже эпоха Возрождения, но более мелкого калибра), взялся даже ответить и, как водится, разделил своё признание со всем многочисленным коллективом. Словом всё было накрыто «чисто, умело».

И казалось, что завершится высокое собрание традиционно. Ударит знаменитый джаз-оркестр местного СИЗо, покачнутся хрустальные люстры и запляшут лица свободных профессий. Запляшут коктейльные рюмочки (вот и разгадка тайны), подхватив «злобного карлика» и задирая для удобства длинные платья, красное и чёрное. Будут плясать приезжие из Богомданного и Екатериненского районов, чудо-женщины из Баден-Бадена. Их поддержат виднейшие представители творческих структур Марианна Ла Гранд и Адельфина Отточенное перо…

Но мы забыли о главном. О премии Адольфа Тяпкина. И тут начинается самое интересное.

Непоправимое произошло, когда стали награждать женщину – «железного Феликса». Началось как будто безобидно. Получил человек свой диплом с перевранным отчеством (кто не без греха), наконец, конвертик с деньгами, ДЕНЬГАМИ и цветы и вдруг произнёс:

– Дайте мне микрофон, я хочу сказать.

«Наполеон» дёрнулся, как будто хотел прикрыть микрофон своим телом. Несмотря на псевдоним, который мы ему дали, он был человек робкий.

– Ты боишься? – как будто прогремела «железный Феликс». – Не бойся!

И ожидание окончания известного пассажа «Я с тобой», как будто повисло в немом воздухе. «Наполеон» облился холодным потом и сразу «уехал в Баден-Баден» (Даниил Хармс).

Некоторые, кто понимает, напряглись: у Марианны ла Гранд что-то опустилось, а у Адельфины Отточенное перо, наоборот, что-то поднялось.

А сказано было всего-то следующее:

– У меня – много наград. Есть и Ффэфи и масса других. Но премии Адольфа Тяпкина у меня никогда не было. Все, наверное, думали, что она у меня есть.  Вот, наконец, я её и получила. А моему руководителю не нравится моё творчество. Спасибо творческому союзу России, что он оценил мою работу.

Вот и все. Казалось бы, ничего особенного не сказала. Ну обнулила жизненный путь двух генералов от графоманства, ну приподняла имидж тяпкинской премии и всего творческого сообщества. Только и всего. А там уже пели артисты театра оперетты: «Да, я – шут, я – циркач, так что же…». Застольное торжество продолжилось.

«Собрание шумело одобрением и питалось колбасой, сдерживая ею стихию благородных чувств. Водка расходовалась медленно и планомерно, вкруговую и в общем порядке, оттого и настроение участников ползло вверх не скачками, а прочно, по гармонической кривой, как на диаграмме» (Андрей Платонов).

Но главная мажорная тональность вечера была потеряна. Что-то непоправимое произошло в недрах механизма, он продолжал работать равнодушно, но вхолостую.

Только один человек выжидал, чтобы не обнаружить свою крайнюю разгневанность. Догадались, мой читатель? Конечно, это был «маленький злобный карлик». А дальше, как обычно: «Графиня изменившимся лицом бежит пруду». Обходя по околице банкетный зал, он, здороваясь с редкими запоздавшими односельчанами, продвигался к своим леди и, выросши неожиданно у них за голыми спинами, резко скомандовал: «Чего сидите, уходим!» При этом, уже почти повернувшись спиной к залу, мазнул застывшим взглядом по лицу «железного Феликса», сидевшей за этим же столом. Та, ничего не подозревая, была занята зелёным салатом.

На следующий день «Наполеон» созвал экстренное совещание всех участвовавших в застолье, чтобы определить политическую оценку мероприятия. Было решено «считать женщину девицей» (Соллогуб), а именно: праздник прошёл прекрасно в дружеской рабочей обстановке и с демократическими элементами типа «свободы слова», что, в целом, недалеко от правды.

На другом полюсе творческой вселенной края «маленький злобный карлик» бегал по коридорам и орал. Орал так громко и противно, как может орать только слабый мужчина, осознавший неожиданно, что его никто давно не боится. Он орал, откуда взялись эти чудо-женщины, которым он не давал права побеждать и дышать воздухом Парнаса, он орал, как они посмели, он звонил и орал, правда, только Маргаритке, как самому уязвимому звену, кто вообще она такая. Словом это опять был случай, когда «Графиня изменившимся лицом бежит пруду». На страницах этого повествования – (пред?)последний случай. Предшествующий второй части стихотворения Игоря Иртеньева: первые восемь строк которого угодили в эпиграф нашего незатейливо-затейливого опуса…

Заявляем откровенно, ничего этого не было и всякая похожесть с реальными людьми – это жесть, но если очень будет надо, мы готовы предоставить их адреса и телефоны.

Виталий Бережной

Приложение:

«Четвертый сон Веры Павловны» (Николай Чернышевский).

После всех описанных потрясений приснился «маленькому злобному карлику» сон. Тянется к его беззащитному горлу  рука «железного Феликса», он, объятый ужасом, вжимается в тощую простыню, но рука неумолимо приближается… Кошмар! И вдруг эта рука начинает щекотать его под подбородком, как в детстве говорили «под скорлупкой», а добрый материнский голос говорит: «Не надо, паршивец, людей обижать, не надо шкодничать и разбазаривать чужие деньги, стань, наконец, большим, и тогда люди перестанут называть тебя за глаза «маленьким злобным карликом», а назовут как-нибудь «стильным королевичем». Хотя все равно «маленьким».

Проснулся он, как водится в испарине, но обновлённый, и стал хорошим человеком. «И застреливается» (Антон Чехов. Иванов).

Иллюстрации:

карикатуры художника Владимира Ненашева,

одного из мастеров, стоявших у истоков «45-й параллели»