Поэт и гражданин
Воспоминания современника
Часть 3
(Часть 1 см в № 22 (586) от 1 августа 2022;
Часть 2 см в № 23 (587) от 11 августа 2022)
* * *
Евгений Евтушенко объездил весь мир, дружил с многими деятелями культуры, литературы, искусства и лидерами разных стран, включая президентов США. Так что людям, считающим, что эта общественная деятельность противоречит поэзии, придётся возразить, что есть и гражданская поэзия. И можно вспомнить по этому поводу и Пушкина, и Лермонтова, но мне хочется только 8 строчек Некрасова привести:
Вчерашний день часу в шестом
Зашёл я на Сенную,
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из её груди,
лишь бич свистел, играя.
И музе я сказал: «Гляди,
Сестра твоя родная».
Настоящая поэзия – это обнажённый нерв Времени…
Много у него стихов о любви к женщине. И женщин было у него немало. Но, в отличие от большинства мужчин, ни от одной он не отказался.
В стихах о женщинах неизменно много лирики, откровенности, искренности:
Я так много когда-то тебе обещал,
ну а дать ничего не могу –
обнищал.
Обещал тебе нас в синеве и листве,
на зелёной траве,
голова к голове,
и по вишне прохладной за каждой щекой,
и томительно пахнущий сеном покой.
Но не уходит гражданский мотив, не отпускает:
Над Ирпенью сырая осенняя мгла.
Лакировщики мрачно играют в «козла».
Что, я этой эпохи лелеемый сын?
Оцепляется проволокой Берлин.
Голодает деревня,
редеют леса,
но зато космонавты летят в небеса.
Я страшней обнищал –
я душой обнищал.
Ты прости, что так много тебе обещал.
1961
…
Уронит ли ветер в ладони серёжку ольховую,
Начнёт ли кукушка сквозь крик поездов куковать,
Задумаюсь вновь и, как нанятый, жизнь истолковываю,
и вновь прихожу к невозможности истолковать.
…Себя низвести до пылиночки в звёздной туманности
Конечно, старо, но поддельных величий умней,
и нет униженья в осознанной собственной малости –
величие жизни печально осознано в ней.
...С чего это я? Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я? Да с того, что серёжка ольховая
лежит на ладони и, словно живая, дрожит.
1975
…
Я люблю тебя больше природы,
Ибо ты как природа сама,
Я люблю тебя больше свободы,
Без тебя и свобода тюрьма!
…Я люблю тебя больше Шекспира,
Больше всей на земле красоты!
Даже больше всей музыки мира,
Ибо книга и музыка – ты.
1995
Но одно стихотворение всё-таки надо выделить, поэтому привожу его полностью, прошу читающих услышать в его строчках мелодию, почувствовать монотонно набегающие волны морского прибоя, пульсирующий ритм жизни…
Оно, как и многие его стихи, положено на музыку и исполнялось многими музыкантами.
На мой взгляд, это – шедевр!
Любимая, спи!
Солёные брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре.
И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
солёное солнце всосало в себя.
Любимая, спи...
Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пёс наш хромучий,
лохмато-дремучий,
Ложится и лижет солёную цепь.
И море – всем топотом,
и ветви – всем ропотом,
И всем своим опытом –
пёс на цепи,
а я тебе – шёпотом,
потом – полушёпотом,
Потом – уже молча:
«Любимая, спи...»
Любимая, спи...
Позабудь, что мы в ссоре.
Представь:
просыпаемся.
Свежесть во всем.
Мы в сене.
Мы сони.
И дышит мацони
откуда-то снизу,
из погреба, –
в сон.
О, как мне заставить
всё это представить
тебя, недоверу?
Любимая, спи...
Во сне улыбайся.
(все слёзы отставить!),
цветы собирай
и гадай, где поставить,
и множество платьев красивых купи.
Бормочется?
Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись
и окутайся им.
Во сне можно делать всё то,
что захочется,
всё то,
что бормочется,
если не спим.
Не спать безрассудно,
и даже подсудно, –
ведь всё,
что подспудно,
кричит в глубине.
Глазам твоим трудно.
В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.
Любимая, спи...
Что причина бессонницы?
Ревущее море?
Деревьев мольба?
Дурные предчувствия?
Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то,
а просто моя?
Любимая, спи...
Ничего не попишешь,
но знай,
что невинен я в этой вине.
Прости меня – слышишь? –
люби меня – слышишь? –
хотя бы во сне,
хотя бы во сне!
Любимая, спи...
Мы – на шаре земном,
свирепо летящем,
грозящем взорваться, –
и надо обняться,
чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться –
сорваться вдвоём.
Любимая, спи...
Ты обид не копи.
Пусть сонники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
и всё-таки –
слышишь, любимая? –
спи...
И море – всем топотом,
и ветви – всем ропотом,
И всем своим опытом –
пёс на цепи,
а я тебе – шёпотом,
потом – полушёпотом,
Потом – уже молча:
«Любимая, спи...»
1964
Положенное на музыку Эдуардом Колмановским, оно исполнялось многими солистами, но и самый талантливый – Александр Градский, задав своим исполнением масштаб и силу заложенных поэтом эмоций, как мне показалось, чуть отошёл от задуманного Евгением Александровичем мягкого лиризма, снижающего звук до молчания… Градский исполнял сильно и чувственно, а хотелось тише, грустнее и мелодичнее.
Вообще песни на стихи Евтушенко все очень лиричны, исполнялись лучшими популярными эстрадными артистами. Это и «Вальс о вальсе» Э. Колмановского в прекрасном исполнении Майи Кристалинской и Клавдии Шульженко, и «Дай Бог» Раймонда Паулса в исполнении Александра Малинина, и песни Арно Бабаджаняна «Не спеши» и «Чёртово колесо» в незабываемом исполнении Анны Герман и Муслима Магомаева. И много других…
* * *
После Синявского и Даниэля, Евтушенко защищал и других диссидентов – Марченко, Льва Тимофеева, Наталью Горбаневскую, Иосифа Бродского и многих других, добиваясь либо освобождения, либо смягчения их участи. В 71-м после ареста Солженицына позвонил всесильному шефу КГБ Ю. Андропову и заявил: «Я готов умереть на баррикадах, если Солженицын окажется в тюрьме».
Позорны отрицательные и абсолютно беспочвенные высказывания об этом светлом человеке – добром, справедливом, искреннем. Даже статья в Википедии мне представляется непонятно тенденциозной своим стремлением усилить роль и объем негатива. Подчёркнуто даются отрицательные высказывания, например, Андрея Тарковского, литературоведа Гладких и оскорбительные, несправедливые по сущности, цитаты из Бродского.
Намеренно занижены оценки блестящих стихов и великих поступков.
Валерия Ильинична Новодворская, не только бесстрашный и непримиримый борец за права человека, но яркий литературный критик и публицист, в статье «Поэт на договоре» в мужском журнале «Медведь» 25 апреля 2012 года написала о нём:
«Евтушенко – классический шестидесятник. Уж он-то точно редкий, невиданный мичуринский вариант социалиста с человеческим лицом, хотя ничего толком ни про капитализм, ни про социализм Евгений Александрович не понял, даже проживая в США».
…«Евгений Евтушенко – хороший человек, хотя и очень суетный, он сделал стране много добра в самые страшные годы, а уехал от нас только в 1991-м, когда шестидесятники и социалисты с человеческим лицом уже утратили своё всемирно-историческое значение и вместо них в ряды встали западники и рыночники, антисоветчики и либералы».
Новодворская перечисляет 11 «подвигов», по её определению, Евтушенко, среди которых поступки, перемежающиеся со стихами. Из поступков – и телеграмма Брежневу о вторжении в Чехословакию, и звонок Андропову о готовности защищать Солженицына, и непризнание Берлинской стены, и отказ от ордена «Дружбы народов» в знак протеста против войны в Чечне, и участие в протесте у Белого дома в 91-м. Из стихов – «Бабий Яр» (1961), «Братская ГЭС» (1965), «Танки идут по Праге» (1968), «Казанский университет» и «Монолог голубого песца» (в 1970-х), фильм «Смерть Сталина» (1990). «Хватит для искупления?» – иронически заключает Валерия Ильинична.
Е.А. Евтушенко, безусловно, человек своего времени, своей эпохи. Всегда стремясь к демократическим преобразованиям, он, как и многие люди искусства, оказался не готов к изменениям в обществе и в общественном сознании, которые не соответствовали его ожиданиям.
В 1993-м году он пишет стихотворение «Шестидесятники», посвятив его Роберту Рождественскому:
Кто были мы,
шестидесятники?
На гребне вала пенного
в двадцатом веке,
как десантники
из двадцать первого.
И мы
без лестниц,
и без робости
на штурм отчаянно полезли,
вернув
отобранный при обыске
хрустальный башмачок
поэзии.
Давая звонкие пощёчины,
чтобы не дрыхнул,
современнику,
мы пробурили,
зарешёченное
окно
В Европу
и в Америку.
Мы для кого-то были «модными»,
кого-то славой мы обидели,
но вас
мы сделали свободными,
сегодняшние оскорбители.
Пугали наши вкусы,
склонности
и то, что слишком забываемся,
а мы не умерли от скромности
и умирать не собираемся.
Пускай шипят, что мы бездарные,
продажные и лицемерные,
но всё равно мы –
легендарные,
оплёванные,
но бессмертные!
Однако время меняется неумолимо, и поэт не может в него вписаться. Его героические усилия продлить творческую жизнь, давая концерт за концертом по России, перелетая для этого через океан, будучи уже не просто больным, а инвалидом, без ноги, заслуживают высокого уважения за мужество и силу воли. Встречи в разных городах по-прежнему пользуются большим успехом, но это уже воспоминания о прошедшей эпохе, воспринимаемые аудиторией как воспоминания об ушедшей молодости.
Дмитрий Быков, рассказывая о Евтушенко с уважением и симпатией, объяснил снижение публицистического накала в его творчестве утратой поэтом своей аудитории. Жизнь изменилась, люди изменились. Новые поколения не его не понимали, они уже не понимали эпоху Евтушенко. А он не мог понять, не в силах был принять то, чему он посвятил жизнь – не мог согласиться, что надежда на «социализм с человеческим лицом» рухнула навсегда!.. Это не помешало Диме Быкову произнести по телефону из Москвы трогательные слова прощания и признания Евгению Александровичу, уже умирающему, но давшему понять, по утверждению жены Маши, не приходя в сознание, что он услышал и благодарит.
Как выразилась непримиримая Новодворская в упомянутой выше статье, – «Сивку не укатали крутые горки, сивка просто не въезжает в нашу ситуацию добровольного возвращения в стойло. И наш новый строй, после “казарменного социализма”, называет “казарменным капитализмом”».
И наконец, март 2014. Киев, Майдан:
«Мы с женой смотрим все эти последние дни всё, что происходит на Украине. (это в США, в Талсе, по ТВ – А.А.) Рыдания просто мы сдерживали – и жена, и я. Да даже и не сдерживали, уже просто слёзы катились. Я ночь не спал всю – и написал вот такое стихотворение. Называется «Государство, будь человеком!» (Евгений Евтушенко в интервью «Эхо Москвы»):
Ненька предков моих – Украина,
во Днепре окрестившая Русь,
неужели ты будешь руина?
Я боюсь за тебя и молюсь…
И тогда же: «Мы собирать умеем рать. / Жаль, чересчур могучимся. / Мы научились умирать. / Когда мы жить научимся?»
* * *
Евтушенко был наделён большими талантами. Попробовал себя в разных видах искусства – и писал сценарии, и снимал кино как режиссёр, и играл как актёр. Но всегда оставался поэтом.
Многих критиков раздражали его поступки, стремление переходить от непримиримой конфронтации к компромиссу с властями, хотя всегда только до определённого предела… Критиков же поэзии раздражало наличие в его стихах неудачных, а иногда просто корявых строк, явно недоделанных, неотлежавшихся. Но мне это представляется абсолютно объяснимым. Это переплетение в нём поэта и гражданина. Событие произошло только что, оно горит в страдающем сердце, его необходимо выплеснуть именно сейчас!
Я присутствовал на многотысячном траурном митинге памяти А.Д. Сахарова у Лужников 18 декабря 1989-го. Евтушенко только откуда-то прилетел, узнав о его смерти, и на следующий день, зная, что от него ждут, читал стихотворение. И действительно, среди 26 выступлений, зафиксированных в моём блокноте, стихи – по накалу эмоций – конечно, звучали сильнее всего. И здесь уже не до литературной отделки: «Забастовало сердце, словно шахта…», – начал он эпически неторопливо, задумчиво. (А присутствующие, десятки тысяч, помнят недавние забастовки шахтёров). И, ускоряя, разжал пружину трагедии – «Пока есть завтра, завтра будет бой»...
Стремление выделиться, соригинальничать, иногда эпатаж («мне скоро тридцать, пора уж подытожить», «стыдно быть невеликими, каждый им должен быть», обращение к своей личности, как неразрывно связанной с Родиной, – многократно высмеянные строчки – «если будет Россия, значит, буду и я», – всё это было.
Увлечение революционерами – Фиделем Кастро, Че Гевара, Сальвадором Альенде, которым он посвятил значительную часть своего творчества, – абсолютно искреннее. Это романтика, охватившая многих деятелей культуры, начиная с их участия в испанской революции 30-х годов до кубинской в 60-х. С позиций сегодняшнего дня это увлечение выглядит слишком наивным, но ведь в основе его – жажда справедливости, бескорыстное стремление построить гуманное общество во имя человека. Достаточно вспомнить, какие люди, какие личности были по эту сторону баррикад и чему они противостояли... А потом сменились эпохи, и парадигма общественного сознания поменялась…
Написать «Идут белые снеги» с ударением на первый слог – значило в то время, в 64-м, сразу напороться на яркого пародиста из «Литературной газеты» Александра Иванова, что и произошло: «Идут белые снеги, а по-русски снегА»… Но он не боялся критики и насмешек, относившись к ним очень спокойно.
А вот недавно В. Шендерович, иронически пересказывая разговоры с Евтушенко во время их кратких встреч в разные годы, не высказал ни одного обидного слова в его адрес, сохранив уважение к «классику». Евтушенко был и остался таким, каким был всю жизнь – естественным, натуральным, открытым, доверчивым, иногда наивным, иногда конформистским, но неизменно честным и порядочным человеком, если смотреть с позиций личности его масштаба.
И самое правильное, что можем сделать мы, его современники, это не сравнивать его с другими. Евгений Александрович Евтушенко останется в русской истории, без всякого сомнения.
Что касается очернителей и критиков всех мастей – от серьёзных врагов до мелких завистников или ошибающихся искренне – их слова никакого влияния не окажут на его бессмертие и уйдут в небытие. (Особенно больно всегда было слышать и читать строки осуждения и несправедливых оскорблений от бывших друзей, выпады, на которые он ни разу не ответил. Не стану называть – ни людей, ни выпады – Бог им судья и – Время).
А он навсегда останется – и в далёком будущем – великим поэтом, человеком и гражданином.