О книге Инны Заславской «Белая бабочка»
Причуда, ворожба? Не в этом суть!
Инна Заславская
Она случайно впорхнула в мою комнату. Залетела через раскрытое окно из предутренней мглы и не нашла ничего лучшего, как присесть на мой прикроватный столик и сложить крылья… Почти невидимая, почти бесплотная посланница ночи, летнего, ненадолго заснувшего сада, мира теней, полуслов, полузвуков. Слишком крупная для простого мотылька, бабочка слегка пошевелила крыльями, и я заметила на их поверхности лёгкий проступающий узор. Я смотрела на неё неподвижно какое-то время. В ней было что-то переходное, странное. Отчего не улетает, или не липнет назойливо и наивно к свету ночника, не норовит нырнуть под абажур и там закончить свои дни?..
Прошла минута, две. На столике передо мной слегка покачивала белым крылом раскрытая книга. Ровный узор поэтической строки проступил отчётливее. Я принялась за чтение.
«Белая бабочка» – третья книга стихов московского поэта Инны Заславской.
Сборник представляет собой своеобразное «пятикнижие», включая тетради: «Смысл изображенья», «Среди сюжетов переменчивых», «Цвет бытия», «Круг сердечный» и «Перемена декораций», и охватывает творчество поэта, начиная с 2011 года и по сей день. Тщательно, строго и любовно составленная, «Белая бабочка» сама является большим стройным стихотворением, со своим зачином и развитием, кульминацией и финалом. Концепция, по которой выстроен сборник, делает его чтение делом лёгким (без оттенка необязательности) и естественным. Внутренний сюжет движется с исторической и временной окружности жизни – через семейный круг – к боли и радости человеческого сердца.
Поэзия Инны Заславской с первых же страниц завладевает вниманием читателя. От встречи с её текстами возникает почти физическое ощущение упругости, холодка и «сопротивления материала». Ты понимаешь, что попался, что уже не сможешь просто отложить книгу в сторону.
Так происходит встреча с поэтом.
Как определить для себя родовые черты поэта, каждый решает сам. А я приметила одну вещь: после погружения в стихи Инны Заславской, ты выныриваешь из них, какое-то время продолжая ощущать мир её чувствами, видеть – её глазами.
И дело здесь не в какой-то исключительной поэтической харизме. Не в изощрённой образности, покоряющей читательское воображение, или, напротив, модной нынче нарочитой скудости текстов, несколько угнетающе воздействующей на психику.
Не отпускает от себя то, чему научиться нельзя – особое обаяние строфы, идущее от личности поэта, глубина и выстраданность убеждений, сдержанный, но мощный эмоциональный заряд. Держит ритм стиха, будь он страстный или меланхолически раздумчивый. Но всегда – живой. Не отпускает редкая живописность, словно отсылающая воображение в залы лучших музеев, на мостовые улочек южных городков, на родные её сердцу московские бульвары или просто на природу.
О знакомом с детства Тёплом переулке поэт найдёт такие слова:
Есть улица, что драное пальто,
Подправленное наспех, для блезира:
Пришиты разномастные авто,
Как пуговицы; окна магазинов
Похожи на собрание заплат…
А вот примеры того, как Заславская описывает любимую ею осень:
Сирень ещё в зелёное одета,
Но ветер с одержимостью хлыста
С неё сдирает паволоки лета
До самого последнего листа.
Пора собираться… Однако
Устроено время хитро:
Выводит волшебные знаки
Сентябрь – Золотое перо.
Лёгкое, чудное стихотворение посвящено совсем незнатному персонажу – цветку дачной маттиолы, но какими домашними, тёплыми оттенками наполнило его вдохновение автора!
Не нарядишь пышным словом,
Не поставишь в рамку строк
Шитый крестиком лиловым
Неприметный стебелёк.
Нет в нём макового пыла,
Нет лилейного огня –
Только запах.
Как любила
Бабушка на склоне дня
Положить букетик свежий
На подушку, у щеки,
Чтобы сон был безмятежен,
Сновидения легки.
Такой поэзии присущи звук, цвет и горячность подлинного чувства.
Иные поэты идут по жизни с вечно запрокинутыми головами, идут, утопая глазами и мыслями в небесах, это поэты – визионеры, они работают с такими формами, как миф, модель мира, это поэты-философы. Иные ощущают себя в самой гуще жизни, говорят её языком, они захвачены гражданским порывом, социальным пафосом, они – трибуны, вожаки, адвокаты, горячие сторонники деятельной жизни. Другие с отстранённым эстетизмом фиксируют картины распада, это – зачастую печальные свидетели своего времени, их удел констатация, а ниша – лабораторный языковой эксперимент и психология современного человека...
А есть поэты – интуитивные реалисты, граждане земли. Слишком тонко организованные, они не имеют сил вести за собой, подвергая проверке сомнением саму роль ритора, рупора эпохи. Слишком живые и отзывчивые, они не могут удовольствоваться подбором новых словесных формул для мира, «лежащего во зле». Слишком земные, они не стремятся на грани, где, говоря словами Николая Гумилёва, «безумье и снег», и не ощущают себя «своими» в поэзии, оперирующей в основном духовными категориями, так называемой религиозной.
Но они с мужеством и прямотой глядят миру в глаза, они видят и слышат своего самого ближнего, не великого и не исключительного, но бесценного и неповторимого, потому что – смертного. Они пропускают через сердце историю, воспринимая её как неотъемлемую часть сегодняшнего дня:
Здесь новая жизнь живет
Средь старых родимых пятен.
Внутренний инструмент поэтов-реалистов настроен таким образом, что чувственный, эмоциональный импульс всегда вызывает глубокую рефлексию. Мыслеобразы их стихов как бы невольно вырастают до глубоких философских обобщений.
Страна крошилась и ломалась,
В беспамятстве стирая след,
Но что-то все-таки осталось.
Остались небо и река,
И блеск задумчивого плёса.
И те же в небе облака,
И те же травы по откосам.
Несёт неспешная вода
Их вековое отраженье,
И только ветер иногда
Меняет смысл изображенья…
Такие поэты – мастера в описании быта, колорита городской или дачной жизни Они ловко подмечают исключительные, живые, неправильные черты своих героев, картины коммуналок или отчуждённость сегодняшнего многоквартирного уклада и умеют их так передать, что литературный образ становится для читателя опытом реального общения. Так, с одного прочтения врезаются в память созданные Инной Заславской образ деда и образ послесталинского периода советского времени:
Он этаким французистым манером
Обычные слова произносил:
«Газэты, ательэ, пенсионэры» –
Был слог его затейлив и высок.
Пока он разглагольствовал о благе...
Ах, этот век премудрых стариков,
Привычно опасавшихся подвоха,
Соседей, неожиданных звонков,
Для правнуков – темнейшая эпоха!
Вообще, главные темы поэзии Инны Заславской развиваются вокруг семьи и семейных отношений. Детство как область ностальгии и как время особой ответственности и необходимости любви со стороны взрослых. Привычный драматизм повседневности и не замечаемая подчас красота окружающего мира. Тщета мелких человеческих упований и огромность данного в каждом дне жизни счастья. Голос совести и памяти поэта под натиском социума и чудо особого состояния души, когда приходят стихи.
Поэт Инна Заславская очень взыскательна к себе, она не упивается словами, но ждёт прихода поэзии как откровения:
Не торопи меня строка,
Пока я к встрече не готова,
Пока не чувствует рука
Озноба найденного слова…
Ей смешны считающие «чтение глупостей нараспев естественным проявлением гениальности». Но и необходимость веры в свой поэтический дар автор вполне осознаёт. Поэтесса сама себе напоминает в другом стихотворении:
Молчание – золото. Присказку не забудь,
Живи себе молча, не всем же даётся Слово.
Быть может, оно возвратится когда-нибудь,
Но будешь ли ты к этой встрече сама готова?
Вот эта взволнованность перед тайной прихода слова, готовность к ней и строгость к себе живут в лучших стихах Инны Заславской.
Поэт Инна Заславская уверенно идёт тропой традиционной русской силлабо-тоники, ей присущи мастерство, чувство меры и мелодичность. Работая на веками проверенном культурном поле, она «выращивает» свои стихи с учётом наработанных до неё приёмов и умений. Странно, но не в ряду великих русских поэтесс увиделись мне «учителя» Инны Заславской. В пейзажных стихах отозвался далёким эхом Николай Заболоцкий, в некоторых стихах об одиночестве и беззащитности человека вспомнился любимый мною Дмитрий Кедрин…
Удивительная способность поэзии Николая Заболоцкого одушевлять природу, персонифицировать природные явления оживает в памяти при прочтении таких строчек о начале зимы:
…Из долгого плена ноябрьской тьмы
Ведут нас в метельный полон.
И город – не город, косматая степь,
Где нет ни жилья, ни огня,
Где конница пляшет неистовый степ,
Толпу покоренных гоня.
А вот, пожалуй, в пронзительной искренности любовной лирики поэтесса наследует нашей старшей современнице Веронике Тушновой, однако ею пропет иной любовный сюжет.
Доверь мне свои ладони,
Держись за меня. Я – рядом.
Гроза пророкочет где-то,
Примчит дождевой буран.
Как коротко наше лето,
Как мало дано нам света,
Как дорог нам тот, что дан...
Чуткая к рифме, нетерпимая к штампу, Инна Заславская создаёт свою, незаёмную, авторскую звукопись и образный строй. Ей присущи ясность поэтической мысли и гармоничность формы, что отнюдь не делает её стихи лёгким чтивом. Заславская понуждает своего читателя к душевному труду, иногда – тяжёлому. Она не избегает трудных тем. А самое трудное дело на земле – любовь. Врезаются в сердце строки о материнской горькой заботе, вырастающей в обвинение: «Сама виновата! Сама виновата!». Этот рефрен заставляет сжиматься сердца многих людей… Но, как запоздалое покаяние, его сменяет тихое обещание дочери: «Корнями твоими жива я буду, пока веселится листва над ними». Поэт не идеализирует область отношений «родители-дети», а просто пишет об этом так, что перехватывает горло. Ведь бесконечная материнская любовь – это путь и тернистый, и слёзный.
Ах, Господи Боже, тот самый песчаный откос,
Где в лагере летнем, насквозь земляникой пропахшем,
Под пение горнов и шёпот смешливых берёз
Мои сыновья вырастали – и старший, и младший.
Родительский день напоён был любовью сполна,
Но в час расставанья всегда обливался слезами.
А что было делать – семейная наша казна
Едва бы осилила отдых в приморском сезаме.
Особое место в творчестве Инны Заславской занимает гражданская лирика. Её наиболее сильные, драматичные стихи практически всегда ставят читателя перед дилеммами сегодняшнего дня. Я говорю о таких стихах, как «Песня о родине», «Мы думали, нам повезло…», «Ночной разговор», «Письмо из деревни Дальней», «Как память обесцвечивает лица…». Подход Инны Заславской к этим темам носит характер глубоко личного переживания.
Установки, типа «Нынче в моде свободный от комплексов стиль – всё на продажу и никого не жалко!» проверяются поэтом мироощущением конкретного героя и наперёд – знанием его судьбы поэтом и читателем. И вот в стихотворении о нацизме «Песня о родине» перед глазами встаёт
…смуглый мальчик –
Один из множества в ряду,
Накрыв худой ладошкой, прячет
На сердце жёлтую звезду.
И закрывают окна люди,
Услышав, как гремит в ночи:
«Моя отчизна да пребудет
Превыше всех иных отчизн!»
Закрытые окна, закрытые двери, тишком, молчком, «моя хата с краю»... Одна из причин самых больших катастроф двадцатого века. Вот только ли двадцатого?..
Мы думали: прикроем дверь
И станем жить тепло, уютно…
О чём же думаем теперь
Мы, вздрагивая поминутно?
О чем бы ни писала Инна Заславская, адресат её поэтического послания – мы, её современники. К нам обращены и эти, далёкие от оптимизма, строчки поэта:
Бог с нею, с правдою. Главное, чтобы ложь
Не застревала в горле предсмертным хрипом. (с)
Вплотную к теме гражданского равнодушия примыкает тема одиночества, покинутости в старости и болезни. Заславская говорит об этом сдержанно, правдиво, несколько даже сурово, всеми силами избегая сентиментальности. Там, где живёт трагедия одного, пусть даже мало заметного, никому и себе уже не нужного человека, нет места сахарной водичке. Со-страдание – это страдание, а не пустые разговоры о нём.
Уверенный мастер, Заславская работает с большими формами, такими как венок сонетов, циклы стихов. Знакомство с этими произведениями ждёт читателя в разделе «Перемена декораций». Развитие внутреннего сюжета, подтекст, разворачивающаяся метафора – поэт с блеском работает с этими тропами и не проигрывает, ставя перед собой всё более сложные задачи...
Когда предисловие практически было написано, Инна Заславская опубликовала на сайте Стихи.ру новое стихотворение о музыке, о её запредельной силе – «Адажио». Меня, её постоянного читателя, стихотворение буквально ошеломило: оно и само – музыка, живущая в слове, в движении мысли, мощном и непобедимом. Это одно из самых сильных, самых «дослышанных», самых воплощённых стихотворений поэта. Словно взмах прекрасного крыла Музы, от которого зашевелились страницы этой книги…
Все основные мотивы творчества Заславской слились, сконцентрировались во взволнованном обращении к «волшебному Альбинони»:
…Но вот из каменного лона
Мотив, оставленный тобой,
Поднялся тенью незаметной
И крылья устремил туда,
Где в майской выси предрассветной
Твоя обуглилась звезда.
И это был мотив прощанья,
Прощения и обещанья,
И обновления начал –
Адажио!
И мир проснулся…
В заключение хотелось бы пожелать книге Инны Заславской доброго и долгого путешествия, внимательных глаз и чутких читательских сердец. А читателей поздравить с приобретением книги, в которой он найдёт мудрого и зоркого собеседника.
© Ольга Флярковская, 2019.
© 45-я параллель, 2019.