Нина Кунащи

Нина Кунащи

Четвёртое измерение № 23 (443) от 11 августа 2018 года

Диалог

* * *

 

Ты как ночь и дождь – на лоб седина набегает,

как узоры капель на чёрном оконном стекле,

где лицо твоё медленно тает,

Запотело… Ничего нельзя рассмотреть…

Всякий сон сторожит твой след – не пугайся, родная! –

всякого профиля отблеск кажется сед.

Пудель твой бережёт, охраняет,

у порога встанет и зубы оскалит в ответ,

когда кто-то, в твоём саду

притворившийся лунной тенью,

подкрадётся слушать под дверью,

покличет тебе беду…

 

* * *

 

…Любить её? Помилуйте, о нет!

Любить её? Любить печали, слёзы

и вечный страх, и непонятный гнев;

любить неловкость позы,

когда у краешка стола

сидит, молчит, не говоря ни слова

и голову ладонью подперев…

Любить?.. О, нет! Вот если бы она

была не та,

не здесь,

или незрима,

иль в образе ином заключена…

 

* * *

 

Под это платье туфель не надеть…

Лавандою спасаема от моли,

широких складок спутанная сеть

в чехле – не навсегда, но поневоле.

 

Надейся, что ещё не навсегда,

что тонкие ещё взметнутся руки

у зеркала – и ринутся в испуге

в заждавшиеся рукава.

 

Диалог

 

‒ Как это быстро…

                         ‒ Быстро, говоришь?

назвать ты можешь быстрой перемену

дня на вечер,

                     и осени на смену

приход зимы, декабрьскую тишь?

 

‒ Пожалуй, нет: такая быстрота

по-своему замедленно нисходит

и всё же неотступно верховодит,

и первую морщину возле рта

она нам посылает как пример

улыбки,

остающейся навеки…

‒ Да ты о чём?

                       ‒ О чём?.. О человеке,

о мудрости, о превращенье сфер,

о тех, кто не вернётся ‒ потому,

что лица их уже полузабыты,

о книге,

чуть едва полураскрытой

и о добре, превосходящем тьму.

 

Колдовство

 

Пусть она тебя не привечает

вечерами декабря.

Пусть она шагов не замедляет,

к двери подойдя.

 

И не надо слушать, ради бога,

то, что говорится за стеной.

Пусть она подлит ещё немного

муку тишиной.

 

Затаившись, улыбнись лениво:

мол, обидно, но ‒ привык.

Пусть она не смотрит, как с обрыва,

не роняет книг.

 

Пусть не будет между вами ссоры.

Вместо грани ‒ край стола,

на бумаге тень руки, которая

на тетрадь легла.

 

Вытерпи! Пускай она исколет

губы о недобрые слова,

выменяв на безотрадность боли

краткость торжества.

 

Только не гляди на этот узкий,

горестный, высокомерный рот.

Вот и всё. Она тебя отпустит ‒

ещё полночь не пробьёт.

 

Сонеты

 

I

 

За все причуды плачем заплачу,

когда грехи мои судить сойдутся

седые судьи, и клеймо беспутства

палач приложит к моему плечу.

 

Я жил открыто и слова бросал

бесхитростно, безудержно – на ветер.

Теперь на всём на неоглядном свете

их повторяют злые голоса

 

и в каждом шаге ищут хромоту,

злоумышленье ‒ в каждой неудаче:

«Охальник и повеса, не иначе!

Заметно негодяя за версту!»

 

А коль и впрямь провинность разглядят,

в самом Потопе стану виноват.

 

II

 

Любым твоим дарам не превзойти

великодушьем первого подарка:

простого появленья на пути.

на миг один, пускай на самый краткий.

 

Всем милостям твоим не умалить

пожалованной мимолётной чести:

негромко и неловко говорить,

по улице пройти с тобою вместе.

 

Какой бы жизнь ни выткала узор,

одна награда в ней неоспорима:

ко мне однажды обратили взор

прекрасные глаза моей любимой.

 

Ничто не в силах у меня отнять

отличия, что ты сумела дать.

 

* * *

 

Когда в твоих вечерах

меня не станет –

не бойся, это не навсегда.

Пожми плечами.

Подумай, что я ушла

невежливо, впопыхах,

в рассеянности оставив

книгу, что принесла –

но скоро за ней приду.

Послезавтра.

В мае.

Осенью.

В этом году.

Не думай, что я умерла.

Думай, что я живая.

 

Разговор Эвридики с Орфеем

 

– Ты вовсе не оглянешься?

                                           – Нельзя!

Пойми, нельзя. Дорога – соглядатай.

Из-за стволов увидят, по шагам

прочтут неявственное замедленье.

Во мраке мы, а свет –

лишь впереди.

 

– Во мраке мы…

Мне страшно, я боюсь.

Ты на меня не поглядишь, любимый?

Мне не увидеть глаз твоих во тьме,

но, может быть,

в моих глазах слеза

заискрится и озарит дорогу,

и путь твой станет чуточку светлей…

Ты на меня не поглядишь?

 

                                – Молчи!

Как можешь ты, чуть вырвавшись из смерти,

на волосок от гибели другой,

просить – о, прихоть! ‒

малости такой?

О, бедная, молчи.

Ещё немного.

Во мраке мы. И на тебя взгляну я…

В лицо уже повеяло рекой…

 

* * *

 

К. и Т.А.

 

Я живу меж ними, как во сне,

слыша, как они проносят мимо

запахи цветов своих любимых,

звуки ссор, звеневших в их квартирах,

и мечты о давнем дне,

что поможет вытопить наружу

сердца застоявшегося стужу…

 

Девочка рассказывала мне,

посвящая в таинство печали,

повзрослев до совершеннолетья,

странные истории о лете

и подарках. Рядом мать молчала

все даренья находя в себе.

 

И они подсчитывали обе

вероятности вуаль.

Близкой колокольни вертикаль

незаметно в память им вонзалась.

Правда, окружающим казалось,

что внезапно уходя в тревоге,

шаг они замедлят на пороге.