* * *
...Ямб рождался из мерного боя лопат.
Словно уголь, он в шахтах копался.
Точно так же на фронте, из шага солдат,
он рождался и в строфы слагался.
А хорей вам за пайку заказывал вор,
чтобы песня была потягучей,
чтобы длинной была, как ночной разговор,
как Печора и Лена – текучей..
* * *
И снег, и снег, и облака,
и снег,
и снег.
На миг? На век…?
И кто-то был, и кто-то пел,
кого уж нет!..
Но облака как пух,
как свет
летящих дум…
Скажи, о чём тот льдинок в ветре
звонкий шум?
…О чём вздыхать?
О чём гадать?
Есть милый лик,
и всё вокруг него кружит –
и мир, и миг!
* * *
Ах, не думай, не вздыхай.
Даль воздушна и легка,
И на зорях облака,
Как индийский перламутр,
Как напев премудрых сутр –
Дальний рай!..
Урби-сонеты
Зодчий Динократ предлагает Александру
Македонскому вытесать из горы Атос
великана, держащего в левой руке
город со ста тысячью жителей.
П. Велев, урбанист.
От берегов уйдут в далёком дне
И будет дом как некая планета
То поднят в рябь лучей и струны ветра,
То в изумрудной плыть голубизне...
И станем мы не только лишь во сне
Парить как чайки в облаках рассвета
И собирать кораллы для букета
Средь пёстрых рыб и водорослей на дне!
Стремится дух от наших дней отплыть
И унестись к иных времён прибою
И жизнь совсем иную ощутить
Среди людей других, с другой судьбою.
И пусть потом о здешней загрустить...
Умчаться бы! Но лишь вдвоём с тобою.
Уже рябины светится коралл,
Хотя июль ещё и ясно небо,
А я – о городах, в которых не был
Никто, – их зодчий в книге нагадал!
И что за диво? Жизни срок так мал,
И где-то гибнут из-за корки хлеба!
Не видел я, ну хоть Баб-Эль-Мандеба,
А всё куда-то б, за века витал...
Я вижу чудо странных городов,
Где ветви улиц подняты в пространство
И каждый день как изумленье нов!
И лишь в любви желанно постоянство.
О чём же я?.. Всё сны, да краски слов.
Но чем была бы жизнь без этих снов?
Зерказа*
Лиловый свет. Зелёный диабаз
и снежной чайки зоркое паренье...
Природа, воздохни о кратких нас
и удлини мгновенное мгновенье!
___
* «Зерказы» — это зеркальные фразы.
Отражения мира в мгновениях человеческой жизни.
И вот…океан
1.
Ещё в кабине самосвала, со щебнистой межгорной дороги –
меня поразила эта странная дуга горизонта,
меж двумя темнохвойными мысами.
И вот, подъезжая всё ближе, я видел... Что же? –
То, что не видел никогда до того – то, что не было горами.
Или облаками, не было голубеющим или зелёным,
не было латунным или зеркально блестящим.
не было шёлковым или шерстистым.
Не было павлиньим глазом
и – было всем этим! –
Текучим, неуловимым и в то же время влажным, тяжёлым.
Отдалённо звучащим, непонятным и реальным,
поднимающимся стеной и опрокидывающимся в горизонт...
2.
И вот, стоя на скрипучей гальке, вдыхая его не-вероятный,
йодно-сырой и солёный запах его, я шептал:
О волноликая даль!..
Ты минерал и газ, лепеты губ и отсветы глаз.
Искры мысли и смывание, забвение... Окна до-мов
И устьевая желтизна глин – гибкий след истёр-тых временем гор.
Ты и рождение, и умирание.
Всё было в тебе, ещё до всякой жизни,
Когда
протоны твои сгущались в допланетных миллиар-долетиях,
истекая из Большого Взрыва.
Ты как Солярис, породивший и волнующий всё живое!
3.
...Вот я стою в своих порванных кедах, усталый от походов
по хребтам и тайге, одинокий и малый,
чуть больше креветки твоей, инфузории, лингулы!
И понимаю, что всю предыдущую жизнь
смутно стремился к тебе.
И как же, как вместить мне твою Бесконечность?
...Вот сейчас, где-то далеко отсюда — ты дро-жишь, может быть,
солёной хрусталинкой в тонкой ладони той,
которую я встречу когда-нибудь... Встречу ли?
4.
О, жидкое зеркало, отразившее огнеткани заката,
тысячи парусов, вёсел, дымных труб городов.
Всё растворяющее и снова отлагающее...
То нежнейшее, то ужасающее...
Переливающее формы и образы как Протей!
Здесь, у скалистой грани вскипало ты миллионы
дней и лет, взвивая в толще своей водоросли,
Пузырьки кислорода и тепловые кванты, раска-лывая, дробя
и стирая эти миллионы тонн окаменевших лав –
в гальку, в глину –
в нежнейшие словно дым пески...
О, стихия, незапамятно древняя и юная!
Из тебя, из лон твоих глубодонных
я вышел когда-то зверорыбой, перпончатолапой,
зелёной тварью, пугливой и злобной, унося
в крови соль твоих гребней...
Ведь я твой, твой –
ведь во мне, в нервах, в лёгких, в диафрагме и мышцах,
в микросхемах клеток – мозга
как оттиснуты все твои миллиарды лет!
И плыл в тебе плотогоном, канаком на пироге,
а потом уже в корабле –
Одиссеем, выдумывая себе богов,
и надеясь на их помощь, отклоняем в пути
Калипсо и Киркой, угрожаем страшным Киклопом,
хитродерзостно убегая от смерти
и доплывая, наконец, до родной Итаки!
Я бродил по пескам твоим Экклезиастом,
видя волнообразные твои упадания и воздымания,
течения и противотечения, воспарение
вод и возвращения рек –
великое подобие всей жизни человеков, и вздыхал
о безысходном повторении всего!
И всё же Дарвином и Тейяром я видел неукротимое
восхождение лестницы существ – всё дальше и выше
и мечтал... о чём? Может быть, о Бессмертии?
О, текучая волнолистая книга!
Что же написано солью, той же, что и в моей крови, костях и органах –
как и на твоих синезелёных страницах, перели-стываемых ветрами?
5.
О, Жизнь, возникшая в этой мерцающей,
как крылья бабочек стихии!
И Ты и море – два лика одного и того же Единого!
Да, родство с ним я всегда чувствовал,
Когда после таёжных маршрутов, освобождаясь, наконец,
от пропылённой, потной одежды,
я вступал в твои вздыхающие воды и плыл,
всей кожей истомлённого тела,
языком, нёбом, детородной частью – ощущая
твою соль и ласку, твои тяжёлые качания, эти импульсы
неведомых энергий, всю эту жизнетворную, мощь
Твоей возлюбленной громады...
Не различая уже границы между «я» и этим род-ным – «не Я»
ведь недаром и рождён я под созвездием Рыб!..
...Ты помнишь ли своё детство, о Зоэ, Жизнь?
Когда студневидными амебоидными облаками,
в искрах ещё молодого солнца ты текла
среди архейской соль-стихии?
Когда не было смерти, а только деление клеток
и расширение студенистых слоёв твоих
в складках волнокристалла?
Вспомни, о вспомни этот рай твоего начала?
Была ли ты счастлива тогда –
сама дитя и сама колыбель, качаемая ветрами
в климтовых золотых дисках и спиралях,
в блаженных снах без сновидений –
нерождённая ещё Афродита?..
6.
Но вот уже ночь и темно блестящие в дальних огнях,
как волны автомобилей, пунктиры небоскрёбов – движутся
валы, вздымаясь и опадая...
И будто мелькающие женские и мужские фигуры в складках лёгких одежд
среди улиц вольных, невиданных никогда городов!
...Или это переливаются огни дальнего пирса
с корабликом, на котором мы уплывём уже завтра?
И я засыпаю под эти шумы и плеск
в хибарке, отставного моряка, – Ах, Кирилл, Кирилл, добрый человек,
с глазами, широко расставленными, как у капитана Немо,
словно охватывающими весь горизонт, принимавший нас,
бродяг московских, у себя – где ты теперь? Жив ли?..
..............................................................
И я выхожу на край берега
с рассветом
и вижу в павлиньих шелках волн, как ты
вместе с солнцем рождаешься снова,
о, Богиня!
И идёшь мне навстречу
с белопенными бёдрами,
золотоводорослевым лоном,
с тяжёлыми дельфинами грудей,
с влекущими и грозными,
как море-небо глазами...
Идёшь босыми раковинами ступней
по скрипящей гальке,
чтобы я – Стегоцефал –
Адам-Одиссей и безвестный странник,
тайно вожделеющий тебя,
о, Мгновечная, соединился бы с тобою!
О, Прекрасносветлая, зорями и
звёздами отражённая!
Раствори и возроди, раствори и возроди вне времён
и границ, раствори и возроди!
........................................................................
Синь-соль... Вздохи...
Плеск... Перестук гальки ... Запахи йода,
выброшенных морских ежей... Тени... Отсветы... тени
Даль.
60–90-е гг.
Сидя у Николая Бокова –
в пещере, под Парижем
Сойдите с коня!
Выпейте, господин, вина!
Ван-Вэй
– Всё суета, повторяете вы,
Всё суета!
Стоит ли жить, коль разъяты
Вечно смерти врата?
Что же нам гнаться, ловя –
Пёстрые дней миражи,
Если вся жизнь как трава
Этой осенней межи?
Там, в измереньях неба,
У Бога сойдёмся вновь,
Где ангелы зорь, танцуя,
Веками поют Любовь!
Там, повторяете, там ,
А не здесь, на тёмной земле,
Где век разметает нас,
Подобно печной золе...
– Но посмотрите, мой друг,
Как листик кленовый рыж,
А там, за каймами дыма
Всё манит к себе Париж! —
Острые сгибы улиц,
Камень церковных стрел.
И как этот грешный Урбис
Так долго у Бога цел?
И блеск его и безумства,
И храмовый завиток
Зачем-то здесь сохраняет
Нам непонятный Бог!
– Я тоже им опьянялся,
Но многих грехов и слёз
Стал груз мой мне непосильным
И меня облегчил Христос.
Он прошёл над Марны долиной –
И здешнее смеркло всё!
И когда-то над этой равниной
Как та лягушка Басё
Прыгнет душа скитальца
И края заоблачных стран
И раны её омоет –
вечной Любви океан...
– Мой друг, в это небо Данта
Заслали уже кораблей –
Там плазменный вихрь бушует
В клещах магнитных полей.
И только из дуг зазвёздных –
Из тех галактических роз,
Быть может, сигналы пробьются,
Да, будет с ними Христос! –
От них, под своим Парижем
Сидящих в пещере, как мы,
И также о нас гадая
сквозь волны межзвёздной тьмы!
Быть может в летящих эонах
Не встретиться нам никогда –
Пусть в далях им улыбнётся
Над их зарею звезда!
...Пора, господин, прощаться.
Как осени даль высока!
Вечны и бесконечны
Только белые облака...
1996
* * *
В изумруде аллеи
бабочка света
В круглостенном тоннеле –
Веянье лета
И мальчишка на велосипеде...
... Лета давнего лета –
Где бабочка света?
Где мальчишка,
Что замшей асфальта скользил
Здесь в 30-е где-то?
...Махаоны летали
Как герцоги воздуха. Света?
Или может быть, Рита?
Её звали?
Смолистый потёк –
Голубел.
Голубые же капли росы
Золотели искристою пылью.
...Что в глазах её – синих сирен!
И обвеяна галька колен –
Полынью...
Отвори горизонт, отвори!
Где плывут махаоны зари
Изумрудными арками лета.
Где не властна забвенная Лета.
И мгновение – спит.
И мальчишка воздушно скользит
За мерцающей бабочкой Света...
* * *
Что же слышится где-то, и видится в лужах и стёклах?
Неоткрытых морей, неизвестных садов голоса?...
И рассеянным светом линялая куртка промокла
Полуночных небес и сигналит о чём-то роса.
…А ведь было когда-то: мы верили, чуяли, ждали,
на крутых площадях простирая ладони в зарю!
Но в какой-то из мигов мы веру свою потеряли.
Или времени вал нас отбросил опять к декабрю?
…Под седой лебедою, под ржавчиной войн и событий
Вавилоны отживших идей и вождей имена.
О, каких же ещё нам отчаяний, мук и наитий –
Чтоб открылись вдали золотые Её письмена?
Так не дайте же вновь, чтоб за вас ваши судьбы решали:
Всё опять на весах, на дисплеях, и всё – на шкале.
Изгоните же страх, чтобы ваши сердца не дрожали.
Снова реет мечта с аметистом на светлом челе.
Май 1988
* * *
«Хорошо на Си-цзы весной:
Мгла над ивой и свет над кустами,
Жёлтой иволги свист надо мной.
На качелях качнусь раз, другой
И весны уж не будет с нами..!»
«Книга песен». Древний Китай
Эй, как древние лирики
не пропусти!
Эти миги весны .
Эту синь синевы
Среди друз изумрудных
Внезапной травы..!
Эти диво-мгновенья
Не упусти,
Чтобы душу
Лазурью пронзить
И спасти..!
Пролески
Пролески – небоплески
Аруэль!
Люэти зелень тьюэли
Апрель.
О, сколько же ты видел волновёсен!..
Но вновь в душе – слезою
Лазурель...!
Сестина
1.
Вот они сквозь проталины снега пролески
Неба ли, моря капельно – апрельские всплески?
Может быть, в звёздах летящих вселенных
Были те образы искр мгновенных?
..Или ангелы смотрят такими глазами
Там за вьюгою давнею детскими снами?
2.
Той военной зимой за вьюговыми снами
Синевой мне мерцали малютки – пролески
А потом перед жаждущими глазами
Заиграли морей синедальние всплески!
Или в трепете венчиков ваших мгновенных
Вдруг увидятся отсветы новых Вселенных?
3.
Я увижу в них отблески новых Вселенных,
Предсказанные видящих зоркими снами –
Зажигающих в сердце восторгов мгновенных?
Так лазурью подветренной светят пролески!
Или это океана далёкие всплески
Синевеют меж бликов перед глазами?
4.
Ах, когда-то при встрече с твоими глазами
Я услышал вдруг музыку новых Вселенных
Что звучала как моря далёкого всплески –
Одинокому снилась ты зимними снами!
И как Шартра лазурь пламенели пролески
И манили нас Вечности в мигах мгновенных!
5.
Пусть проходят года в переливах мгновенных
Но та встреча всё брезжит перед глазами..! –
Шестикрылою синью так светят пролески
Словно завязи новых весенних Вселенных!
Снова зимы ложатся снегами и снами
Но зовут меня моря далёкие всплески!
6.
Вновь весенней воды переливы и всплески
Вот и первые бабочки в жизнях мгновенных..
Что мы в далях узрим за весенними снами?
Столько видев на свете своими глазами?
Приближенье счастливых иль тёмных Вселенных?
Но как юностью дальней нам светят пролески..!
Вместо посылки:
…Снова трава,
В ней синева.
Боль – синева.
Зорь – синева!
Малых цветков,
Юных цветков –
Даль синева.
Соль – синева!
Новый сезон –
Вечный Сезанн.
Неба озон
Глубь синева!
Дальних морей
Ультрамарин –
Души спаси
Свет – синева!
Шесть лепестков –
крыл
Синева..!
Зелень и синь
Рая слова…
* * *
Смиренному и несравненному
Фра Беато Анжелико
Зелёный соловьиный дом
Стоит над золотым прудом,
Где не смолкая соловьи
Поют зарям мечты свои –
Как на счастливых облаках
Гуляют ангелы в цветах,
Сидят на голубом лугу
В согласном радостном кругу
И вьют воздушные венки,
Как свет смеющийся, легки!..
От наклонённых звёздных сот
Сбирают вещий Божий мёд.
Печали слушают седых
Туманов от скитаний их.
И тихо говорят о том,
Что там, где синий окоём,
Задумчивый и светлый Бог,
Уставши от земных тревог,
Глядит на соловьиный дом
Над золотым от зорь прудом,
Где в свежих листьях соловьи
Поют без края о любви.
80-е
© Марк Ляндо, 1960–2020.
© 45-я параллель, 2020.