Расул Гамзатов
ни неба, ни земли,
а только журавли,
а только журавли!
старые московские дворы,
девочки, сошедшие с экрана –
наши параллельные миры.
Банк с охраной – пред вратами рая? –
а под ним – для грешников – метро.
Параллели: в казино играя,
верить в справедливость и добро!
Параллели: храмы и постели
и гламур у дураков и дур;
берегись – нанижет параллели
Параллели – словно рельсы к цели,
вместе и не вместе – визави…
Так ещё ни разу не болели
параллели возрастов любви.
Помогите, Лобачевский, Риман –
точки встречи больно далеки!
Мир – улитка. В круге обозримом –
петли, завитки и узелки.
Параллелям вверенным не верьте,
прямизну пора пересмотреть.
То ли вихрем ты – к небесной тверди
то ли смерчем ты – в земную смерть.
Но о параллелях и спиралях,
о мирах, сокрытых про запас,
о глубинах и духовных далях
свет лазурный знает лучше нас.
он зябнет от старости вроде меня.
Я не был царём, как Давид, но обида
Но царь – это царь: привели Ависагу
в постель, чтоб ее молодые лета
его отогрели… А я, как ни лягу –
И если бодрюсь и шучу, то для виду, -
а сердцем брожу среди северных скал…
Завидуя, я удивляюсь Давиду:
Наверное, понял, чего ей не надо –
пусть просто прижавшихся встретит заря:
Ещё горячей молодая награда,
Мучительный миф или сладкая сага,
но молодость рядом со мной, и опять
целует меня, уходя, Ависага,
которую мне никогда не познать…
что мне делать на земле,
если ветер выдувает
из под ног моих тропу,
если молча мерзнут губы,
если ангел на игле, –
отзовись! –
неразглашенье
запечатало строку.
Ты в числе моих любимых,
уменьшается число.
Для меня всё меньше женщин,
я для них – одни глаза.
Поворачивают сутки
в сердце старое сверло,
что пора убрать картины
и повесить образа.
Жизнь умна и многослойна,
умножает этажи
через спальни и подвалы
увлекает на чердак.
Содрогнись – над крышей небо
разрывает рубежи
и как в пропасть низвергает
ни за что и просто так.
Встречам расстояния послушны,
Кланяются нам лиса и косолапый
Нет времён и песенка не спета,
В том саду на детские хлопушки
в том краю, как в клетках зоосада,
деспоты покоя тщетно просят,
райские не знают обезьянки
от какого – удивляются – укуса
каплет кровь из раны Иисуса…
мирового Огня и начала начал –
испытанье луча, животворный запрет,
От костра не только пепельный след, –
Полюбить темноту, как советуют совы?
Согреши на свету соловьиной совести.
Согреши по любви…
(известно и школьнику), –
удаляются
преспокойненько.
Так и ты,
не покидая дом,
удаляешься с каждым днём,
помогая так нежно,
звезда моя,
приближению небытия…
Перед отправкой в подполье летом 1917 года…
бороду сбривает и усы…
Что такого?
Но опасной бритвой…
Что-то есть у лезвия стального
от косы…
Нет, не символ. Просто эпизод,
Ничего такого…
Только вот,
Я б с такой картинки
начинал про красный год…
смелый Светоний,
чёрное с белым
в одном флаконе –
список доблестей,
гадостей список:
как благолепен цезарь,
как низок!…
Образ глумится,
меняя лица,
располовиненный
цезарь двоится.
По определению
он шизофреник
Так что прости меня,
мой современник,
метод Светония –
метка доверия.
Шизофреничны мы все.
Плюс – империя.
на сцене за столиком
привычные жесты, твёрдый голос,
Слипаются волосы,
набегают морщины,
выцветают глаза,
голос всё глуше,
длиннее паузы между словами,
Знаменитость засыпает
с открытым ртом…
на горнюю ноту стиха
душой отзываешься чутко,
но к дольнему миру глуха.
А я, вне высоких сентенций,
свидетель, мирской человек,
с осколком истории в сердце,
пишу, доживаю свой век.
Пусть в землю отправится тело,
без неба немыслима Русь…
Свидетель, я с завистью белой
К ныряющим в высь отношусь.
Я вышел на улицу,
а на улице
на скамейке старушки…
новости дня…
мерседесы, мобильники, мародёры,
облака и орлы… И горы?
И горы.
Мастера украшали сабли ружья кинжалы
рукоятки приклады стволы
Вензеля завитушки
да и самих мастеров
водородная бомба
послала к ядерной матери
ничего не знает смертельный снаряд
ничего не знают землетрясение
пожары, микробы, цунами и случайный кирпич
все они, ничего о жизни и смерти не знающие,
обступают нас
уязвимых, беспомощных, незащищённых,
в лучшем случае всё равно обречённых
(если нас пощадят
киллеры
гитлеры
Прав Владислав
Владислав Ходасевич
мне почему-то припомнишься ты,
выпью ли чаю зелёного «Lipton» –
Пусть возрастные часы мы не сверили,
прав Владислав: несмотря на хиты,
чтоб не случилось на юге, на севере
или на сервере – вспомнишься ты!
окликал тебя –
оплеухой
возвращалось эхо ко мне
проклинал тебя –
хохотом
почему стало тихо и глухо
и черна моя тень на стене
Как из волн,
Афродитой выросла:
в баре
к столику визави
подошла и компьютерным вирусом
стёрла файлы
прежней любви.
Туча вновь наползла
Я могу уходить,
Тень останется там, где её поглотило…
вождь
вор
я молюсь тебе
и боюсь тебя
тук-тук
с головой накрывайся, молчи.
Дробно дрожат этажи,
язык за зубами держи –
Крик захлебнулся… стон…
Хоть исполнен приказ,
я мечусь сам не свой
на земле шаровой,
где за каждым углом
выступает твой дом…
Мать отлучила меня от груди
Мать-земля отрывает меня от жизни
Матерь Божья,
Любовь
– к небу
Перекладина
– к земле
Перекладина
– к людям
Перекладина
Крест
Под окнами
строем тюльпаны,
как на параде – жёлтые, красные
Под окнами
тихо струятся фонтаны,
над ними солнце, свечение майское
Тюльпаны, фонтаны, солнце и птицы –
чтоб наслаждались окна
А наутро – тюльпаны стали червонными,
чернотой огорчёнными.
Цветам в раю увядать не резон, –
электрокосилка срезает газон…
.............................
Снится больному – он мальчик босой,
Он бежит по траве, увлажнённой росой.
Чья-то тень полосой,
словно кто-то с косой…
замыслов незавершённых
слов недосказанных
среди недолюбленных
недоузнанных
чтоб успокоиться –
вечности мало!
Кто когда вернулся в дом родной?
Ты давно – наполовину ты.
Раздают увядшие цветы.
Руки никого не обнимают.
Здесь я, а на самом деле там...
Сон и память ходят по пятам,
Кто внушает возвращаться нам
в дом, где нас уже не понимают?
И сам не гибни безупрёчно:
Непрочно дело и порочно,
Когда под ним струится кровь!
© Кирилл Ковальджи, 2007–2009.
© 45-я параллель, 2009.