Из болот
1
Вот такое пространство: редкая суша,
В основном же – повсюду стоит вода.
Закричать бы, да горло сделалось уже,
Убежать бы, да как – по воде, куда.
Иногда заплывут случайные лодки,
Но пока осмелеешь – их след простыл.
Горизонт прорисован линией плотной,
И маршруты к нему, как всегда, – просты,
И к нему устремились вечные струи.
Только солнце не выглянет ни на миг.
Не случилось оставить местность сырую,
Не пришлось тосковать о себе самих.
И догадка мелькнёт, что эта промозглость
Есть одна из причин изменений тел:
Кто себя ощущал сонливым, громоздким –
Тот становится странным: насквозь «не тем».
На каком берегу бы мы ни лежали –
Так похожи на чудищ из старых книг:
У меня под одеждой выросли жабры,
У тебя, полагаю, растёт плавник.
Мы тихонько сползаем к кромке безвестной,
Всё ловчей и свободней за разом раз.
Это место такое, гиблое место,
Все здесь сгинут, как водится, – кроме нас.
2
Долготерпеньем, любовью, обманом, войнами
Без мечей –
Как территория эта была освоена
И зачем?
Кто без ошибки не суше придал значение –
А воде?
Местный таинственный морок тобой, кочевником,
Овладел.
Ты сомневаешься: снова идти на поиски –
Есть ли смысл?
Только откуда (так быстро, что даже боязно)
Ни возьмись
Боль по груди разливается – здесь и выше. То
Есть судьба.
Необходимым становится что-то вышептать
Из себя.
Ходишь по кромке замёрзшей воды рассеянно,
Ищешь ритм.
Что существует снаружи ландшафтом северным –
То внутри:
Острые камни у берега, сосны-выскочки,
Лес-гротеск…
Скоро найдётся – на внутренних скалах высечен –
Верный текст;
Скоро покажется невероятной прежняя
Немота.
Каждое слово как будто всё так же режется –
Но не так.
Это пространство звучит бесконечной жалобой
Неспроста:
Не оставляй меня, не оставляй, пожалуйста,
Не оста…
* * *
Непривычно дырявый график,
Графин на страже.
Ты послушай, сейчас мне, правда,
Безумно страшно.
Я же чувствую – рядом Некто
С поганой сделкой.
Приезжай и оставь сомненья.
Сюжет не терпит.
Он ведёт себя, точно в книгах;
Он узнаваем.
Говорит мне, что так – я сникну,
А цель какая?
Он за мной неотступно ходит
И хочет платы.
Он мне шепчет, что ты нисколько
По мне не плачешь.
Он в мой номер войдёт свободно
И вынет душу.
Сразу выберу – с кем сегодня
Случится ужин;
У кого – в выходные, после;
К кому – на праздник.
Неподсудный шикарный способ.
И – плотный график.
Серный запах всё новых улиц
Уже не вреден…
Я молюсь, чтобы ты вернулась.
В любое время.
* * *
Мои пируэты, твои ухищрения.
Угрозы и просьбы.
А осень приходит опять раньше времени,
Тревожная осень.
Кричим безголосо, смеёмся невесело;
К всеобщим восторгам
Стараемся как-то держать равновесие.
Оно того стоит.
И в воздухе нити дрожат серебристые
Чудесного свойства.
Какими б мы ни были эквилибристами –
Однажды сорвёмся.
* * *
Скоро, конечно, не выйдет – ни к вечеру, ни к утру;
Так, продолжительность перерожденью присуща.
Я представляла примерно, какой это адский труд –
И выкорчёвывать, и избавляться от сучьев.
То есть сознательно осуществляла весь комплекс мер
По изживанью трагедии, и постепенно
Дом стал желанен, и почерк – разборчив, и голос – смел,
И прояснилось значение слова «терпенье».
Вместо пугающей чащи – звенит изумрудный луг,
Я не смакую надрывы, как раньше, однако,
Только одно из явлений остаточных режет слух,
Только одно заставляет бояться и плакать:
Длится по-прежнему, все убежденья сводя на нет,
Не опасенье, а в том-то и ужас – желанье;
Мучает люто: ведь можно вернуться – в любой момент! –
В эту трагедию, будь она трижды неладна.
* * *
Я себя чувствую старой –
Старый Сизиф.
Сил никаких не осталось.
Буду без сил.
Дни без конца и начала,
Хаос такой.
Я не припомню ни часа,
Чтобы – покой.
Рвутся при репликах наших
Тысячи жил.
Что бы там ни было дальше –
Тоже ведь жизнь.
Я разговору не рада –
Холод один.
Мне не нужна твоя правда.
Не уходи.
* * *
Мы разрушаем то, что имеем,
По нескольку раз за вечер.
Мы засыпаем, сон многомерен,
Во сне нам как будто легче.
Жадные люди с ядом под кожей,
С повадками одержимых:
Чем обладать всецело не можем, –
За то расплатились жизнью.
Жадные люди, слабые люди,
Ещё раз, ещё и снова.
Трогаем больно, каемся люто,
Живём в ледяном ознобе.
Мы обещаем: «Этот – последний»,
Но ищем ничтожный повод.
Кто нас простит, и кто пожалеет,
И кто нас – такими – вспомнит?
Посвящение фотографии
Смотреть и смотреть бы: женщина-мачта, и платье – парус;
Счастливое плаванье, редкий кадр с отголоском старины.
Каким был фотограф – так объясняющий эту пару,
Что вышла история, верной частью которой стали мы?
Меня вдохновляет ретро: до боли живые вещи;
Они – говорят, расстоянье между веками сократив.
Эмилия в лодке с Густавом: он созерцает вечность,
Она, в невозможно-широком платье, смеётся в объектив.
* * *
О том, как должно быть, – нечёткие сведенья:
Теории срывов, гипотезы новые.
Не то чтобы я не любила трагедии,
Однако отсутствием их не взволнована.
Отдельные темы настолько усвоены –
Не выдумать ни одного нарекания.
Но вдруг понимаешь, как это устроено –
Как связаны чувства с процессом дыхания.
Теперь не придётся без воздуха корчиться,
А после – накапливать силы неделями.
Как будто открылась какая-то форточка,
Хоть, кажется, форточек больше не делают.
* * *
Я прислоняюсь ухом к тебе, туда, где сердце, конечно, справа,
В месторасположении сердца я уверена абсолютно,
Словно ложусь на берег и слышу: раз – земные толчки исправно
Жизнь продлевают; два – в этом гуле без следа пропадают люди.
И наконец, ты дышишь, как море – утешающе, безмятежно,
Так, что нельзя представить момент, когда дыханья уже не будет,
Так, что нельзя представить, когда исчезнет этот пейзаж нездешний,
И совершенно новый ландшафт осветит жёлтый холодный спутник.
Мифологическая проза
Без вариантов – об этом не будет ни слова правды.
Я заготовила список ответов иезуитских.
Интерпретации не иссякают, таков порядок;
А доказательства крайне непрочны, со всех позиций.
Что до романа – так он уже прожит, записан, назван;
Каждый заведомый день с предыдущим кошмаром сцеплен.
Это такая история – лучше уж сразу насмерть,
Чем повторить из неё хоть одну ключевую сцену.
* * *
Извечно это противостоянье
(Всегда на смерть, а не на жизнь оно) –
Когда распознаёшь не просто ярость,
Но одержимость длящейся войной.
Провальный день сменяется удачным,
И постоянно думаешь о том,
Что слово «чувство» – для чужих чудачеств,
А слово «долг» – как будто бы глоток
Неловкий (сразу больно прямо в горле),
Но никуда не денешься теперь –
Ты защищаешь уникальный город
И учишься сражаться и терпеть.
Однако уяснишь гораздо позже
Всю значимость случившегося здесь:
Что смысл имеет каждая оплошность,
Что хрупкий город – это ты и есть.
Кто из числа неуязвимых выбыл,
Тот честно ищет способ рассказать,
Что неизбежен самый трудный выбор,
Что даже в горе чувствуешь азарт,
Что без подсказок знаешь выход верный –
И так себя изводишь потому;
И что Юдифь… любила Олоферна,
Но голову – отрезала ему.
© Кира Османова, 2020.
© 45-я параллель, 2020.