Сентябрь
Куда плывём?.. Какая разница…
Назло всеобщей попугайщине
Забор железный тихо красится
Эмалью чёрною по ржавчине.
Мазки неверные, неровные…
И, может быть, они поэтому –
Как расстояния огромные
Между мирами и планетами…
… Культурный слой, навоз и прочее –
Вся ноосфера с запчастями,
Наверно, созданы рабочими
И безземельными крестьянами…
…И листья, что с деревьев падают,
И травы, вянущие тихо,
И все грозящие нам пакости,
И годы, прожитые лихо,
И стены крепкие, кирпичные,
И жизнь, прошедшая так скоро,
И наши шутки неприличные,
И краска этого забора –
Всё совмещается, мешается,
Зовёт, встречается, прощается,
Рассеивается и сгущается –
Но до конца не разрушается.
Итоги жития беспечного,
Существования беспутного:
Двусмысленная жажда вечного
Во оправдание минутного.
Недоумение ужасное.
Под липами и даже клёнами
Кричу печально: «Лето красное!
До следующего доживем ли мы?..»
Трёшка
(Комсомольская площадь)
1
Гуляем, а что же ещё?
Ещё не устали гулять.
Прогулкам теряется счёт.
Гуляем опять и опять.
Прогулки – припадок сплошной…
Метель переходит на крик
На площади этой смешной
Вокзалы сошлись на троих.
2
Не маши рукой, не смотри с тоской.
На дворе весна. Тишина легка…
Я простой такой, я смешной такой,
Ничего, что вид у меня воровской –
Это только кажется издалека.
Здесь куда ни глянь, широка страна.
Я теряюсь в жизни, как в сладких снах.
Я на трёх вокзалах, как в трёх соснах,
Неприлично полная надо мной луна.
Не спеши: дальнейшее – тишина.
* * *
Пейзаж несжатой взлётной полосы.
День похорон, как кораблекрушенье.
Огонь пожара, муть огнетушенья.
Часы идут, заведены часы.
Военно-полевой аэродром
Отставлен на покой, разжалован в погост.
Среди венков, цветов, крестов и звёзд
Тарелок звон и барабана гром.
Ещё не всё, ещё не тишина.
Утихнет боль когда-нибудь, когда-то...
На памятниках имена и даты,
Глаза портретов, лица, имена.
Труба зовёт. Куда она зовёт?
Сужаются широкие просторы.
Неслышные заводятся моторы,
Невидимый взлетает самолёт.
Депо
...И луна, что над нами плывёт,
И разлучи часы роковые...
И с тревогой в душе: «Кто идёт?»
Вопрошают в ночи часовые.
И в печальном мерцании льда,
И в сплошном ожидании чуда...
Вы откуда, зачем и куда?
Мы оттуда, оттуда, оттуда...
Мы из бездны сомненья и тьмы,
Из тоски беззаконных законов...
Это мы, это мы, это мы –
Мастера по ремонту вагонов.
Мы морями непролитых слёз
Среди сухости угля и мела
Омываем железо колёс,
Чтоб оно никогда не ржавело.
17 (Years old)
Заблужусь в себе, утону в росе.
Обо всём спрошу, не дождусь ответа…
Меня снова вылепят, такого, как все
Ни на что не похожего, из грязи и света.
Нетерпенье вечности. Река времён
В суматохе осени посильное потепленье…
Я едва ли горним огнём опалён,
Но и мне знакомо бедной души томленье.
Я не только червь, я ещё и грех.
Узник общей истории, из которой знаю:
«Самый древний грек канул в русский снег
И совсем замёрз». И я замерзаю.
Я один такой, невежда и паразит,
Глух и нем, как все, как чурбан берёзовый…
Я в татарском ватнике пройду по Руси,
От монастыря к могиле Морозовой.
…
…Никого здесь нет. Мне 17 лет –
Неужели, правда, такое было?
В нехорошей тьме осторожный свет…
Протопоп. Морозова. И её могила.
* * *
Скучный сад. Островок
Вожделений и грёз.
Скоро август. Каток
Весь травою зарос.
Наш удел – сторона,
Вековая трава.
Недалёкий трамвай
Зазвенел, как струна.
В эти жаркие дни
Не неверных путях
Мы одни, как огни
В казахстанских степях.
Ни кола, ни двора,
Ни лица, ни венца.
Скоро август. Пора
Разбиваться сердцам.
Год глухой и немой...
... Всем снегам вопреки
В этой будке зимой
Выдавали коньки.
И представить нельзя,
Как у всех на виду
Мы промчались, скользя
По холодному льду...
Прохожу стороной.
Сладок сон наконец...
Не растопит ли зной
Льдины наших сердец?
Слишком солнечный час,
Ослепительный свет...
Всё растает, и в нас
Ничего уже нет?
Пламень внутренний жжёт:
Что, растаянных ждёт?
Жлобство маленьких жертв...
Все мозги набекрень...
Скоро осень. Уже
Уменьшается день.
* * *
– Послушай, уже рассветает,
Не время ли книги читать?
– Не стоит, листы разметает,
И будет уже не собрать.
– Послушай, то полдень, то полночь,
То тает, то падает снег…
Беспомощна первая помощь,
И бешено слаб человек.
На ветках висят обезьяны,
Грехам умножается счёт,
И снятся далёкие страны…
Родные…
– Какие ж ещё…
* * *
… И ничего, ни тьмы, ни света.
Движенье общего потока.
Зелёный дым. Начало лета.
Неистребимая осока.
Как летний сон, неплотность плоти,
На дне, на воле и на лоне.
Мы на засыпанном болоте,
Как у кого-то на ладони.
Ещё какие-то растенья
Ещё живые возникают,
И надболотные строенья
Над ними окнами сияют.
Мы только время зря теряем
В отпущенном круговороте,
Полувлюбленные гуляем
Среди живущих на болоте.
Жизнь коротка, как телеграмма.
Мы поколенье потепленья.
Как дочь несчастного Приама,
Пророчишь миру потопленье.
Нам больше нечего бояться.
Что есть неведомое что-то,
Где мы могли бы оказаться,
Засыпанные, как болото?
Всё то же там – тоска и сырость,
Песка и торфа озверелость…
Что там ещё? Скажи на милость,
Пока не самовозгорелось…
* * *
Хорошие дни. Относительный мир.
Никто нас не ищет, никто нам не мил.
Живем в просторечье, в обиде, в дыму,
Как будто совсем не нужны никому.
Но время настанет, придут и найдут,
Подымут, разбудят и в гроб покладут.
* * *
Над заметёнными кустами
Черны, как ночь, деревья сада,
А наши сани едут сами,
Но не туда, куда нам надо.
А мы хотим, куда нам надо.
Глубокий снег на скудной почве…
Предотвращение распада:
Переправление по почте.
Но наши сани едут сами!
Им всё равно, что будет с нами
Там, за полями и лесами,
В ночи под звёздными шарами…
Куда летим, куда несёмся?
Зачем навеки расстаёмся?
Играй, гармонь, мои страданья,
Нам нет от снега оправданья.
* * *
Ты торжественно, неосторожно
Широко раскрываешь окно,
А на улице сыро, тревожно,
Неуютно и просто темно.
Словно листья огромных растений
В ясном свете окна твоего
Оживают неясные тени
Неизвестно кого и чего.
И, хотя ничего не случилось,
Всё же будь осторожна, а то –
Здесь свирепствуют старость и сырость
И тебя здесь не любит никто.
Сквозь туманы и глюки разлуки
Взгляд твой тихий тревожно ловлю,
Я люблю твои тонкие руки
И тяжёлые груди люблю.
Может быть, ты об этом не знаешь?
Разумеется, знаешь давно...
Что ж ты так широко раскрываешь
В неуютную сырость окно...
* * *
Падают слова и умирают,
Скорбные, шевелятся едва.
Их потом, как мусор, убирают,
Если это лишние слова…
…Вроде даже и не вместе пили,
Не похожи и на идиотов…
Что ж это они не поделили
В наших среднесеверных широтах?
Бедные – ни воли, ни закона,
Дети нашей родины печальной,
Два сорокалетних охламона
Подрались на площади вокзальной.
Большей частью попусту кричали
И руками в воздухе махали…
Люди проходили и вздыхали,
Головами гордыми качали…
Всё пройдёт. Друг друга не убили.
Непонятно, стоило ли драться…
Я не знаю. И они забыли.
Может, вспомнят лет через пятнадцать.
И тогда им станет очень стыдно.
Вероятно, это даже больно –
Иногда почувствовать невольно,
Как вели себя грешно и несолидно.
* * *
Памяти А. К. Толстого
Мы одеты во что ни попало,
Неумны, безоружны почти…
Говорят, это только начало,
И поэтому, значит, прости.
И поэтому, значит, не стоит
Про хорошие дни вспоминать
Ветер вечером жалобно стонет,
Но не все его могут понять.
Мы одни защищаем свободу,
Строим ковы и топчем цветы.
Нас собрали из всякого сброда
И пустили во вражеский тыл.
Здесь, в тылу, мы, наверно, погибнем.
Нас поймают и разоблачат.
Нас не жалко ни нашим, ни ихним.
Ветер свищет. Овчарки рычат.
© Иван Макаров, 2021.
© 45-я параллель, 2021.