Ион Строе

Ион Строе

Новый Монтень № 8 (608) от 11 марта 2023 года

Воздух времени (часть 2)

повесть

 

Продолжение. Начало в № 7 (607) от 1 марта 2023 года

 

Часть 2. Перевоплощение

 

Я пытаюсь вспомнить, когда впервые увидел своё отражение в зеркале – этот загадочный предмет в эзотерике соединяет-разъединяет Материю и Дух. Сегодня я совершу путешествие сквозь время в разные пространства своей жизни и поможет мне в этом мистический портал – зеркало. Я мыслил написать рассказ о своих родных, живших в разное время, но, по сути, получается повесть о себе. Конечно, вряд ли удастся написать столь блестящую книгу воспоминаний как Герцену в его «Былом и думах», но у каждого свой путь.

Мой прадед турок – красивый, светловолосый, с необычно яркими синими глазами. Он был из знатной турецкой семьи, предки которой входили в ближайшее окружение султана Сулеймана Великолепного. В честь султана прадеду дали имя Сулейман. Прадед был состоятельным человеком: ему принадлежали земли на южном побережье Крыма, виноградные плантации и дома. Он закончил медресе в крымском Салагике (Староселье), где изучал Коран, арабский, турецкий и европейские языки, каллиграфию, риторику, арифметику, логику, юриспруденцию, науку нравственности (!), стихосложение, мусульманскую философию и эстетику, что делало его человеком всесторонне образованным. Полученными в медресе знаниями он делился со своим сыном – моим дедом. Сам он занимался, в основном, выращиванием винограда, производством и продажей вина. Часто бывал на Кипре, было у него мистическое притяжение к острову, к этому «зелёно-золотому листу, брошенному в море». Здесь прошли 11 тысяч лет истории цивилизации: остров-музей под небом, где можно видеть доисторические поселения, классические греческие храмы, римские театры и виллы, раннехристианские базилики, византийские церкви и монастыри, замки крестоносцев, готические соборы, венецианские укрепления, мусульманские мечети и здания британского колониального стиля. Афродита, покровительница острова, древнегреческая богиня красоты и любви, сошедшая с Олимпа, родилась на Кипре, в Пафосе и, вездесущая, проявлена и в ярких красотах острова, и в волшебном лазурно-бирюзовом пейзаже.

 

Был у моего прадеда Сулеймана, как винодела, и профессиональный интерес: высоко в горах располагалось селение Омодос, которое славилось своими виноградниками, вином, производимым местными жителями. Здесь он изучал и делился рецептами производства замечательных сухих красных вин, здесь, любуясь местными красотами, пил знаменитое древнее вино Коммандария, секрет приготовления которого сохраняется поныне. Здесь, в Омодосе, познакомился с киприоткой – моей прабабушкой.

Переиначивая королеву из сказки о «Белоснежке…», где она заклинает магическое зеркало, я произнесу: «Зеркальце, зеркальце на стене, расскажи, как я жил в своей стране?». Продолжая театральную аналогию, я помещаю зеркало в центр сцены, в его отражении три акта пьесы жизни, а мизансценами будут детство, юность, зрелость, старость.

Прабабушка была красавицей: высокая, изящная, с необыкновенными глазами. Красоту и эти глаза, светло-карие с янтарным переливом, унаследовала моя мама. История знакомства моей прабабушки и прадедушки не известна в подробностях, но подчинена законам судьбы. Потому неизбежно должны были пересечься их дороги. Он увидел её, и Афродита, как в мифе о Пигмалионе и Галатее, подарила им любовь, и этот огонь в их сердцах горел всю их долгую жизнь и согревал всех, кто был рядом. О такой любви писал выдающийся поэт золотого ханства Ашик Умер: «Не покидай меня, поверь, /Я стал твоей судьбой. /Врагу ни мёртвый, ни живой тебя я не отдам. /Пусть обещают мне взамен свод неба голубой – /За райский сад, за клад любой тебя я не отдам… // И за любовь твою взамен, признаюсь, не тая, – /Всё, чем богат, готов отдать, красавица моя. /Сам шах примчится за тобой – тебя я не отдам». Это чувство стало для них садом нескончаемой любви и подтверждением того, что во множественных проявлениях жизни есть форма удивительная, прекрасная и совершенная – Любовь. Где и как они стали мужем и женой, семейное предание умалчивает, но после этого события моя прабабушка переехала в дом прадеда в Крыму, в Гурзуфе (медведь). Существует легенда, что через шесть дней творения Бог устал и на седьмой день решил отдохнуть. Подумал он и создал Гурзуф, обвёл его горами, самыми прекрасными из созданного им, (отсюда название Таврика; Таврида – горы, а тавры – горцы) расположил на берегу моря, самого синего в мире. Напоил воздухом, самым ароматным в мире, и стало это место достойным Творца! И уже полторы тысячи лет он известен в истории.

У тавров самыми почитаемыми богами стали Аполлон – бог солнца и Артемида – богиня Луны, великая дочь громовержца Зевса. Удивительно это мистическое совпадение: покровительница острова Кипр, богиня любви и красоты Афродита и Артемида, богиня тавров и царица ночи, наделённая всеми атрибутами женского начала, которая стала покровительницей родам, невестам, семьям, но сама была лишена возможности иметь детей, обречённая на вечную девственность… Этот божественный дуализм Афродиты и Артемиды соединил любовью Ауранию и Сулеймана. Покидая навсегда родной дом на Кипре, она взяла свои любимые вещи: это была арфа и национальная одежда женщин Греции. Эту арфу, маленькую, с грациозно изогнутым станом (во время войны она сгорела, как и многие вещи нашей семьи, в том числе архивы) хорошо запомнила моя тётя. В семье бережно сохранялись оставшиеся от тех времён реликвии семьи, в частности, серебряный пояс моей прабабушки.

Прабабушка Аурания, то есть «небесная», была Терпсихорой семейного очага – богиней танца. Только вместо флейты в руках у неё была арфа. Дом Сулеймана отличался гостеприимством. В нём собирались гости – в большой, парадной комнате, они усаживались у фонтанчика, на котором арабской вязью было написано изречение из Корана: «Кто совершил благое – муж или жена – и он верующий, Мы оживим его жизнью благой и воздадим награду им ещё лучшим, чем то, что они делали». В такую комнату, как было принято, собирались все лучшие вещи: ковры, посуда и другие предметы быта, на полках рукописные книги… Прабабушка была одета в расшитый узорами хитон, голову покрывала красиво завязанная ткань, спадающая на плечи, руки украшали браслеты, на ногах были высокие туфли. У прадеда на голове была феска, одет он был в рубаху с косым воротом, которая заправлялась в суконные шаровары и была подпоясана широким кушаком красного цвета, а поверху жилет из бархата, расшитый золотом. У детей была одежда, похожая на одежду взрослых: на голове бархатные шапочки, вышитые золотом или серебром, хлопчатобумажные рубашки или длинные платья, цветные шаровары, бешметик – одежда была красивой и разнообразной.

Одевались в семье, с присущей крымским дворянам роскошью и великолепием.

В доме был особый колорит: своеобразный синтез двух культур: исламской и христианской, но в этом синтезе была гармония, полная любви и счастья. Когда все усаживались вокруг фонтана, начиналось удивительное действо: домашний театр, декорацией которого была окружающая обстановка, а зрителями – гости.

Прабабушка садилась за арфу и скользила изящными пальцами по струнам, а её любимый Сулейман под аккомпанемент пел красиво и протяжно арабские и турецкие песни, которые сменялись фейерверком танцев и песен Греции в исполнении прабабушки – эта была атмосфера праздника, где все испытывали особое состояние душевного комфорта.

Они любили так ярко, солнечно и светоносно, что прожив вместе многие годы, сохранили ощущение этой праздничности, глубину и нежность чувств до последних дней. Так они и жили до той поры, пока Аурании не стало, но не смогла она быть в той небесной стране, откуда нет возврата, без своего синеглазого турка. Он услышал её и, однажды, глубоко погружённый в свои воспоминанья, почувствовав сердцем её зов, ласково улыбнулся, обвёл всех не потерявшими лазурь сияющими глазами, посмотрел прощально и… вышел в открывшуюся дверь, за которой великая тайна. Было ему 99 лет.

Дом прадеда и прабабушки, в котором они жили, как и немало домов того периода, строились на фундаменте строений их этнических предков: скифских и греческих городищ и крепостей и отражали в своей архитектуре смешение различных культур. Одним из значительных образований на территории Тавриды была Генуэзская колония на южном побережье. Народ, населяющий это место, был потомком византийцев и других этносов.

Дом прадеда тоже был построен на фундаменте старинных построек Гурзуфа. Здесь были окружённые садами минареты мечетей, увенчанные золотыми полумесяцами. Много богато украшенных фонтанов, кофеен… Дом прадеда был 2-хэтажным с крестовидно расположенными комнатами, где рядом со спальней было помещение для купания. Во дворе дома был сад с фруктовыми деревьями и виноградником. К дому была пристроена куполообразная печь для выпечки хлеба. В большой комнате камин. По рассказам бабушки, комнаты были украшены коврами и узорным войлоком, расстеленными на полу. В специальных нишах складывались подушки и одеяла, на открытых полках стояла керамическая и медная посуда. Мебель состояла из низеньких столов и диванов вдоль стен. Было множество зеркал, светильников, занавесей, салфеток, скатертей и полотенец, которые тоже были украшением жилища. Дом, двор сияли чистотой, а в комнатах была атмосфера уюта и комфорта. В быту и на убранстве помещений сказывалось греческое происхождение моей прабабушки.

В архитектурном плане дом прадеда не очень отличался от греческого: в греческой строительной традиции окна не должны смотреть на улицу. Дом семьи был 2-хэтажный с выступающим 2-ым этажом и верандой с видом на море, но с окнами, как в греческом доме, выходящими на внутренний дворик с садиком и фонтаном в центре двора. К сожалению, после вхождения Крыма в состав России на правах автономии, произошли значительные изменения, о которых Максимилиан Волошин писал: «Весь этот Магометов рай уничтожен дочиста. Взамен пышных городов из Тысячи и Одной ночи русские построили несколько убогих уездных городов…» Конечно, не всё здесь бесспорно, это отдельная тема: известны татарские набеги на мирные русские селения… В разрушение традиционных поселений свою трагическую лепту внесли нацисты во время войны, ими были сожжены более 200 сёл в отместку за крымское сопротивление.

В VII-VIII веках в ходе арабских завоеваний на огромном пространстве от Индии на Востоке и до северных границ Испании на Западе сложился Халифат в совокупности с политическим господством турок. Важнейшими последствиями этих исторических событий была исламизации покорённых народов, основная часть населения стала мусульманской. Прадед был турком, что определило турецкие корни семьи по мужской линии. Итальянское звучание фамилии моей матери, притом, что женские имена в семье были турецкими, наводит на мысли о сложном этногенезе. В моём свидетельстве о рождении она звучит и читается как Памуччи.

В ХII веке на Чёрном море мощно заявила о себе новая культурная сила – генуэзцы. Черноморское побережье было открыто для итальянцев без ограничений: они получили господство над Дарданеллами и Босфором, и главным местом торговли стал Судак (Сугдея). Как я уже говорил, все живущие в Тавриде народы – мои предки, поэтому не исключаю в своих генах и итальянскую примесь.

Если в хронологическом порядке разложить важные и внутренние события жизни, то надо начинать с предшествующих моему появлению на свет. В мире шла война – жестокая, беспощадная, обрёкшая на муки миллионы людей... Гладкая поверхность воды, в которой человек впервые увидел своё отражение, стала первым зеркалом. Современная история зеркал отсчитывается от ХIII века, когда в Европе появились мастера-стеклодувы. Стоимость зеркал – они были предметом роскоши – была очень высокой. Цена одного венецианского зеркала равнялась цене небольшого корабля. Начало моей жизни связано с Чёрным морем и Констанцей.

Я вижу лазурную чистоту морского утра, зеркальную поверхность моря, по которой проходит лёгкая рябь и, призвав на помощь воображение, на этой глади можно увидеть отражение событий времён войны. Стремительное движение Советских войск, за семь дней освободивших почти весь крымский полуостров, вынудили немецкое командование срочно принять план эвакуации, согласно которому на полуострове должен был оставаться необходимый минимум различной техники и людей. Остальные должны были быть эвакуированы в Румынию. Румынский офицер, мой будущий отец, сознавая опасность, нависшую над семьёй моего деда, который ранее за отказ от сотрудничества с немцами был брошен в тюрьму, где и погиб, настоял на том, чтобы моя бабушка со своими дочерями эвакуировались в Румынию, в Констанцу. Конечно, это было сопряжено с огромным риском: морская авиация Черноморского флота уничтожала суда противника в Феодосийском порту и на море. Оставался ещё один способ эвакуации – малые суда, но и он был очень опасен: штурмовики и бомбардировщики Черноморского флота топили все суда и баржи. К счастью, у Бога были свои планы – одному из судёнышек, на котором находились бабушка с моей будущей мамой и её сестрой, удалось дойти до Констанцы. Здесь, на берегу моря, в одном из домиков они и поселились. Через некоторое время, родился я…

Миллиарды лет существует наша планета: невероятное количество времени потребовалось, чтобы мы появились как уникальные субъекты с частицей Бога в себе. Луч любви осветил сердца моих родственников и они, люди разных культур и конфессий, явили пример возвышенного содружества. Они не умерли, но перешли в другое измерение или параллельные миры, передав любовь в наследство своим детям.

Прадед и прабабушка… Их любовь произвела сына, который стал моим дедушкой, тоже Сулейманом. У прадеда кроме моего дедушки был второй сын, история жизни которого мне мало известна. Прадед оставил им любовь и богатое наследство, обеспечив безбедное существование своим детям и внукам. Дед Сулейман, живший в мире, далёком от реальности, лишённый каких-либо хозяйственных способностей, не смог бы справиться с этим большим хозяйством, но благодаря опытному управляющему – честному и преданному семье человеку и его умелому управлению, удалось сохранить богатство и благополучие. У управляющего было 12 детей, одиннадцать сыновей и одна девочка, которая и стала впоследствии моей бабушкой. Звали её Алиме, что означает «управляемая судьбой». Однажды отец девочки пришёл в наш дом с ней, и её увидел мой дед и… влюбился. Она была невысокой, изящной девушкой со светлыми карими глазами, коротким прямым носом. Сдержанная в проявлении эмоций – такой она осталась в моей памяти – но, несмотря на внешнюю холодность и молчаливость, ощущение её любви ко мне осталось, хотя не могу вспомнить, чтобы она говорила об этом или целовала меня. В детские годы, она была не только бабушкой, но и ангелом-хранителем: тем, что живу, я обязан и ей.

Полюбив друг друга, Сулейман и Алиме навсегда связали себя узами глубокой любви и были преданы ей до конца. После смерти Сулеймана она до последних дней своих оставалась одна, погружённая в мир своей памяти. К счастью, эта любовь дала жизнь двум дочерям – Фатиме и Урие, ставшей моей мамой. Дед был человеком, сердцем и душой устремлённым к добру, к возвышенному: он жил в мире книг и неведомых для окружающих грёз, hayalci – мечтатель, далёкий от реального мира. Он получил прекрасное образование. Историк, знавший европейские языки и латынь, владел арабской письменностью, преподавал историю в гимназии. Когда не стало родителей, он старался сохранять традиции, заложенные его отцом и матерью, где так органично сочетались две конфессии. В семье деда отсутствовал прозелитизм, то есть стремление обратить других в свою веру, здесь отсутствовал религиозный догматизм или исламский фанатизм: с подачи деда царствовал постулат: религия отвечает на запросы сердца, в этом её мистическое воздействие, а наука – на запросы ума и в этом её сила. Семья являла собой пример гармоничного сосуществования конфессий.

После смерти родителей деда в семье сохранились традиции, заложенные ими: как и прежде, собирались гости и, хотя не было пленительного блеска и сияющей красоты жительницы острова Афродиты, исходивших от его родителей особой ауры и особого состояния душевного комфорта, но осталась атмосфера этих встреч. Они стали вечерами просвещения, где Сулейман рассказывал о событиях, происходивших на берегах Понта Эвксинского и Древней Тавриды; о народах, населявших эти пространства; о становлении крымского этноса, о культуре, быте и традициях жителей Крыма.

Иначе сложилась судьба другого сына прадеда. Он не принял Революцию – не мог смириться с экспроприацией богатств, оставленных ему, стал противником установившейся Советской власти. Погиб при неизвестных обстоятельствах. Сын его Фетхи также был глубоко враждебен Советам и в немцах видел освободителей, которые могли вернуть отнятое у семьи состояние. Он был среди тех, кто с оружием в руках воевал за немцев. Когда Крым был освобождён, бежал в Турцию. Оттуда эмигрировал в Америку.

Спустя много лет я встретился с ним в Нью-Йорке. Мой двоюродный дядя оказался весьма ухоженным, вальяжным и красивым человеком. Укоренившись в США, он женился, но судьба его сложилась драматично: сын, воевавший во Вьетнаме, стал наркоманом, дочь, неудачно вышедшая замуж, была несчастна. Жена Фетхи, не выдержавшая всех испытаний, ушла из жизни. Я предложил ему приехать в Россию, но он был глубоко убеждён, что по прибытии в страну сразу будет арестован и брошен в тюрьму...

Я должен вернуться к событиям, когда Крым был оккупирован немецко-румынскими войсками.

Мой отец вступил в компартию Румынии в 1944 году и был среди тех, кто повернул оружие против немцев. В этом году с помощью Советской Армии Румыния была освобождена. Король Румынии, (бывший с начала войны в оппозиции генералу Антонеску, который установил военно-фашистскую диктатуру и стал союзником Гитлера), вернулся к власти. Сталин высоко оценил мужество короля Михая и вклад Румынии в разгром немецко-фашистских войск, наградил его орденом Победы. Отец принимал деятельное участие в этих событиях, поэтому редко появлялся в Констанце и не знал о рождении сына, который появился на свет Божий 29 февраля. «Запомни этот день, – сказала акушерка моей матери, – такой день бывает только один раз в четыре года, и у твоего сына судьба будет необычной». После всех ужасов, пережитых моими близкими, у мамы не было молока. Моей кормилицей стала жившая рядом немка домна (рум. - госпожа) Зигель, также недавно родившая. Забавно, в жилах моих течёт кровь румына, грека, турка, а вскормлен я немецким молоком, может быть, отсюда моя любовь к порядку и точности. Как я уже говорил, отец редко появлялся в Констанце, и впервые я увидел его, когда мне исполнилось 18 лет…

 

Я не знал, что родился в Румынии, не знал своего имени и фамилии, звали меня Юрием Муравицким. Я с детства жил в своём, придуманном мною мире, и этот мир отличался от мира окружающего, мне казалось, что мыслил я не так, как мыслят мои сверстники, и потом, уже будучи взрослым, понял, что я отличаюсь от других своим поведением, манерой говорить, генетической этикой и склонностью ко всему красивому – зелени, деревьям, цветам, к эстетике во всём окружающем. И всегдашней готовностью отдать последнее, чем располагаю. Деньги в моём кармане не удерживались и одного дня. Женщин воспринимал всегда идеализированно, возвышенно, считая их основой творения нас по промыслу Божьему. За образами их стояла загадочная космическая стихия; я был насыщен чувством восхищения очарованием и красотой женщины. Став взрослым, я обрёл определённый опыт и понял, что в этом эталоне есть свои особенности, но в глубинах женской сути, как бы она не проявлялась, всегда угадывался божественный огонёк.

По мере своего взросления я приходил к пониманию, что любовь это цель всякого человеческого существа и всё обретает особый смысл, когда мы любим и делимся этим чувством, а для человеческого сердца это способ выразить себя полностью. Кажется мне, что каждый из нас проживает свою жизнь «en attente d'un miracle» (в ожидании чуда), каким является Любовь. Она возвышает и поднимает нас до необычайной высоты, такой была любовь моих предков, такой была любовь моего отца, для него она стала потрясающей драмой, которая разворачивалась на протяжении всей его жизни.

Удивительной была любовь моей матери, пришедшая к ней уже в зрелом возрасте, и могучий поток которой подхватил влюблённые сердца, увлёк их, и на волнах её они, счастливые, плыли, пока ладья жизни не унесла в небесную страну. Человеку свойственна мечта о любви, и настоящая любовь возникает, когда встреча не случайна… Так и произошло в истории любви моей мамы Ольги. Ей, в силу различных жизненных обстоятельств, приходилось быть в разных странах, но мечта её звала в Испанию и, наконец, страна её мечты стала реальностью. Здесь, гуляя на набережной, она встретила его… а он узнал её – видел в своих снах. Англичанин свободно, как и Ольга, владел немецким языком, который стал языком их общения. Я не вижу здесь случайности, конечно, эта встреча была предопределена… Они прожили двадцать счастливых лет в Англии, в замечательной стране, куда я приезжал, чтобы навестить Ольгу – она нуждалась в моих приездах. Мы любили гулять в парках Лондона, особенно Ольге нравился королевский ботанический сад и Грин-парк, рядом с ним располагалась резиденция Королевы Великобритании Елизаветы II – Букингемский дворец. Развевающийся государственный штандарт над ним говорил о том, что королева находится во дворце и работает. Однажды нам повезло, и мы стали свидетелями выезда Королевы из резиденции. Очень эффектная и впечатляющая картина.

 

Господи! Странные сны, я в смятенье:

Лондон мне снится, ты там живёшь.

Как я хотел бы вернуться в то время:

Радость свиданий, и парки, и дождь.

 

Я очень чувствителен и раним, остро ощущаю страдания и боль других, оттенки в изменении настроения тех, с кем близок. Я стеснялся этих особенностей своего характера: мне казалось, что у меня неправильное восприятие мира, и мне надо быть таким же как все. Приходилось притворяться, что было не просто, – не переносил грубости, непристойности, к тому же был очень застенчив. Поэтому я больше молчал, чаще слушал. Компенсировал все эти свои «недостатки» безудержной отвагой, и это с лихвой покрывало моё несвободное общение и создавало определённый образ человека, с которым не страшны рискованные ситуации. В этой парадигме у меня было и своё восприятие женщины. Я взрослел и, как многие, прошёл свой путь от юношеской влюблённости до зрелой глубокой любви. И сейчас, когда мне немало лет, во мне живёт любовь, она живёт вне времени, не подчиняясь его законам. Будучи привлекательным молодым человеком, женским вниманием я не был обделён, и, если возникала симпатия, то отношения мне представлялись уже событием, которое вырывает из обыденности и требует особого поведения, особых слов. Возникали разные жизненные коллизии, когда одна история перетекает в другую, и все они раскрывают сущность бытия в событийной полноте. Признаюсь, я не очень готов писать об этой стороне своей жизни, хотя любовь есть отражение внутренней жизни души, где, может быть, открывается трансцендентная истина. Особенно сложно говорить об интимной стороне жизни: всякие признания в этой области мне чужды. После перенесённой два года назад операции, которая навсегда закрыла мне одну из граней этого чувства, я в гораздо большей степени погрузился в любовь, она для меня есть связь с духовным смыслом жизни.

Коробит от того, что в нашей повседневности наиболее часто употребляемое слово секс. Господа, читайте Александра Сергеевича Пушкина! Я предпочитаю дышать любовью в тишине, и хочу, чтобы над нею оставался покров тайны и очарования. Любовь эта та сфера жизни, в которую общество не должно вмешиваться. Тема любви большая, глубокая и примеры её весьма многообразны. Но давайте остановимся на том, что если есть любовь, пусть влюблённые летают, как влюблённые Шагала. Мне близки слова Поля Элюара: «Даже в самой кромешной печали есть открытое настежь окно, озарённое светом». И кажется мне, что таким окном является Любовь, и пусть она сопровождает нас, пока не уйдём за земные горизонты.

 

…И пыль времени смахну со страницы повести в той части, где рассказывается о моей юности, порой трудной, но и (сотру слёзы с лица) прекрасной – юность прекрасна своей юностью.

Леонид Муравицкий был сыном польского аристократа (семейное предание гласило, что у него в Польше было своё имение) и простой женщины, украинки. Судьба свела их, и они прожили долгую счастливую жизнь в несчастливое время. Плодом этой любви стал Леонид. Когда он вырос, поступил в военное училище, которое окончил перед войной и был зачислен в орган, созданный для борьбы и выявления коллаборационистов, диверсантов и лиц, сотрудничающих с фашистским оккупационным режимом – СМЕРШ. Леонид – высокий, атлетически сложенный мужчина, мужественного облика: высокий лоб, красиво очерченные губы, прямой нос и, как сейчас сказали бы, с харизмой. В моём семейном архиве сохранились фотографии прежних лет, среди них и фото Леонида, и моя с мамой, где мне было 15 лет – много фотографий тех лет с лицами в несовременных тонах. Я предполагаю, что во время войны Леонид Муравицкий был направлен в Крым для взаимодействия с крымским сопротивлением и выявлением враждебных Советской власти сил, сотрудничающих с немцами. Здесь судьба свела его с моими предками.

И не просто свела, а подарила любовь к старшей дочери моей бабушки – она тоже была красива, но не столь яркой красотой, как у моей мамы, и по характеру совершенно другая: Фатима была очень серьёзной, сдержанной, молчаливой девушкой, в общем, в бабушку, такой она и осталась до конца своей жизни, а Урие – младшая дочь, обладала огненным характером: эмоциональным, вспыльчивым, бесстрашным; говорят, она унаследовала его от своей киприотской бабушки. Вероятно, я свою вспыльчивость унаследовал от неё и всегда старался прятать её за вежливой улыбкой. Я уже писал о становлении моей душевной формации и о своей влюблённости в красоту. Она обусловлена красотой моих близких: маму все считали красавицей. Она обладала не той известной нам классической красотой, а сочетанием необыкновенных черт: прекрасные глаза янтарного отлива, унаследованные от бабушки, греческий нос, овал лица, густые каштановые волосы, общее выражение лица, богатого эмоциональной жизнью. Внешность отца отличалась благородством и аристократичностью черт. Моих прадеда и прабабушку также отличала внешняя красота; во всех, как принято говорить, была видна «порода». Наверное, внешние признаки формируют в последующих поколениях отношение к красоте, а душевно-телесные свойства передают наследственные черты, присущие предкам.

Мой дедушка по маме был невероятно добрый человек, просто исключительной доброты – яркая, интересная личность, и по рассказам тех, кто застал его ещё при жизни, был не только блестяще образованным человеком, но и не терпящим насилие в отношении всего, что окружает человека. Всякое насилие вызывало у него страдание и душевные муки, эти наследственные свойства тоже перешли к нам с мамой.

Я уже упоминал, что в конце войны старшая сестра мамы Фатима исчезла, много позже выяснилось, что влюблённый в неё немецкий офицер похитил её и переправил в Германию, но больше они не встретились – он погиб. Удивительны дороги любви – Леонид Муравицкий нашёл её в Германии, это было чудом: легче найти иголку в стоге сена, или же подтверждением того, что человеческие существования связаны между собой законом кармы. Войну Леонид Муравицкий закончил в звании капитана, награждён боевыми орденами и многочисленными медалями за отвагу. Конечно, это был отважный человек…

После войны Леонид устроился взрывником в геологоразведочную экспедицию, работающую в горах Средней Азии. По сложившимся обстоятельствам я был отправлен к тёте, жене Леонида, к ним в горы – так остались в моей памяти экзотические названия горных селений: Магиян, Шинг, Джиджикрут, Подруд – мало кто знает об этом чуде, созданным природой. Вопреки запрету взрослых гулять в горах в одиночку, я осуществил свою индивидуальную экспедицию. Я нашёл это место. Я увидел это чудо природы… Вернулся затемно – уже была поднята тревога по поводу моего исчезновения – и получил то, что заслужил…

Камералка геологов располагалась в Магияне, здесь мы и жили высоко в горах. С тех пор я полюбил горы, их суровую красоту. В доме, который находился высоко, почти на вершине, было недостаточно мест, и тётя стелила постель во дворе, что очень нравилось мне – я любил уединение – оно позволяло в мечтах уходить в другие неведомые миры, и в воображении они были прекрасны. Казалось, вершины гор почти упирались в небесный свод, а звёзды висели так низко, что когда я протягивал к ним ладони, то кончиками пальцев касался их лучистых граней. Как писал Михайло Ломоносов: «Открылась бездна, звёзд полна. / Звездам числа нет, бездне – дна». Понятие Бога мне тогда было неведомо, но подсознательно я ощущал божественную красоту мира и неслучайную природу своего появления в этом мире. Мечта уносила меня в глубины Вселенной, и я летал в таинственных звёздных пространствах, летал среди звёзд, касаясь их губами.

Спустя годы, я познакомился с Леной Глушко, и как-то она пригласила нашу компанию друзей в гости. Её родителей не было – они были на даче, и мы завалились к ней в знаменитый «Дом на набережной», о котором писал в своей книге Юрий Трифонов. Квартира была большая, располагалась на верхнем этаже и имела выход на площадку крыши. Я уже не помню, как оказался в кабинете Валентина Петровича Глушко, но запомнил на всю жизнь большой глобус звёздного неба, который стоял на рабочем столе. На нём рукой Сергея Павловича Королёва было написано: «Дорогому Валентину Петровичу, верю, что наши корабли проложат трассы на этих звёздных дорогах». Не ручаюсь за абсолютную достоверность, но смысл точен. Я стоял у этого глобуса и вспоминал свои путешествия в звёздных пространствах в горах Средней Азии.

Как я уже писал, путь моей душевной формации был не простым: я не знал, куда периодически пропадала моя Ольга, почему я должен был жить у тёти в горах, хотя в этом был элемент романтики и некой тайны, мне нравилось слушать рассказы геологов об их приключениях в экспедициях и удивительной террасе озёр в горах Подруда... Я был постоянно, с Леонидом, всюду сопровождал его, был к нему очень привязан, казалось естественным, что ношу его фамилию «Муравицкий». И Леонид был привязан ко мне, как к сыну, к сожалению, война оставила глубокий след в его душе – он часто выпивал. Мне «везло» – у него были свои представления, как должен воспитываться мальчик, и отрабатывал эту методологию на мне, например, заставлял меня драться обязательно не с одним, а только с теми, кто количественно превосходил меня. Сам прятался и наблюдал, если мои дела были плохи, тогда он вмешивался и спасал меня от поражения. Я уже говорил, что Леонид Муравицкий был взрывником, и мы частенько проводили время на складе взрывчатых веществ. Фильмы ужасов Хичкока отдыхают – это место должно было располагаться как можно дальше от населённых пунктов, и поэтому находилось в отдалённом ущелье, где температура воздуха была 45-50 градусов выше нуля, а с неба, казалось, лился янтарный огонь. Ущелье просто кишело ядовитыми змеями, скорпионами, фалангами, каракуртами и всякой другой мерзостью, плюс дефицит воды. Иногда нам приходилось жить там до 10 дней кряду, ночью он будил меня стрельбой, отстреливая заползающих змей и прочих гадов. Леонид Муравицкий был верен себе и продолжал проводить в жизнь свою методику моего воспитания. Я мальчишкой, благодаря таким «воспитателям», многому научился: один приучал меня терпеть боль, другой драться с превосходящими силами противника, стрелять из разных видов оружия, метать ножи и выживать в тяжёлых условиях. Все эти навыки мне пригодились, когда я служил в воздушно-десантных войсках. Пригодились и тогда, когда нужно было терпеть боль.

Конечно, со всеми этими перемещениями возникала проблема моей учёбы. Во всех школах, где я учился, особыми успехами похвастаться не мог – они были весьма посредственны, среди предметов, которые мне нравились, я больше любил естественные науки… Школу пришлось заканчивать экстерном – это было в Москве. Сдав семнадцать предметов по разным дисциплинам, я получил аттестат. И сейчас не понимаю, как мне это удалось – из группы в двадцать один человек только трое смогли сдать все экзамены и получить аттестаты. Я думаю, мне помогла страсть к чтению: как только я научился читать, а читать научился рано, «глотал» всё подряд, мне и сейчас кажется, что только книги по-настоящему приобщают к мировым знаниям, и до сих пор испытываю наслаждение от посещения книжных магазинов и покупки книги. К сожалению, испытываю трудности при чтении: после неудачной операции полностью потерял зрение на один глаз, да и второй видит на 50%. Поэтому он быстро утомляется. Бог милостив, и счастье, что я вижу.

Когда Советское правительство приняло закон о репатриации советских граждан, моя бабушка увидела в этом возможность вернуться в Крым, который для неё значил всё. Много позже я узнал, какое страшное потрясение испытал мой отец, когда, приехав в Констанцу, узнал, что мы уехали в Россию. Отец очень любил мою маму и эту любовь он пронёс через всю жизнь, так и оставшись до конца своих дней один, после смерти в его архивах я нашёл целую пачку не отправленных ей писем, в которых он писал, что она вся его любовь, вся его жизнь. Эта любовь стала драмой и, наверное, счастьем его жизни. К сожалению, моя мама не могла ответить ему взаимностью – у неё к нему было чувство благодарности, но не было любви.

Моё первое знакомство с зеркалом было неудачным: там, в Констанце, будучи ребёнком, я упал и головой ударился о край стоявшего напольного зеркала, получив первый шрам на память о пребывании в этом античном городе, сохранившем в своих развалинах очертания римской империи. Эта малая толика того, что я помню от встречи с этим городом, с незнакомым мне миром. Рождённый у моря, в клетках своих я навсегда сохранил его ощущение, желание погладить рукой волну и слушать, бесконечно слушать его таинственный шёпот.

Возвращение в Россию оказалось непростым: в Одессе сотрудники структуры, занимающейся вопросами репатриации граждан, посадили нас на поезд, идущий в Среднюю Азию, так мы попали в Самарканд – древнюю столицу Хорезмского государства, а из Самарканда нас отправили на глухую железнодорожную станцию Вревская. Это было похоже на ссылку, только было непонятно, в чём мы провинились?

 

Детства светлого осколки

Собираю воедино:

вот старик даёт мне хлеба,

Вкуса просто неземного,

женщина же молока

Нацедила мне грудного,

а Природа на десерт

Вырастила тутовник.

Пыль, жара, арык глубокий,

Ласточки полёт смертельный,

Поездов гудки и грохот,

Стрелочник там ходит –

Где навек застыло время.

Нам дали комнату, и в ней состоялось моя вторая встреча с зеркалом. На стену каким-то образом был прикреплён кусок его без оправы, с неровными, как будто отбитыми краями. Моя суеверная бабушка вскоре выкинула его: в доме такое зеркало, по её представлению, могло привести обитателей во власть тёмного мира. В этом осколке я впервые увидел своё отражение. На меня смотрела голова с выцветшими волосами, тёмными бровями, длинными тёмными ресницами и светло-карими глазами. Судя по всему, я был симпатичным мальчиком: часто взрослые отмечали мою внешнюю привлекательность. Это было знакомство с самим собой, благодаря зеркалу узнал, какой я, но в силу возраста никакого значения этому не придавал. Время этой ссылки было тяжёлым: у бабушки на руках были двое малолетних внуков.

История моей мамы необычна и загадочна. Она с юных лет прекрасно владела немецким и турецким языками, в Румынии выучила язык страны и свободно говорила на нём. Яркая, всегда очень красивая, до последних дней своей жизни, очень достойно, мужественно перенёсшая инфаркт, инсульт. Удивительная! Видимо, знание иностранных языков, красота привлекла внимание отдела внешней разведки КГБ и, очевидно, в какой-то момент она была привлечена для работы в этой структуре. Я думаю, что это случилось в последние годы войны. Не здесь ли прячется объяснение того, почему скрывалась история моего рождения и почему я носил чужие имя и фамилию, и фамилия «Муравицкий» была не случайной... Мама часто исчезала, порой, надолго, могу сказать, что в детские годы и годы юношества почти не видел её.

При жизни в короткие встречи с ней я не называл её мамой, а звал по имени, интерпретированному в русское «Ольга». Так Ольгой до конца дней своих она и осталась для меня. Я любил её, боялся за её жизнь и оберегал – старался, чтобы она не знала о драматических моментах моей жизни, и по какой-то счастливой случайности она была в эти периоды где-то вдалеке. Не было её со мной, когда я искалеченный и переломанный лежал в больнице, не было, когда я дважды перенёс многочасовые и сложные операции в области сердца. И она меня любила глубокими, но спрятанными во внешних проявлениях чувствами. Эта сдержанность характерна для всех нас по материнской линии. Во второй половине жизни мы очень сблизились и старались компенсировать то, что из-за жизненных обстоятельств было потеряно. Так сложилось моё детство, что у меня не было чувства происхождения от отца и матери, я не ощущал того, что у меня как у всех должны были быть родители...

В 1943-45 годах на севере Ирака вспыхнуло крупное курдское восстание. Северные районы, населённые курдами, были очень богаты нефтью. Курды – этот крупнейший тридцатимиллионный этнос Ближнего Востока – не имел собственного автономного государства и был разделён на пять частей: между Францией на Западе, Сирией и Месопотамией на юге, Персией (Иран) на востоке, Турцией и Арменией на севере. Самый разделённый народ в мире, курды занимают компактную территорию в четырёх странах... Конечно, курды всегда руководствовались идеей соединить живущих в разных странах соотечественников в единое государство Курдистан. Восстание курдов, в указанных выше годах, лидером которого стал Мулла Мустафа Барзани, было жестоко подавлено военной мощью Великобритании и Ирака. Мустафа Барзани, с оставшимся отрядом численностью 400 человек, ушёл в Иран, оттуда Барзани с оставшимися после боёв пешмергами – воинами, идущими на смерть – в количестве 300 человек, прорвался к границе СССР, и Барзани обратился с просьбой к Советскому Правительству о предоставлении политического убежища. Советы, сочувствующие курдам, удовлетворили просьбу Барзани. Муллу Мустафу приняли в Москве, где ему была предоставлена квартира на Новослободской и право учиться в Академии генерального штаба. Остальные курды были отправлены в Среднюю Азию, в частности, спрятаны, где ты думаешь, читатель? На станции Вревская! Воистину, неисповедимы пути Господни.

Среди них выделялся выдающийся воин курдов Мохамад Амин Мирхан Сулейман – человек почти двухметрового роста, со шрамом на лице, обладающий огромной физической силой. Он был воином бесстрашным и безжалостным – война, постоянные бои с противником с детских лет (а курдские мужчины сызмала привыкли не расставаться с оружием) были образом всей его жизни. Вскоре здесь появилась моя мама, наверное, не случайно, и стала его женой... Этот суровый, молчаливый человек, пустил её в своё сердце, поселил там и полюбил со всей нежностью и бережностью, на которую был способен. Казалось, моя мама могла поместиться на ладони этого исполина. Это был тот счастливый период, когда я был с ней. Его отношение ко мне диктовалось правилами воспитания мальчиков, которые были приняты у курдов. Прежде всего, он приучал меня терпеть боль, не произнося ни звука. Он клал меня на живот на свои колени и гасил о мой позвоночник 7-10 зажжённых папирос. Эти пятна долго оставались на моём теле, как память о спартанском воспитании. Я должен был бороться с ним, пытаясь его повалить, конечно, это было смешно: маленький щенок против огромного льва... Тем не менее, я вспоминаю этого необыкновенного человека с добрыми чувствами...

Я помню, у него было небольшое круглое зеркало, заключённое в круглую раму из красного дерева. На этой раме арабской вязью было что-то написано, это зеркало всегда было с ним – он часто доставал его, погружался в глубокую задумчивость и смотрел не в зеркало, а на эту арабскую вязь. Мулла Мустафа Барзани настоял на том, чтобы некоторые люди из его отряда, которые ему необходимы, были вызваны в Москву. Это два близких ему соратника – Мохамад Амин Мирхан Сулейман и Сеид Азиз, который спустя годы стал министром в правительстве Ирака. Так мы попали в Москву. Мирхан был принят в высшую партийную школу, а Сеид Азиз определён в дипломатическую Академию. Мирхан очень плохо знал русский язык, поэтому учиться в ВПШ ему было сложно, да и у Барзани и Сеид Азиза были трудности с русским языком, но постепенно языковой барьер сглаживался. Мы жили на улице Горького, у Центрального телеграфа. С тех пор моя жизнь, хотя местожительство менялось, не выходила из границ центра столицы.

Однажды, мы были приглашены к Мулле Мустафе Барзани домой. Он жил в огромной квартире на Новослободской, после станции Вревская меня поражали размеры улиц, домов, квартир... Пока они что-то обсуждали в гостиной, я ходил по квартире и увидел в холле огромное зеркало. Видимо, оно было старинное, очень помпезное, с роскошной рамой – третья моя встреча с зеркалом. Тогда я не очень понимал всей изысканной красоты зеркала, но впервые увидел себя в полный рост, и в этом отражении внимательно стал рассматривать мальчика – очень удивлённого и незнакомого...

Ольга Памуччи, Мохамад Амин Мирхан Сулейман и Сеид Азиз

 

В 1961 году курды вернулись в Ирак, Мулла Мустафа Барзани стал председателем рабочей партии Курдистана, Сеид Азиз министром, Мохамад Амин Мирхан Сулейман делал то, что ему лучше всего удавалось – воевать. Его боялись, за ним была устроена настоящая охота и, наконец, когда он был тяжело ранен, убийца проник в помещение, где он находился, и разрядил обойму ему в голову. Все курдские газеты Ирака вышли с заголовком, что погиб великий воин курдов. Это известие отменило отъезд мамы со мной в Ирак...

 

Перед армией мне открылась тайна моего происхождения. Я же не мог жить без документов, удостоверяющих личность. «Давай прогуляемся, – сказала однажды моя Ольга, – нам надо серьёзно поговорить». Мы дошли до Тверского бульвара, сели на свободную скамью. Заканчивался второй месяц весны, над Москвой царила весенняя синь апрельского неба, деревья на бульваре надевали на себя изумрудные одежды. Ольга долго молчала, наконец, она произнесла: «Я получила свидетельство о твоём рождении, оно пришло из Румынии. Ты больше не можешь быть Юрием Муравицким, ты больше не можешь жить без документов, твоё настоящее имя и фамилия здесь, в свидетельстве». Она протянула мне гербовую бумагу. Из неё я узнал имена своих родителей: Ольга Памуччи, Василе Строе, и я – их сын – Ион Строе. Всё это было удостоверено переводчиком нотариальной конторы в Москве. Итальянское звучание фамилии мамы вызывало вопросы, впрочем, как выяснилось позже, коктейль крови моей состоял из греков, турок, возможно, татар и, как выяснилось из моего свидетельства, ещё и румын, а если покопаться поглубже, то можно обнаружить и марсианскую, не случайно летал среди звёзд. Одним словом – «инопланетянин». Но спустимся с космических высот на землю. Сказать, что я был ошарашен известием, что отныне я не Юрий Муравицкий – не могу. Я принял это как факт, который не вызвал у меня никаких эмоций. Так сложилось, что у меня никогда и не было чувства принадлежности, происхождения от отца и матери, что я рождён от родителей. Конечно, у каждого человека есть в душе уголок, где сияет солнце материнской любви, благодаря которой безмятежно цветёт детство, но в моём случае всё сложилось иначе. Единственное, что меня озадачило, а как я могу внезапно изменившийся статус объяснить всем тем, кто знал меня? Я спросил Ольгу: «А как так могло произойти?». – «Знаешь, – ответила она, – во время войны и после неё возникали такие обстоятельства, которые вызывали к жизни разные решения, так получилось, что ты стал жертвой одного из этих решений». Признаться, мне было достаточно этого объяснения. «И ещё, – добавила она, – ты скоро  увидишь своего отца, он, узнав о нас, купил туристическую путёвку и прилетит из Румынии».

Вскоре состоялась наша встреча, она произошла в скверике у Большого театра: я увидел высокого красивого человека в голубом костюме – он был очень взволнован и неотрывно смотрел на Ольгу. Казалось, этот большой, красивый человек был готов разрыдаться и изо всех сил пытается сдержать разрывающие его чувства. Наконец, он обнял меня и поцеловал. Я был очень сдержан и просто не понимал, как себя вести, что говорить… Уже потом, узнав его ближе, размышляя о тайнах человеческой души, о мистериях любви своих близких и их судьбах, этих светлых наполненных любовью и красотой образов, я пришёл к пониманию, что эти примеры спасают, оберегают и сохраняют в тебе личность. Для моего отца Ольга была источником чистоты и света; он верил, что судьба свела их для слияния душ и сердец…. С этой верой он и жил, пока не ушёл за горизонт жизни. Но её душа молчала, и зов его души ей был не слышен. Кнут Гамсун писал, что любовь в своём исходе всегда трагична – этот постулат подтверждается любовью моего отца.

Василе Строе

 

У Василе, так звали отца, было несколько часов свободного времени. Мы жили в десяти минутах от Большого театра, и решили провести это время дома. Отцу было трудно изъясняться на русском языке, поэтому они с Ольгой вели беседу на румынском. Им было о чём поговорить, а я с интересом наблюдал, как Ольга свободно говорит на языке, который должен быть для меня родным… Время пролетело быстро, Василе надо было возвращаться в группу, и вновь глаза его наполнились слезами. Договорились, что он после возвращения в Румынию вышлет нам приглашение, и мы приедем к нему. Расставание было тяжёлым: было видно, что Василе очень не хотел уходить от нас.

После получения Свидетельства события развивались стремительно: уже скоро паспортистка, оформляя паспорт, спросила чью национальность я намерен взять – отца или матери, и, не дожидаясь ответа, приняла «соломоново» решение, а ладно, родился в Румынии, значит, румын. Так она узаконила моё румынское происхождение. Вскоре я был вызван в военкомат, где поинтересовались, каким видом спорта занимался. Я предъявил удостоверение, что окончил годичную школу планеризма в Мытищах, и совершил два прыжка с парашютом, что и определило мою армейскую судьбу: я был призван в воздушно-десантные войска и прослужил три года в Литве, в Каунасе.

Если в этом мире, где всё так преходяще, что-то должно сохраниться после моего ухода в небесную страну, я хотел бы, чтобы для моих детей и их детей сохранилась эта книга, написанная мной, как свидетельница памяти о моих предках, о моей жизни. Душа пробуждается любовью и формируется ею, хотя цель жизни непроницаема для человеческого ума.

 

Иллюстрации:

работы художника абстракциониста,

лауреата премии Кандинского Екатерины Васильевой

и фотографии из архива автора

 

--

Везде, где не указано имя поэта, приведены стихи автора книги.

 

Продолжение следует