Памяти осколки
Крохотною видится игрушкой –
Схлёсток первых бед и красоты –
Детство. Глушь. Глубокие снега.
В окнах мутные расплывы света.
Третий день у нас пурга, пурга,
Иней обивая, что присох:
– Волки, – просипел отец, – шныряют…
– Не к добру, – роняет мама вздох, –
Я не понял ничего тогда.
Но зато засело, как иголки:
Лиходейство дикое, когда
…Мама молча плачет у крыльца.
Серые ухмылки конвоиров.
«Чёрный ворон», увозя отца,
Давний сон, как гонки на кругу, –
Памяти минувшего осколки:
Снег, мороз, и я – бегу, бегу,
Присягнул я Родине служить,
Ненавидя беспредел правленья!
Не дано жестокости простить –
Мне желают: веселее будь,
Время лечит беды, как простуду.
Что вы, люди, разве в этом суть?!
И в тревоге – в ночь – бегу, бегу.
Шум погони за спиной не молкнет.
За-ды-ха-юсь! Я упасть могу…
Как предначертано
Как и бессмертья – не было и нет.
Но жаждущих несметное количество:
Какие страсти дыбились могучие
Во исполненье гибельной мечты!..
И уходили, как в пески зыбучие,
Неисчислимы жертвоприношения!..
И беспредельны в низостях своих
Всевластного безумства ухищрения
А всё идёт, как Свыше предначертано
В непостижимой дальности времён.
И навсегда: живым – остаться смертными…
Неумолим, но справедлив Закон.
Кого-то любя и о ком-то скорбя,
С п е ш и м!..
И уводит судьбы нашей трасса
И пусть позабыты мы необратимо,
Придавлены бытом текущего дня,
По каменным тропам, болотом рутины
До края терпения нашего чаша
Наполнилась прожитым, горечь храня,
Дорога, меж тем, не кончается наша,
И нет остановки, ни дня передышки –
Вот доля живущих, покой не любя,
До той деревянной прилаженной крышки,
Что тьмою укроет меня и тебя.
Всё меньше солнца на дворе.
Дымок сгорающего лета
Рассеян в гулком сентябре.
Темней небес голубизна.
И, словно ставший на колени,
Пенёк. И – юная сосна.
Тот перелесок за ручьём,
Где хор вели весною птицы,
И всё им было нипочём.
В траве поникшей занялись,
И первый лист роняет палый
На тропку
стынущая высь.
В переплетении ветвей.
А в гнёздах холодно и пусто.
И чист покой
Земли моей.
Ты – права:
И сумасшедшие слова
Они греховны и чисты,
Они – несбывшегося нежность,
В них воскрешение мечты
Ни в чём тебя не упрекну.
И подозреньем не унижу.
Ты не ищи свою вину,
Что было, былью поросло.
А то, что с нами происходит,
Так удивительно светло,
Спасением не могут быть
Ни ложь, ни хитрость, ни уловки.
Нам даже некого судить,
Будь счастлив, человек, вовек,
И беспечален в непогоду,
Как чистота прозрачных рек
Я говорю тебе:
– Прощай!
Но в мыслях теплю:
Нас ждёт с тобой
Далёкий край
Надежды и воспоминанья.
Бунтарства удаль
В глубине души
Возникла,
разрослась,
разволновала
И сразу даль в сиянье стала ближе,
Ухабы и откосы нипочём,
И ты готов отнюдь не для престижа –
Во благо! –
Но днём уймётся ветер понемногу,
Уляжется волнение травы.
И вновь свернёшь
На гладкую дорогу
По замыслу
остывшей головы.
Не всё и до конца дано понять,
Хоть зреет Разум неостановимо –
Вселенная в веках необозрима,
Но молодость в решеньях своевольна…
Сверяя с прошлым нынешний удел,
Однажды вдруг решишь самодовольно
В сиянье света лампочки настольной,
И в том разубеждать себя негоже.
Лелей, храни в душе самообман…
Так мореход без компаса в туман
Преодолеть стремится океан
…Лишь возмужав,
В какую-то минуту
Сам осознаешь грустно в первый раз,
И это будет вправду – звёздный час:
Чем ближе путь до Вечного Приюта,
Тем дальше Тайна Истины от нас.
И в тиши – расцветает оно.
Пронизав невесомое марево,
Может быть, обещанием праздника,
Может, это – к приходу друзей
Разрезвились весёлые «зайчики»
Потускнели сердитость и горести.
Поредела сомнений орда.
Поубавилось вяжущей вздорности.
Бога ради, останься негаснущим,
Это утро на все времена!
То-то будет нам, страждущим, празднище…
Жизнь дарована всё же – ОДНА!
Провальность тьмы,
И – животворность света,
Возвышенность мечтательных минут,
Поэзии заоблачный полёт,
И – низость сквернословия чумного.
Размашисто талантливый народ,
Безудержных познаний крутизна,
И – беспредел невежества глухого.
Прославленные в мире имена,
И – приговор своей страны суровой.
Как совместить нам эти антиподы?!
Как досадно мы рядом стареем.
Вот уж видится вечный приют.
Нагибаясь всё ближе к земле,
Вянут наши любимые ивы.
Как в запущенном давнем жилье,
Лишь светло небеса в голубом
Простираются, нас обнимая.
И опять мы, воскреснув, живём
Дарят нежность цветенья сады.
Скоры ласточек крылья косые.
До восхода вечерей звезды
Шум дождя, налетевшего вдруг,
И – скворцов суету у скворечни
Принимаешь, как после разлук
И весомее жизнь ощутишь
Без оглядки на длинные годы…
Вот бежит…
Здравствуй, правнук-малыш,
Пусть тебя не настигнут невзгоды.
автора вечного «Дорожного танго»/
«Сиреневый туман над нами проплывает…»
И до утра, Бог весть, о чём мечтали…
– Ты вечером придёшь? – он ей сказал.
Благоговенна тишина кругом,
Ну разве что – гудок шальной с вокзала.
Садилось, медля, солнце за холмом.
И только нежность
То осень золотила их листвой,
То зимние снега их серебрили,
Кропило лето радужной росой,
Откуда наползли: сомнений тень,
Гнетущее дыхание разлуки?..
И вот – последний шаг, последний день,
Не досказав друг другу главных слов,
Не оглянулись в светлое начало…
И на одну безгрешную любовь
Земля в тот самый час
беднее стала.
И где-то там, под лесополосою,
Увижу: очертанья шалаша
Лишь плавают светящиеся окна,
С ветрами да туманами зима,
И, поддаваясь новому соблазну,
Иду. И тратить времени не жаль,
Русак метнётся, видно, с перепугу.
Так воздух чист, так радостна свобода,
И что с того, что пасмурна погода?
Я здесь, где обрела покой душа,
Почувствую полней родство с природой.
Недостижима
И близка.
Обнажена, как откровенье.
Над грудью, вздёрнутой слегка,
Вспорхнула тонкая рука –
Непроизвольное движенье.
И перед строгими глазами
Седого Мастера чиста,
Она задумчиво с холста
Сейчас
Из дали-далека
Глядит.
И видит там, за нами,
Нам
недоступные века.
До времени забытые ненастья,
Ты, друг мой, вспомни острые углы
Беснуется за окнами гроза,
И град по стёклам лупит оголтело.
А ты закрой ладонями глаза
Дорога – так длинна и тяжела!
И просто вроде на исходе силы…
Зато остались позади дела,
А если в оборот тебя возьмёт
Нужды унылой пагубная вялость,
Припомни лютый тот голодный год,
Стремительно старея, не грусти…
Вон – м а л ь ч и к выполнил свою мессию:
Он не дожил до полных двадцати,
Отчаяньем губительным подмят
На жизненных опасных перепутьях,
Припомни, друг, как прошептал комбат:
Пусть будет нам заветом просьба та,
Всё остальное, друг мой, суета.
Впрочем, так же, как вчера…
Ты когда ж, судьба, натешишься?
Дайте отпуск, напряжение,
Колготня занудных дел,
В суете самосожжения
Сгиньте, жёлтое злословие,
Жизнь моя –
Как предисловие
К неизбежной книге:
«Смерть».
Как будто бы застывшей высоты,
И – «мессершмиттов» мрачные кресты…
Год сорок первый. Угасанье лета.
Сады устало медлят дозревать.
И – с горя обезумевшая мать.
Земля в разрывы дымные одета.
И медсестричка, пот стерев с лица,
Израненного тащит в тыл бойца…
Не дикий сон, не игры тьмы и света –
ПРИКАЗ: ни шагу никому назад.
С в о и х кладёт огнём «заградотряд»…
А сколько нас исчезло по наветам
И втоптано в траншеи, щели, рвы –
Не счесть, как листья луговой травы…
Да, победили. Да, чисты рассветы.
Всё реже вспоминается война.
Но как Победы горестна цена!
Нам не услышать честного ответа:
По чьей тупой вине и – почему
В наш дом впустили чёрную чуму?..
Мне видится, что неусыпно где-то
В окопах вязких с ледяной водой
Солдаты наши продолжают бой…
Не дай Господь, чтоб вам досталось это!
Шли по пятам за мной печали,
Ещё тогда – давным-давно
Мне так и было суждено
Не раздвоиться в мире том
Меж злом и праведным добром.
Вот и усвоил до кончины:
Что Доброта – первопричина
И мыслей всех, и дел насущных –
Вчера,
сегодня
и в грядущем…
Авось не свалят на ходу
Ни боль, ни брань,
пока иду.