высоко в сердце летят птицы

Четвёртое измерение № 25 (229) от 1 сентября 2012 года

* * *

…месили голуби впустую

столб ветра, заключённый в каланче,

река носила дымку золотую

на переливчатом плече;

светились в письмах длинные слова,

короткие – как бы накрыты тенью:

она была тесна переплетенью

стеблей, проросших небу в рукава…

* * *

Как спадающий дрожью по коже

слепок времени восковой,

что и с кем – позабудется тут же,

а с тобой –

это как подожжённых бумажек

свежий ветер щепотку берёт:

огнекрылок с поляны в овражек

опаляющий перелёт…

* * *

возьми из бессмыслицы дня

и в ночи

не слышать но эхо вдыхать научи

и детский рисунок серьёзно

переворачивать вниз головой

и небо проглянет под зимней травой

так ясно

так поздно

* * *

Как и все – последний блеск рассеешь

в молоке снятом.

Всё что не хранишь – да возымеешь

где-нибудь потом,

на излёте серебристых святок

апельсинного вкусив огня…

С опытом приходит лишь остаток

лет, осколок дня,

но и это – не ответ на общий

гул вопросов, шелест крыл.

…Человек смолкает – разрастаясь рощей

сверстников, чьи имена забыл.

Простая история

Пробегает огонь,

пролетает снег

через дом, который построил Джек

(верил ангелам,

не поминал чертей)

для своей семьи – череды смертей.

* * *

Пригородных пустырей

червонный сор стряхнув с колена,

пойми (и позабудь скорей),

как боль растительна и тленна,

как лёгкой смерти стрекоза

на волю смотрит из аптеки

во все зелёные глаза,

во все фиалковые веки…

* * *

Жизнь

в обмерзающей лохани

рубахой плещется бесшовной –

так птица зимнего дыханья

влетает в куст опустошённый:

где стены в тереме, где окна? –

чересполосица,

решётка:

кто постоит немного около –

зашатается от шёпота

вплотную – жизни…

* * *

Кто говорит, что жизнь недорога

и нет ей повода за поворотом? –

Вишнёвый сад

– огромные рога Оленя фон Мюнхгаузена –

вот он,

где розовато-бронзовый хрусталь

окутан молоком,

и лишь подошвам

не «здравствуй» чудится, а – «зарастай

звериным прошлым…»

* * *

Руку протягиваешь в дым –

ладонь распускается цветком,

который не видишь целиком,

и власти нет у тебя над ним.

Другой ладонью дым сотри –

уже не важно, чья взяла:

костёр исполинский весь – внутри

тебя.

И это – зима.

* * *

будущее было зелёным берегом

что же настоящее чёрный ящик

заходи как музыка к неуверенным

закрывай глаза среди говорящих

собеседников нет чтобы ты поверила

голосам не пробиться через ресницы

глубоко в небе растёт дерево

высоко в сердце летят птицы

* * *

…предрассветные крыши табачные души холостяки

известковому древу что хрупкости пустяки

лепестковому шуму в ушах что зимой зима

разрастается задарма

замерзающая вода в сердцевине древесных слов

стеклодув после ужина крысолов

надевает живое лицо на бессмертный лик

мир говорит велик

я вишнёвое дерево лепестки мои на горах

меж корнями крысиный прах

и у самого моря листвой моей что ни рыбак

сдабривает табак…

* * *

небу всего больней когда жгут лозу

ветер втирает пыль в его бирюзу

небо вбирает дым как баранья шерсть

расчеши меня снегопад

самое бестревожное из блаженств

когда глубже самой любви зарываешь клад

и за первым глотком молодого вина и дыма

забываешь

где это было

* * *

вся надежда богов на любовь без опыта

лента реки то и дело подковой согнута

у следящих вдвоём с моста за тенями рыбьими

все четыре руки то и дело бывают крыльями

вместо сердца то пёстрый птенец то хрустальный шарик

и это никому не мешает

* * *

Голос твой… – край земли, но – у ангелов под приглядом:

замирает вдали, чтобы эхо осталось рядом,

вышит искрами тишины – как нет моря без островов,

изменяет значенья слов,

ведь на то он и твой. …Ткань желаний причудлива и пестра,

дни и ночи ткала её Эхо, в миру – сестра Голоса:

бедные полубоги! – у самых глубоких вод

лодка их остановится, наша – далее поплывёт…